Письма

привет.

(1) То ??????????, остаток от дела Приска (я писал тебе об этом в прошлом письме), хорошо ли, плохо, но подрезано и подчищено. (2) Фирмин явился в сенат и стал оправдываться в преступлении, уже известном. Мнения консулов были различны: Корнут Тертулл

предлагал исключить его из сената; Акутий Нерва – отставить при жеребьевке провинций. Это предложение, как будто более мягкое, и было принято, на самом деле оно жесточе и печальнее. (3) Как горько лишиться почестей сенатора и нести только труды и тяготы этого звания? Как тяжело опозоренному не прятаться в уединении, а стоять на виду, всем напоказ, на такой высоте! (4) А затем, в интересах ли государства, к чести ли его допускать, чтобы человек, заклейменный сенатом, сидел в сенате, равный тем самым людям, которые его заклеймили; чтобы отстраненный от проконсулата за подлое поведение в бытность легатом решал вопрос о проконсулах и, осужденный за грязную алчность, осуждал за нее или оправдывал других. (5) Так, впрочем, решило большинство. Мнения ведь подсчитывают, не взвешивают, да иначе и не может быть в государственном совете, где в самом равенстве столько неравенства! Разум не у всех одинаков, а права одинаковы.

(6) Я исполнил обещание, данное в прошлом письме. Судя по времени, ты его уже получил; я отдал его письмоносцу

, который аккуратен, не любит задерживаться, разве что помешает в дороге. Теперь ты должен отблагодарить меня и за это письмо, и за первое – самым подробным письмом, которое только и можно прислать из твоих краев. Будь здоров.

13

Плиний Приску

привет.

(1) Ты жадно хватаешься за всякий случай оказать мне услугу, а мне никому не бывает так приятно быть обязанным, как тебе! (2) По этим двум причинам я и решил обратиться именно к тебе с просьбой, которую очень хочу, чтобы ты исполнил. Ты командуешь очень большим войском, поэтому у тебя широкая возможность оказывать покровительство и ты в течение долгого времени мог выдвигать своих друзей

. (3) Оглянись на моих, на немногих! Ты предпочел бы, чтобы их было много, но я по скромности представлю тебе одного-двух, да нет, одного.

(4) Это будет Воконий Роман

; отец его в сословии всадников был человеком известным; еще известнее его отчим, вернее, второй отец (он получил это имя за любовь к пасынку), мать знатного рода. Сам он недавно был фламином в Ближней Испании

(ты знаешь, как строго судят о людях в этой провинции). (5) Я крепко полюбил его еще с тех пор, как мы вместе учились; он был со мной в городе, со мной в деревне; с ним я делил и серьезные занятия, и забавы

. (6) Нет друга вернее, застольника приятнее. Его речь, его лицо и выражение лица удивительно привлекательны. (7) Прибавь к этому высокий и тонкий ум, обходительность, обширное знакомство с судебной практикой. Письма он пишет так, что кажется, будто сами музы заговорили по-латыни. (8) Я очень люблю его, он меня не меньше. Уже юношей я ему, юноше, жадно стремился помочь, насколько по возрасту мог; недавно выхлопотал от наилучшего принцепса «право троих детей»

: он обычно дает его скупо и с разбором, но тут пожаловал, словно по собственному выбору. (9) Услуги мои я могу закрепить, только прибавляя к ним новые, тем более что он принимает их так благодарно, что, получив одну, уже заслуживает следующую. (10) Ты видишь, каков этот человек, как хорошо я его знаю, как он мне дорог. Продвинь его, пожалуйста, по своему разумению и по своим силам и, во-первых, полюби его. Как бы много ты ему ни дал, больше своей дружбы ты ничего дать не можешь, а он достоин самой тесной близости. Чтобы ты лучше его узнал, я и описал тебе вкратце его занятия, характер, вообще всю его жизнь. (11) Я бы и дальше приставал к тебе, но ты не любишь длинных просьб, а я и так наполнил ими все письмо: просьбы убедительны, если приведены их причины. Будь здоров.

14

Плиний Максиму

привет.

(1) Ты прав: меня изводят дела в суде центумвиров, утомительные и не доставляющие удовольствия. В большинстве случаев это мелкие, ничтожные тяжбы; редко попадается дело замечательное по известности сторон или по своей значительности

. (2) Кроме того, мало людей, с которыми приятно выступать; большинство – это нахальные, темные юнцы, которые пришли сюда декламировать

, причем так непочтительно и дерзко! Атилий

, по-моему, метко сказал, что мальчишки начинают свои выступления на форуме с этого суда, как в школе с Гомера

: и здесь и там в основу кладут самое важное. (3) Клянусь Геркулесом! еще на моей памяти (так обычно говорят пожилые люди) тут не было места самым знатным юношам, если их не приводил с собой кто-нибудь из консуляров

: с таким уважением относились к этому чудному искусству оратора. (4) Теперь преграды, поставленные застенчивостью и почтительностью, сломаны: все открыто всем – юношей не вводят, они вламываются.

