Хороший год

– Как можно забыть про твою сестру?

И он потянулся к сырам.

Макс допил «Рикар», вышел из кафе и ненадолго остановился у площадки, чтобы посмотреть на игру в шары. Когда-то давно дядя Генри взялся объяснять ему тонкости ударов point, tir, raspaille, sautеe (странная штука – французские слова приходили на ум сами собой, хотя смысл их совершенно позабылся), показывал, как правильно стоять, как бросать шар. Обучение племянника проходило на закате, у парадной двери, посреди усыпанного гравием двора. Запомни, твердил дядя, для игрока залог успеха – это дар убеждать, поскольку лишь умение переспорить противников обеспечит ему и верную тактику, и удовольствие от игры.

Один из игроков как раз собрался бросить шар. Ступни вместе, колени согнуты, лоб сосредоточенно наморщен; наконец – бросок. Шар описывает в воздухе длинную смертоносную дугу, расшвыривает два чужих шара и останавливается на волосок от cochonnet, маленького деревянного шарика, в который бросавший и метил. Бросок, безусловно, победный, думал Макс, но все оказалось совсем не так просто: обе команды, как по сигналу, начали бурную перепалку. Потребовалось немедленно измерить расстояние между boule и cochonnet в миллиметрах и даже в долях миллиметра, потом перемерить, но результат был опять оспорен, и пришлось делать замеры заново. Голоса становились все громче, плечи негодующе вздымались все выше, руки разводились все шире, выражая сомнение. Судя по всему, игра застопорилась, причем надолго. Уже не надеясь досмотреть ее до конца, Макс двинулся через площадь в ресторан.

Маленькое скромное заведение называлось «Chez Fanny»[27 - «У Фанни» (фр.).]: кафельный пол, плетеные стулья, бумажные скатерти и салфетки, плакаты с кадрами из старых фильмов по сценариям Марселя Паньоля. Однако у него имелось тайное оружие: во-первых, шеф-повар преклонных лет, учившийся кулинарному искусству в парижском ресторане «Ами Луи» и стряпавший не хуже, чем в столице; а во-вторых, сама Фанни. Именно она создавала ambiance[28 - Приятная атмосфера (фр.).], ту неуловимую притягательность, которая обеспечивает ресторану длительный успех.

Сколько уж раз мы слышали, что атмосферой сыт не будешь (это правда), что в заведении главное – хорошая кухня (а вот это неправда). Еда – занятие приятное, во всяком случае, должно быть таковым, но какая может быть приятность, если жуешь и пьешь в неприветливой безликой обстановке, и Фанни это понимала прекрасно. У нее посетители, причем не только мужчины, чувствовали себя нежно любимыми. Она целовала их, когда они приходили, и снова целовала, когда они собирались уйти. Она хохотала над их шутками. Разговаривая с клиентом, она непременно касалась его: трогала за руку, слегка жала плечо, гладила по щеке. Она подмечала все, не забывала ничего; казалось, ей дороги все гости до единого.

Разумеется, слух о том, что у большого дома объявился новый хозяин, дошел и до Фанни. В Сен-Поне уже не было человека, который не слыхал бы о нем либо от деревенского информбюро в лице жены мясника, либо от премудрых старцев, завсегдатаев кафе. Увидев, что Макс направляется через площадь к ресторану, Фанни посмотрелась в зеркало, поправила волосы, dеcolletе и вышла навстречу гостю.

Макс уже углубился в изучение меню, прибитого к стволу платана.

– Bonsoir[29 - Добрый вечер (фр.).], месье.

Макс поднял глаза:

– Привет. Ой, простите. Bonsoir, мадам.

– Мадемуазель.

– Да, конечно. Извините.

Несколько секунд они молча с улыбкой смотрели друг на друга. По их лицам внимательный наблюдатель сразу понял бы, что оба рады знакомству.

– Я не слишком рано пришел?

Ничуть не рано, заверила его Фанни, очень вовремя, потом начнется наплыв посетителей. Она усадила его за столик на маленькой террасе, принесла бокал вина и блюдечко лоснящихся черных маслин, подала меню и ушла. Выбор не был обширным, зато Макс нашел множество любимых блюд: на закуску предлагались жаренные в масле цукини, запеченные в горшочке овощи и паштет; из горячих блюд bavette aux еchalotes[30 - Пашинка с луком-шалот (фр.).], жареная треска или brochette de poulet[31 - Жаренный на вертеле цыпленок (фр.).]; на десерт сыры и старые надежные выручалочки – tarte aux pommes[32 - Пирог с яблоками (фр.).] и cr?me br?lеe[33 - Крем-брюле (фр.).]. Такая незатейливая, но добротная еда привлекает посетителей больше, чем звездочки «высокой кухни» в путеводителях «Мишлен».

