Восемь идеальных убийств

Глава 14

На следующий день я встал пораньше, собрал сумку с учетом возможной ночевки и направился в магазин. Спал я плохо. Все думал пронего, естественно. Я понимаю, что мне нужно придумать какое-то формальное имя для этого человека. Я всегда думал о нем как о своей тени, но это больше похоже на какого-то персонажа из комиксов. Так что, по-моему, взамен вполне сойдет Чарли – то самое имя, которое мы придумали вместе с Гвен. Да, пусть будет Чарли.

Едва я отпер входную дверь «Старых чертей», как из-за откидывающейся кошачьей дверки, ведущей в полуподвал, вприпрыжку появился Ниро. Там он иногда и спал, внизу возле отопительных труб, но никогда не задерживался там, если в магазине появлялись люди. Кот рухнул на пол и развалился передо мной, а я наклонился и почесал ему грудку и под подбородком. Подумалось, что, может, все-таки наступит такой момент в моей жизни, когда Ниро потянется вот так, чтобы привлечь к себе внимание, а я при этом даже и не вспомню про окровавленный труп Нормана Чейни; но этого пока не случилось.

Подойдя к магазинному компьютеру, я проверил почту, а потом написал короткое письмо Брендону, спросив, не против ли он закрыть магазин после своей смены. Я знал, что он это сделает, но просто хотел убедиться. Было воскресное утро, час ранний, так что ответа в скором времени я не ожидал.

Выпил кофе и еще раз обдумал свой план на утро. Решил, что часиков в девять, а может, даже в половине девятого вполне будет прилично позвонить Марти Кингшипу, бывшему офицеру полиции, который, как я знал, сейчас подрабатывал на полставки консультантом по безопасности в одном из крупных отелей в центре города. Мы познакомились с ним три года назад, когда он пришел в магазин во время читательской встречи с Деннисом Лихэйном[74], в ходе которой тот подписывал экземпляры своих книг. После того как Лихэйн ушел, Марти еще довольно надолго задержался в магазине, задавая мне вопросы про криминальные романы и походя признавшись, что и сам подумывал написать роман, когда еще служил в органах. В тот вечер, прежде чем уйти, он спросил меня, не хотелось ли мне как-нибудь выпить с ним по рюмашке. Я ответил, что нисколько не прочь, и был удивлен, когда он незамедлительно предложил место и время: бар под названием «Марльяв» на противоположной стороне парка – в следующий вторник, в восемь вечера.

В этом баре, втиснувшемся между двух соседних зданий на боковой улочке возле Перекрестка[75], я до сих пор еще не бывал. Вход его представлял собой узкую дверь, ведущую в зальчик с плиточным полом, больше похожий на какое-нибудь французское бистро, чем на тот тип заведения, в котором предпочел бы выпивать бывший коп. Марти Кингшип сидел за длинной стойкой, беседуя с одним из барменов. Вид у него был почти удивленный, когда я запрыгнул на соседний с ним табурет, словно он уже забыл, что сам назначил здесь встречу.

– О, это вы? – произнес он.

– Ну да.

– Что будете? Лично я пью «Миллер лайт», но вон Роберт, – он мотнул головой на бармена, – говорит, что у меня жуткие вкусы.

Я попросил «Хефевайзен». Марти взял себе еще пива и заказал закуски – улиток и блюдо крошечных гамбургеров на шпажках.

Я не мастер заводить друзей. Иногда я списываю это на тот факт, что был единственным ребенком в семье и что оба мои родителя – разве что папаша в поддатом состоянии – не отличались особой общительностью. Но, думаю, проблема лежит глубже – просто в моей неспособности завязывать настоящие связи с людьми. Чем дольше я с кем-то пересекаюсь, тем большую отстраненность начинаю чувствовать. Я могу испытывать искреннюю симпатию к какому-нибудь немецкому туристу, который заходит в мой магазин на десять минут и покупает подержанный экземпляр романа Саймона Бретта[76], и всегда готов поболтать с ним, но стоит мне действительно начать узнавать людей, и они вдруг словно подергиваются мутной дымкой – будто оказываются за стеклянной перегородкой, которая становится все толще и толще. Чем больше я их узнаю, тем хуже их видно и слышно, о чем бы ни шла речь. Впрочем, есть и исключения. Клэр, для начала. Мой лучший друг в школе, Лоренс Тибо, который переехал куда-то в Бразилию в конце восьмого класса… И персонажи книг, конечно же. И поэты. Чем лучше я их узнаю, тем больше они мне по душе.

