Просыпаемся – летим,
Типа, я и Вася.
Шар воздушный, шар земной,
А в плетёной таре,
Между ними, над страной,
Две небритых хари.
Мы с Василием грустим,
А не шутки шутим,
То пальцами похрустим,
То башкой покрутим.
Думать пробовали с ним,
Типа, как спуститься.
Мы болтаться не хотим
В небе – мы не птицы.
Что тут долго размышлять
Мужикам болезным?
Нужно шар проковырять
Чем-нибудь железным.
Да, железо, где же взять?
В горе безутешном,
Вася брюхом стал страдать…
Ну, и я, конешно.
Думать некогда. Потом.
Типа, зубы стиснув,
Оказались за бортом,
На руках повиснув.
Дело сделано, гулять
Можно, типа, смело.
Только смотрим, что земля,
Ниже отлетела.
Легче сделались тела
Наши, в небе синем.
Делать надобно дела
Где-нибудь в корзине.
Время к вечеру идёт,
Голодно и скучно,
Слышим, вроде самолёт,
Загудел натужно.
Мы с Василием кричим,
Типа, – жрать охота,
Может, сбросите харчи,
Типа, с самолета.
Вот скотина, вот нахал,
Бросил без ответу,
И крылом не помахал.
Пролетел, и нету…
…
Чтобы мне не заводить
За булыжник рака,
Лучше сразу сообщить —
Спрыгнули, однако.
Пролетая над леском,
Как-то ненароком…
Я теперь хожу ползком,
А Василий боком.
Ты не плачь
У иконы свеча. Можно вдоволь поплакать,
Дав на откуп врачам то, что будет потом.
Как же выла тогда по хозяйке собака,
Провожая в студёный заоблачный дом.
Мы открыли роман, только не дочитали…
Твой ли голос почудился, где-то вдали:
«Всё забудь, в этих знаниях столько печали,
Слёз, сгоревших мостов, кораблей на мели…»
Боже мой, отними у меня эту память,
Эту страсть, эту боль разлучённой любви,
Эту осень… укрой неживыми листами.
Поскорее на «после» и «до» разорви.
…Покидают меня перелётные души,
Оставляя пустыми дома и тела:
«Ты не плачь, умоляю, не плачь, ты послушай.
Все умрут… даже ты… я уже умерла»…
У тебя в Эдеме
Надо встретиться. Только, вот, где бы?
Можно в прошлом, и выключить время.
Или в будущем, где-то в Эдеме.
Там, надеюсь, такое же небо
И закаты, и ночи, и зори.
Та же оторопь, глядя на звёзды.
Виноградные лозы и гроздья,