Выбрав блюда, Макс откинулся на спинку стула и, предвкушая отменный ужин, стал наблюдать за Фанни, которая обнималась с четверкой только что пришедших посетителей. Скорее всего, у нее есть примесь североафриканской крови, думал он, иначе откуда бы этот кофейный оттенок кожи, эта копна смоляных кудрей и черные глаза? Обтягивающая фигуру майка-безрукавка открывала стройную шею и подчеркивала упругую грудь. Макс скользнул глазами ниже: джинсы, веревочные сандалеты. Интересно, ноги у нее тоже красивые и длинные?

Перехватив взгляд гостя, Фанни с улыбкой подошла к его столику:

– Alors, vous avez choisi?[34 - Ну как, выбрали? (фр.)]

Держа наготове блокнот и карандаш, она села напротив Макса и чуть наклонилась к столу, чтобы записать заказ.

Усилием воли Макс подавил естественное желание поглубже заглянуть за вырез майки, вернулся к меню и продиктовал: цукини, бифштекс и графин красного вина.

Фанни все записала и напоследок спросила:

– Еще чего-нибудь хотите?

Несколько мгновений Макс молча смотрел на нее, подняв брови и дав волю воображению.

– Pommes frites? Gratin? Salade?[35 - Жареная картошка? Жюльен? Салат?]

Уже потом, за второй чашечкой кофе с рюмкой кальвадоса, Макс мысленно перебрал события первого дня своей новой жизни. Вкусный ужин и теплый вечерний ветерок прибавили ему оптимизма; теперь ясно, что он понапрасну так огорчился из-за вина. Если верить Чарли, это дело поправимое. Что же касается Русселя, то с ним нужно действовать тактично, осторожно, чтобы не наломать дров. Зато прочие открытия этого дня только обнадеживали – и дом с его чудесными перспективами, и прелестная деревушка, и обе красотки – давненько он таких не встречал. Но важнее всего, пожалуй, было подспудное ощущение, что он и впрямь может начать здесь, в Провансе, новую, счастливую жизнь. Откуда-то из прошлого в сознании всплыл мудрый совет дяди Генри юному племяннику: «Нигде в целом свете не найдется такого же местечка, где можно изо дня в день заниматься столь малым и получать от этого столь большое удовольствие. Когда-нибудь ты это поймешь».

Макс оплатил счет, присовокупив сверхщедрые чаевые. Народу в ресторане было по-прежнему много, но Фанни улучила минутку и, пожелав ему доброй ночи, расцеловала в обе щеки. Он вдохнул ее запах – о таком мечтает каждый юнец.

– A bient?t?[36 - До скорого? (фр.)] – спросила она.

Макс улыбнулся и кивнул:

– Теперь вам от меня не отделаться.

Глава 5

Разбудил Макса божий будильник – солнце, бившее прямо в окно спальни. Давненько он так сладко не спал, хотя заснул не сразу. Ему не хватало несмолкаемой лондонской колыбельной: отдаленного гула транспорта и подсвеченного городскими огнями неба. Здесь же, в сельской глуши, полная тишина и густая, непроглядная тьма. К ним не сразу привыкнешь. И теперь, еще в полусне, не очень понимая, где находится, он открыл глаза и уставился на оштукатуренный потолок с балками. На подоконнике три голубя вели нескончаемую беседу. Воздух уже прогрелся. Макс взглянул на часы и не поверил глазам: неужели он проспал до такой поздноты?! Первое утро в Провансе надо отметить пробежкой под солнышком, решил он.

Хотя многие чужестранные причуды, вроде тенниса, не были в диковину жителям Сен-Пона, при виде бегущего незнакомца в глазах сельчан, всю жизнь проведших среди виноградных лоз, вспыхивала искорка любопытства. Несколько фермеров, подрезавших слишком длинные побеги, приостановили работу, чтобы поглазеть на трусящего мимо Макса. По их понятиям, если человек в полуденную жару несется куда-то без надобности, это сродни добровольному самоистязанию. Непостижимая прихоть. Удивленно качая головой, они вновь склонились над лозами.

Максу казалось, что бежится ему здесь куда легче, чем в Гайд-парке; быть может, потому, что дышит он не выхлопами миллиона автомобилей, а чистым, свежим воздухом. Чувствуя, что по груди бегут ручейки пота, он перешел на размашистый шаг; сзади послышался шум: приближалась машина; Макс сошел на обочину.

Автомобиль сбавил скорость, чтобы ехать вровень с Максом. Глянув через плечо, он заметил буйные кудри и широкую улыбку Фанни. Обогнав его, она остановилась и распахнула дверь.