Марти, когда я только с ним познакомился, явно искал дружбы, и некоторое время я исправно пытался исполнять эту роль. Он служил в полиции где-то на западе Массачусетса, но вскоре после того, как его дети разъехались, а жена подала на развод, подал в отставку. Переехал в однокомнатную квартирку в многоэтажке возле Дадли-сквер и считал себя практически пенсионером, хотя иногда подрабатывал в охране и пописывал роман, который, как я был почти что уверен, никогда не закончит. Вообще-то с ним было весело. А еще Марти оказался гораздо умней, чем выглядел, – со своим ежиком на голове, сплющенным носом и грушевидным туловищем, он легко прочитывал штук пять книг в неделю. Было время, когда Марти приходил в магазин ближе к закрытию, подбирал пару-тройку новых наименований, а потом мы отправлялись куда-нибудь выпить. У него всегда имелась в запасе какая-нибудь занимательная история или смешной анекдот, и между нами никогда не воцарялось молчание, когда мы оказывались вместе. Поначалу все было хорошо, но, как и в случае большинства моих взаимоотношений с другими людьми, через какое-то время я почувствовал, что между нами вырастает стена. Словно бы мы достигли какого-то плато нашей дружбы, и некуда стало больше расти. В последнее время мы встречались где-нибудь за пивом разве что под Рождество.

Я не знал, сумеет ли Марти помочь мне, но подумал, что попытаться стоит. Он располагал и свободным временем, и возможностями, позволяющими раскопать кое-какую информацию про Нормана Чейни. Да, был определенный риск, но такой, на который стоило пойти. Чарли, кем бы он ни был, хотел, чтобы Норман Чейни умер. И еще хотел, чтобы это сделал кто-то другой, а значит, мог попасть в число подозреваемых в убийстве.

В девять я позвонил Марти.

– Привет, незнакомец! – поприветствовал он меня, словно ковбой из старого вестерна.

– Я тебя не разбудил?

– Неа. Только из душа вылез. Блин, чуть ли не двадцать минут там проторчал – все пытался прилепить старый обмылок к новому куску. Должно быть, купил какую-то новую марку мыла, а они ни фига не склеиваются. Это не типа того, что один зеленый, а другой коричневый, или что-то в этом роде… Не, они примерно одного цвета, но вот не хотят иметь друг с другом никакого дела, и всё тут. Ты ведь наверняка ради этого и позвонил – узнать, получилось у меня или нет?

– Нет, но история классная. Смотрю, жизнь у тебя просто бьет ключом, а?

– Вообще-то да. Приезжает Синди, остается здесь на весенние каникулы. Я нисколько не обманываюсь – ее больше интересует какой-то малый из местного универа. Но все же есть чего ждать, по крайней мере.

Синди – это дочь Марти, единственный член семьи, с которым он поддерживал регулярный контакт.

– Хорошая новость, Марти. Послушай, вообще-то я хотел попросить тебя об одном одолжении…

– Да ну? Давай.

– Если не сможешь или тебе это покажется чем-то стрёмным, просто скажи. Ничего ах какого важного.

– Ты хочешь, чтобы я кого-нибудь убил? – хохотнув, поинтересовался он.

– Нет, но вообще-то мне и впрямь нужна кое-какая информация про человека, которого убили. Это ведь вроде то, что тебе под силу, как бывшему копу?

– Какого рода информация?

– Все это строго между нами, – предупредил я. – Только никому не рассказывай.

– Нет проблем. У тебя какие-то неприятности?

– Нет-нет! – поспешно отозвался я. Только в ходе этого телефонного разговора я начал сознавать, что надо как-то обосновать свою просьбу. Секунду подумав, решил остановиться на перекрученной версии правды. – Со мной связалось ФБР, по поводу какого-то старого дела об убийстве. Четыре года назад в Нью-Гемпшире убили одного мужика, Нормана Чейни. Ч-Е-Й-Н-И. Мне всего не рассказывают, но, судя по всему, у него нашлась куча книг из моего магазина, и они думают, что тут может быть какая-то связь.

– Какого рода связь?