Слушатели под стать актерам: наняты и куплены. Они сговариваются с «подрядчиком»; посередине базилики спортулы раздаются так же открыто, как в триклинии, и за такую же цену из одного суда переходят в другой. (5) Не без остроумия этих людей называют ?????????; дано им и латинское имя «Laudiceni»

. (6) Гнусный обычай, заклейменный обоими языками, с каждым днем входит в силу. Вчера двух моих номенклаторов (они в том возрасте, когда только что надевают тогу) тащили кого-то хвалить – за три динария

. Вот за сколько ты окажешься красноречивейшим оратором! За такую цену на скамейках, сколько бы их ни было, не окажется пустого места, за эти деньги соберется огромная толпа слушателей, и когда предводитель хора подаст знак, поднимутся нескончаемые приветственные крики

. (7) Знак нужен людям, которые ничего не понимают, да и не слушают: (8) большинство не слушают, но так, как они, никто не хвалит. Если ты будешь проходить через базилику и захочешь узнать, как кто говорит, тебе незачем подниматься на трибуну

и незачем слушать, – угадать легко: знай, что хуже всего говорит тот, кого больше всего восхваляют.

(9) Первый ввел этот обычай слушать Ларций Лицин, только слушателей все-таки приглашал он, как, помню, слышал от моего учителя Квинтилиана

. (10) Вот как он рассказывал: «Я сопровождал Домиция Афра

. Он говорил перед центумвирами, важно и медленно (это был стиль его речей), и услышал рядом неистовые, необычные крики. Он удивился и замолчал. Когда все смолкло, он стал продолжать оборванную речь. Опять крик, опять он умолкает – наступает молчание, и он начинает говорить. (11) В третий раз повторяется то же самое. Наконец он спрашивает: кто это говорит? Ему отвечают: «Лицин». Тогда он прекратил речь и воскликнул: «центумвиры, погибло наше искусство». (12) Афру казалось, что красноречие погибло, когда оно только еще начинало гибнуть, сейчас от него уцелели жалкие остатки. Противно вспоминать, каким ломающимся голосом произносятся речи, какими по-детски восторженными криками их встречают. (13) Не хватает только рукоплесканий, хотя, пожалуй, тарелки и бубны подойдут лучше к этому пению

; рева (я не могу иначе назвать восхваления, неприличные даже в театре) больше чем достаточно.

(14) Меня до сих пор удерживает здесь мысль о пользе друзьям и мой возраст: я боюсь, как бы не показалось, что я сбежал не от этого возмутительного зрелища, а просто от работы. Выступаю я, впрочем, реже обычного: с этого начинается постепенный отход. Будь здоров.

15

Плиний Валериану

привет.

(1) Ну как твое старое имение у марсов?

а как новая покупка? поля, ставшие твоими, тебе нравятся? Такое случается редко. Полученное радует меньше желаемого. (2) Материнские имения

ко мне неласковы, но они материнские, и мне там хорошо. И вообще от долгого терпения я стал твердокожим. Хватит вечных жалоб; стыдно жаловаться. Будь здоров.

16

Плиний Анниану

привет.

(1) Ты, по своей обычной расчетливости, советуешь мне не считаться с табличками Ацилиана

(он назначил меня одним из наследников), потому что они не утверждены завещанием. Этот закон и мне не безызвестен, – он, впрочем, знаком даже тем, кто ничего другого не знает. (2) У меня есть, однако, собственный, для себя изданный закон: полностью соблюдать волю умерших, хотя бы законно и не оформленную. Таблички эти написаны рукой Ацилиана – это несомненно. (3) Пусть они не утверждены завещанием, для меня они утверждены, тем более что доносчику тут делать нечего. (4) Если бы можно было опасаться, что народ отберет мною розданное

, то мне следовало бы действовать осторожнее и не торопиться, но так как наследнику разрешено отдавать то, что ему досталось по наследству, то ничто не препятствует моему закону, которому не противоречат и государственные. Будь здоров.

17

Плиний Галлу

привет.

(1) Ты удивляешься, почему я так люблю мое Лаврентинум (или, если ты предпочитаешь, мой Лаврент). Ты перестанешь удивляться, познакомившись с прелестью виллы, удобством местоположения, широким простором побережья