– Mais vous ?tes fou[37 - Вы сумасшедший (фр.).], – сказала она, одобрительно поглядывая на мускулистые ноги Макса. – Садитесь. Я отвезу вас в деревню. Кружечка пива вам, по-моему, не помешает.

Макс поблагодарил ее, но скрепя сердце отказался:

– Это я убегаю от последствий кальвадоса. И потом, вы же знаете англичан. Мы обожаем себя истязать.

Мгновение Фанни размышляла над этой национальной особенностью, затем пожала плечами и двинулась дальше; в зеркале заднего вида неумолимо удалялась маленькая фигурка бегуна. Странные они типы, эти английские мужчины; в большинстве своем дичатся женщин! Впрочем, если учесть особенности их образования, удивляться тут нечему. Однажды ей объяснили, что такое английские частные школы: одни сплошные мальчишки, в ванных комнатах только холодная вода и в пределах видимости – ни единой особы женского пола. Хорошенькое начало жизненного пути. Интересно, осядет Макс в дядином доме или нет, подумала Фанни и поймала себя на том, что ей этого очень хочется. В Сен-Поне выбор неженатых молодых людей был очень ограничен.

Пробежав третью милю, Макс начал жалеть, что отклонил предложение Фанни. Ощущение было такое, будто солнце сосредоточило весь свой пыл на его макушке; раскаленный воздух словно застыл – ни дуновения. Когда Макс добрался наконец до дома, он прямо-таки таял, как мороженое, шорты и майка потемнели от пота. На подгибающихся ногах он поднялся по лестнице в ванную комнату.

Душ представлял собой классический образчик французского слесарно-водопроводного искусства конца двадцатого века – истинное воплощение неудобства, нечто допотопное, подсоединенное к кранам ванны резиновой пуповиной. Модель поистине замечательная: одной рукой держишь душ, другой моешь то одну, то другую часть тела. Если же захочешь намылиться как следует, кладешь душ на дно ванны, где он извивается, распрыскивая струйки воды, а потом приступаешь к ополаскиванию – тоже по частям. В Лондоне просто встаешь под поток воды, и вся недолга; здесь же приходится напрягаться, принимая немыслимые позы, которым позавидует цирковой акробат.

Макс осторожно ступил на залитый водой кафельный пол и, не вытираясь, стал бриться. В аптечке над раковиной, среди пачек лейкопластыря и аспирина, нашелся флакончик дядиного одеколона, еще наполовину полный, – настоящий реликт из турецких бань в Мейфэре; этикетка, словно банкнота, украшена прихотливым орнаментом, а запах живо напомнил Максу шелковые халаты давней поры. Он побрызгался одеколоном, причесался; теперь надо было подыскать одежду, подобающую для обеда с мэтром Озе.

Она благоразумно предложила встретиться в сельском ресторанчике подальше от любопытных глаз и длинных языков жителей Сен-Пона. Проехав несколько миль, Макс без труда нашел нужное заведение, благо во французской глуши ресторанные указатели встречаются куда чаще дорожных знаков. До назначенного часа оставалось еще несколько минут.

«Оберж-де-Грив» представлял собой двухэтажное бетонное, похожее на блокгауз здание. Его архитектурное безобразие было прикрыто роскошными зарослями глицинии, которая оплела всю длинную террасу. Несколько компаний из местных предпринимателей да две-три пожилые пары вполголоса обсуждали меню. Мэтр Озе еще не появилась, хотя официант успел сообщить Максу, что она, как обычно, заказала столик с видом на виноградники, облепившие южный склон.

Макс заказал себе kir[38 - Аперитив из белого вина и черносмородинового ликера (фр.).], к которому ему подали тарелочку с редиской и щепотью морской соли, а также меню и винную карту – толстенный том в тисненом кожаном переплете с бесконечным списком дорогущих бутылок. Но вина хозяйства «Ле-Грифон» там не числились, чему Макс ничуть не удивился. Он подозвал официанта:

– На днях мне рассказали про одно местное красное вино. Называется, по-моему, «Ле-Грифон».

– Ah bon?[39 - Вот как? (фр.)]

– Как оно вам, неплохое винцо?

Официант склонился к Максу и понизил голос.

– Entre nous, monsieur, – большим и указательным пальцем он слегка коснулся кончика носа, – pipi de chat[40 - Между нами, месье, это кошачья моча (фр.).]. – Он помолчал, чтобы смысл сказанного дошел до посетителя. – Позвольте предложить вам что-нибудь более пристойное. Летом мэтр Озе предпочитает розовое из Вара[41 - Вар – департамент на юго-востоке Франции.], от Ла-Фигьер, светлое и сухое.