– Не говорят, какая именно. Я просто… Меня это просто малость ошарашило, и я вот подумал, не мог бы ты ради меня аккуратненько покопаться, выяснить что-нибудь про того мужика. Мне кажется, они темнят, потому что это может иметь какое-то отношение к Клэр или типа того.

– Да могу сделать несколько звонков, конечно… – отозвался Марти, явно слегка сбитый с толку. – Это наверняка ни о чем, Мэл. Периодически кому-нибудь всучивают старый «висяк», и обязательно находится какое-то направление, в котором раньше никто не удосужился поработать – типа, откуда он взял все эти книги, – и решают проверить. Гадание на кофейной гуще. Так, говоришь, из ФБР к тебе приходили?

– Угу. Странно, не находишь?

– Не парься. Звякну нужным людям. Хотя я уверен, что все это фигня.

– Большое спасибо, Марти.

– Что еще в твоей жизни происходит?

– Да не особо много чего. Покупаю книги, продаю книги…

– А давай-ка по пивку на днях вдарим! Я тебя наберу, как только будет какая-то инфа на этого Дональда Чейни, заодно и встретимся.

– Нормана Чейни.

– Ну да, ну да. Нормана Чейни.

– Угу, давай, – сказал я. – По пивку – это хорошая мысль.

Только лишь повесив трубку, я осознал, что плечи у меня затвердели, а челюсть чуть не свело от напряжения. Норман Чейни – это имя, которое я старался забыть на протяжении вот уже нескольких лет. Даже необходимость просто произнести его вслух изменила меня. Вдобавок не давал покоя вопрос: не сделал ли я большую ошибку, втянув во все это Марти? Может, и да, но как еще узнать, кто мог желать смерти Чейни? Я покрутил плечами, расслабил их, и в этот самый момент в магазин вошла Эмили, разматывая с шеи шарф. Пора было открываться – я включил везде свет, а потом подошел к двери и перевернул висящую на ней табличку на «Открыто». В глубине магазина на столе лежали стопки новых поступлений, которые предстояло рассортировать и расставить по полкам, и после того как Эмили освободилась от всех своих уличных одежек, мы вдвоем взялись за работу, в основном в молчании. Когда же все-таки заговаривали, я заметил, что голос у нее слегка хрипловатый, словно она пришла с простудой или же слишком много разговаривала накануне. Я припомнил, что у нее вроде есть какие-то личные планы. И все же трудно было представить, чтобы Эмили с кем-то слишком много разговаривала, а еще труднее – вообразить, чтобы у нее имелись какие-то личные планы.

– Что у тебя в последнее время новенького? – спросил я.

– Что ты имеешь в виду? – уточнила она.

– Да вообще-то особо ничего. Просто интересно, вдруг у тебя что-то изменилось в жизни… Все еще живешь в Кембридже? Встречаешься с кем-нибудь?

– Гм, – отозвалась Эмили, и я стал ждать продолжения.

– Видела какие-нибудь хорошие фильмы? – спросил я, просто чтобы спасти ситуацию, когда молчание неловко затянулось.

– Недавно посмотрела «Под кожей»[77], – ответила она.

– А, это тот самый, в котором Скарлетт Йоханссон играет кого-то вроде пришельца?

– Его.

– Ну и как?

– Реально супер.

– Приятно слышать, – произнес я, после чего решил больше не задавать ей никаких вопросов. У меня никогда не было детей, так что понятия не имею, как вести себя со внезапно замолчавшим тинейджером, хотя иногда мне казалось, что с Эмили меня связывают не одни лишь чисто деловые отношения.

Мы вернулись к расстановке книг по полкам, и я поймал себя на том, что размышляю о своем разговоре с Марти. Может, и было ошибкой просить его заняться Норманом Чейни, но, похоже, без этого все-таки не обойтись. Чейни – это моя ниточка к Чарли. Ну, пожалуй, еще и Элейн Джонсон, хотя выбрал он ее, должно быть, только из-за того, что я знал ее. И если допустить, что жертвами всех остальных убийств стали более или менее случайные люди, то к раскрытию его личности меня приведет только убийство Нормана Чейни. Он желал смерти Чейни, и если я выясню, по какой причине, то найду Чарли.

Около полудня зажужжал мой мобильник. Эта была Гвен – прислала эсэмэску, чтобы поставить меня в известность, что уже едет. Я сообщил Эмили, что сегодня уйду пораньше, а магазин закроет Брендон, а еще предупредил насчет возможности того, что открывать завтра магазин придется ей. И у Брендона, и у Эмили имелись ключи от «Старых чертей». Если ей и было любопытно, куда это я намылился, она этого никак не показала.

Около часа дня я стал то и дело бросать взгляды на входную дверь, сквозь стекло которой проглядывала Бери-стрит. Сумка была уже собрана, с достаточным количеством одежды и туалетных принадлежностей в расчете на возможную ночевку. Несмотря на некоторый мандраж, испытываемый по поводу всей этой ситуации, и того, что могла выяснить Гвен, я с нетерпением ждал этой поездки. Этой зимой я был уже сыт по горло Бостоном, город словно зажал меня в тиски. С нетерпением ждал убегающего вдаль шоссе, заснеженных просторов, возможности побывать в месте, в котором до сих пор еще не бывал…

В половине второго я высунул голову из двери и заметил, как прямо к пожарному гидранту на бежевом «Шеви Эквинокс» подруливает Гвен. Попрощался с Эмили и только успел выйти на улицу, как принялся трезвонить мой мобильник. Увидев на экране номер Гвен, я проигнорировал его, перешел через улицу к пассажирской двери и постучал в стекло. Она бросила взгляд в мою сторону, выключила телефон, и я забрался в машину. Пахла та внутри, как новая, и я подумал: уж не служебная ли? Защелкнул ремень безопасности и опустил свою небольшую сумку себе под ноги.

– Привет! – сказала Гвен. – Яуже забронировала нам два номера в Рокленде, на всякий случай. У вас с собой всё, что надо?

– Всё, – подтвердил я.

Она двинулась по Бери-стрит в сторону Сторроу-драйв. Мы оба молчали, и я решил не заговаривать первым, не зная, насколько Гвен сосредоточена на том, чтобы выбраться из Бостона. Однако как только мы выскочили на девяносто третью трассу, она поблагодарила меня за то, что согласился поехать.

– Будет просто здорово наконец-то вырваться из города, – отозвался я.

Повернулся и, впервые с того момента, как сел в машину, посмотрел на нее. Перед тем как сесть за руль, свою толстую зимнюю куртку она сняла, и на ней были крупной вязки свитер и темные джинсы. Руки лежали на руле в безупречно правильной позиции, которой учат в автошколах (на десяти и двух часах), и Гвен так напряженно всматривалась в дорогу, словно нуждалась в очках посильнее. Она была настолько поглощена дорогой и машиной, что мне удалось немного понаблюдать за ней. В профиль характерные черты ее лица проступили еще более заметно и выпукло – слегка вздернутый нос, внушительный лоб, гладкая бледная кожа, кое-где тронутая легким румянцем… Всякий раз, когда мне удается нормально рассмотреть людей, просто не могу удержаться от того, чтобы не представить их либо совсем юными, либо очень старыми. Гвен я сначала увидел пятилетней девчонкой – широко распахнувшей глаза, жующей нижнюю губу, прячущейся за ногу родителя. А потом представил ее в старости – седые волосы, убранные в тяжелый узел на затылке, кожа той пергаментной фактуры, которую приобретают некоторые люди в старости, но ничуть не портящая по-прежнему симпатичного лица с большими умными глазами… И тут в этом бледном овале лица вдруг на миг промелькнуло что-то смутно знакомое, хотя я так и не сумел понять, кого она мне напомнила.

– Детектив Чифелли ждет нас у дома Элейн Джонсон в шесть. Вы уже обедали?

Я сказал ей, что пока ограничился только завтраком, и в итоге мы остановились в зоне отдыха возле Кеннебанка в Мэне. Из заведений общепита здесь имелись «Бургер Кинг» и «Попайз». Взяли гамбургеров и кофе и быстро перекусили в кабинке у окна. Снаружи было так ярко – на небе ни облачка, а земля покрыта свежевыпавшим снегом, – что за едой мы оба то и дело прищуривались.

Расправившись со своим гамбургером и отщелкнув язычок с крышечки стакана с кофе, Гвен нарушила молчание:

– За убийство Дэниэла Гонзалеса уже кого-то арестовали. Вчера вечером.

– О! – встрепенулся я. – Это тот мужик, которого застрелили во время прогулки с собакой?

– Угу. Как оказалось, он еще и продавал МДМА[78] студентам в колледже, в котором преподавал, и его застрелил конкурент, такой же мелкий наркоторговец. Похоже, в данном случае мы ошиблись.

– И все же… – произнес я.

– Вот именно. У нас и без того хватает эпизодов, где все совершенно однозначно. «Убийства по алфавиту» – железно наш случай, «Двойная страховка» – тоже. И я, как мне кажется, практически не сомневаюсь относительно того, что мы найдем в доме Элейн Джонсон в Рокленде.

– Не сомневаетесь, что найдемчто? – уточнил я.

– Что-то. Он наверняка что-нибудь оставил. Он любитель театральных эффектов, этот Чарли. Типа как ему недостаточно просто убить трех людей, которые связаны между собой именами, – так надо еще и эти перья рассылать!

– Какие еще перья? – удивился я.

– А, забыла, что не рассказывала… Те, что были отправлены в отделы полиции после того, как были убиты Робин Каллахан, Итан Бёрд и Джей Брэдшоу. Каждый раз полиция получала конверт, содержащий единственное птичье перо. Вообще-то мне не стоило вам об этом говорить, поскольку этот факт скрывается от прессы, но, думаю, теперь я могу вам доверять.

– Приятно слышать, – заметил я.

– Теперь понимаете, что я подразумеваю под театральностью? Потому-то я и уверена, что на месте преступления мы обязательно что-нибудь найдем. И по этой причине, и потому, что вы знали ее. Поскольку тот, кто следует вашему списку, знает вас. Я не хочу сказать, чтои вы знаете его… хотя такое тоже не исключено. Но сам он вас точно знает. Чарли вас знает. И я думаю, что найдем мы нечто такое, что свяжет преступление с вашим списком. Нечто осязаемое. У меня насчет этого хорошее предчувствие. Вы будете доедать?

Только тут я осознал, что держу на весу половину своего гамбургера уже добрых две минуты.

– Ой, простите, – опомнился я и откусил здоровенный кусок, хотя успел уже потерять аппетит. Я знал, что все, сказанное Гвен, полностью соответствует действительности, но было по-прежнему жутковато слышать это откуда-то помимо моей собственной головы.

– Можете взять с собой, если хотите, но нам уже пора выдвигаться. До Рокленда еще как минимум пару часов ехать.

Глава 15

Внутри обиталище Элейн Джонсон оказалось практически таким, каким я его себе и представлял – захламленным и пыльным, повсюду книги.

Это был типичный сельский дом с мансардными окнами и облупившейся серой краской на стенах. Располагался он примерно в полумиле от автострады номер один, совершенно заросший соснами и почти недоступный из-за недавнего снегопада. Гвен остановила «Эквинокс» на изрытой колесами улочке сразу за полицейским автомобилем, в котором нас дожидалась детектив Лаура Чифелли – среднего возраста женщина с круглым симпатичным лицом, едва выглядывавшим из-под отороченного мехом капюшона безразмерной зимней куртки. Дело было к закату. Бледное солнце низко повисло над горизонтом, наше дыхание в морозном воздухе вырывалось изо рта облачками пара. Мы быстро обменялись приветствиями, а потом, проваливаясь в снегу, двинулись к крыльцу, где постояли, как мне показалось, минут пять, пока детектив Чифелли рылась по карманам в поисках ключей. На подъездной дорожке стоял автомобиль, один из этих старых угловатых «Линкольнов», наверняка слишком большой для пристроенного гаража на одну машину. Детектив сообщила нам, как только мы оказались внутри, что, по ее последним сведениям, дом на данный момент является невостребованной собственностью, поскольку Элейн Джонсон скончалась, не оставив завещания и не имея ближайших родственников.

– Свет есть? – поинтересовалась Гвен.

Вместо ответа детектив Чифелли хлопнула ладонью по выключателю, отчего кухню залил резкий свет с потолка.

– Ни воду, ни электричество пока не отключали, – объяснила она. – И, насколько я понимаю, отопление тоже работает, но по самому минимуму, только чтобы трубы не заморозить.

Я оглядел кухню, с удивлением узрев на выложенной кафелем стойке-«островке» открытую банку арахисовой пасты с воткнутым в нее ножом. Мне не нравилась Элейн Джонсон, но это вовсе не означало, что я ликовал по поводу ее одинокой смерти.

– Криминалисты составляли отчет? – спросила Гвен.

– Нет. Только коронер. Это было списано на естественную смерть. Инфаркт. С тех пор как тело увезли, никто сюда не заглядывал, насколько мне известно.

– А сами вы здесь были?

– Была. Я и приняла вызов. Тело обнаружилось в спальне, примерно посередине между встроенным шкафом и кроватью. Труп пролежал там около недели. Я поняла, что это именно труп, едва только вошла в кухню.

– Уф, ничего себе, – сказала Гвен. – А кто позвонил в полицию?

– Соседка через улицу сообщила, что почтовый ящик миссис Джонсон переполнен. Их ящики стоят бок о бок. Когда я приехала проверить, передняя дверь была не заперта, так что я вошла. И сразу поняла, что дело плохо.

– А больше ни о чем эта соседка не говорила? О какой-то подозрительной деятельности в районе?

– Про такое не слышала. Хотя мы не сочли это подозрительной смертью, так что никто эту соседку не опрашивал. Может, завтра? Вы с ночевкой?

– Да, – ответила Гвен. – А еще мне, скорее всего, понадобится побеседовать с коронером. Все будет зависеть от того, что мы найдем здесь, в доме.

Я вполуха прислушивался к тому, как они ведут разговор, но уже начал обследовать кухню. На задней стене под потолком висели два шкафчика, наверняка предназначенные для всяких припасов или посуды, но Элейн заполнила их книгами в твердом переплете. Я изучил корешки – полно романов Элизабет Джордж[79] и Энн Перри[80], двух ее любимых авторш, но имелось тут и несколько книг, которые я отнес бы скорее к категории романтического саспенса, причем с уклоном в романтическую сторону – жанр, который, по уверениям Элейн Джонсон, она откровенно презирала.

– Ну вот и отличненько, – резюмировала детектив Чифелли, после чего добавила: – Итак, буду только рада побыть тут с вами обоими, помочь вам осмотреться. Хотя меня столь же устроит оставить вам ключ и не путаться у вас под ногами. Можете вернуть его завтра с утра, в любое удобное время.

– Вам нет никакой нужды тут с нами торчать, – заверила Гвен. – Мы и так вас достаточно напрягли.

– Ну вот и замечательно. Тогда оставляю вас здесь, а вы заскакивайте завтра в отдел в любое время.

– Вполне устраивает.

Мы распрощались с ней и проследили, как она бредет по глубокому снегу обратно к своей машине.

Гвен повернулась ко мне.

– Готовы? – спросила она.

– Конечно. Есть у нас какой-то план наступления или просто для начала осмотримся?

– Думаю, вам стоит сосредоточиться на книгах, а я займусь чем-нибудь другим.

– Годится, – сказал я.

Мы шагнули в комнату, которая наверняка некогда служила столовой, и Гвен отыскала выключатель. При свете помигивающей люстры стало ясно, что чуть ли не каждую свободную поверхность здесь занимали книги, большинство из которых были кое-как составлены стопками на полу или прямоугольном обеденном столе.

– Может, мне потребуется кое-какая помощь с книгами, – сказал я.

– Вам не надо их внимательно изучать; просто посмотрите, нет ли чего необычного. А я поднимусь наверх в спальню.

Я остался в столовой. Трудно было смотреть на собранную Элейн Джонсон коллекцию детективов и сразу же не прикинуть, сколько все это добро может стоить. Хватало тут и откровенной макулатуры – стопок массового чтива в сомнительном состоянии, – но я быстро засек первое издание «Вскрытие показало» Патриции Корнуэлл[81] и одно из ранних изданий «Черного эха» Майкла Коннелли[82]. Интересно, подумал я, что теперь станется с этими книгами, а потом напомнил себе, что я здесь совсем по другому поводу.

– Малколм! – это Гвен кричала со второго этажа.

– Да! – крикнул я в ответ.

– Можете подняться сюда?

Я поднялся по лестнице, тоже уставленной стопками книг по краям ступенек, и нашел Гвен в спальне, где она не сводила взгляд с пары наручников, висящих на гвозде. Я ткнул в них пальцем.

– Ни к чему не прикасайтесь, – поспешно произнесла Гвен. – По-моему, сначала надо снять отпечатки.

– В «Смертельной ловушке» тоже на стенке висят наручники. Они играют критическую роль в пьесе.