Зовите меня Джо

– Старик, ты себя замучишь когда-нибудь своей работой. Но синяки под глазами у тебя не из-за этого. Что-то неладно с Маргаритой, верно?

Федоров нервно дернулся.

– Что с ней не то?

Они с Маргаритой Хименес уже несколько месяцев подряд жили вместе.

– Борис, в нашей маленькой деревне так трудно что-то скрыть. Все видят, что она в тоске.

Федоров отвел взгляд и уставился туда, где за распахнутой дверью зеленела листва.

– Как бы мне хотелось, чтобы она так не страдала… – пробормотал он.

– М-м-м… – смущенно протянул Перейра. – Если помнишь, мы с ней время от времени бывали вместе, пока она не ушла к тебе. Может быть, что-то в ней мне понятно даже лучше, чем тебе. Я не хочу сказать, что ты бесчувственный, Борис, но женщин ты понимаешь плоховато. Мне бы очень хотелось, чтобы вам было хорошо вдвоем. Могу я чем-то помочь?

– Все дело в том, что она не желает принимать препараты против старения. Ни Урхо Латвала, ни я – мы никак не можем уговорить ее. Может быть, я, конечно, и переусердствовал. Теперь она со мной даже разговаривать не хочет. – Федоров заговорил тише и печальнее, продолжая смотреть на зеленые листья. – Понимаешь, я ведь ее никогда… не любил. Да и она меня тоже. Но мы привыкли друг к другу, она мне нравится. Я хочу сделать для нее все, что в моих силах. Но что я могу?

– Она молодая женщина, – сказал Перейра. – Сейчас она перевозбуждена, и поэтому всякое напоминание о возрасте может вызывать у нее бурный протест. Ей не хочется стареть и умирать.

Федоров резко развернулся к биологу:

– Она не дурочка! Она должна прекрасно понимать, что это лечение обязательно для всех людей зрелого возраста – иначе у нее климакс наступит на пятьдесят лет раньше, чем положено. А она твердит, что ей только этого и надо!

– Почему?

– Хочет умереть до того, как выйдут из строя химические и экологические системы. Ты им сроку дал пятьдесят лет, верно ведь?

– Да. Медленно, но верно они будут сдавать. Если мы до тех пор не разыщем подходящую планету…

– Но она остается убежденной христианкой, противницей самоубийства, – сказал Федоров и поежился. – Мне такая перспектива тоже не по душе. Да и кому она может понравиться? А она отказывается верить, что конец не неизбежен, – такой конец, о котором она думает.

– Подозреваю, – задумчиво проговорил Перейра, – что больше всего ее страшит мысль о том, что она умрет бездетной. Она как-то, помнится, придумывала имена для всех своих многочисленных детишек.

– Хочешь сказать… Погоди, дай подумать. Черт подери, выходит, прав был Нильссон… Он как-то на днях ворчал насчет того, что мы никогда не найдем дома. Вынужден признать, жизнь при таких мыслях кажется совершенно бессмысленной.

– Вот-вот. А для Маргариты – особенно. И, глядя в пустоту, в безысходность, она сдалась и – подсознательно конечно – избрала для себя единственно возможную форму самоубийства.

– Но что же делать, Луис? – обреченно воскликнул Федоров.

– Если бы капитан отдал приказ об обязательности такого лечения… Ведь это резонно, если на то пошло. Представь, если мы все-таки несмотря ни на что высадимся на какую-нибудь планету, каждой женщине придется рожать, и как можно больше.

– Еще одно правило! – вспыхнул инженер. – Чтобы Реймонт поволок ее к врачу? Нет уж, уволь!

– Не стоит тебе так злиться на Реймонта, – попытался успокоить Перейра Федорова. – Положение у вас с ним одинаковое. Вы больше не соперники.

– Я его прикончу когда-нибудь!

– Ну, это ты хватил! – рассмеялся Перейра. – Ты романтик, Борис, а он – воплощение прагматизма.

– Ну ладно, а что бы он мог сделать с Маргаритой? – ворчливо спросил Федоров.

– Ну, не знаю… Что-нибудь несентиментальное. Мог бы, к примеру, организовать бригаду по ремонту и модификации биосистем и аппаратуры для обеспечения органических циклов – тогда корабль бы протянул дольше и она успела бы родить, скажем, двоих детей…

Перейра умолк. Мужчины довольно долго смотрели друг на друга, а в мыслях у обоих было: «А почему бы и нет?»

Мария Тооманен вбежала в спортивный зал. Иоганн Фрайвальд разминался на трапеции.

– На помощь! – крикнула она, вся дрожа. – В игровой комнате драка!

Фрайвальд соскочил на пол и побежал по коридору. Из комнаты для игр доносились шум, громкие крики. Вбежав туда, Фрайвальд увидел примерно десяток свободных от вахты членов экипажа. Они выстроились кружком. Фрайвальд всех растолкал и протиснулся вперед. Дрались второй пилот Педро Барриос и кок Майкл О’Доннел. Пока что они еще не успели нанести друг другу серьезных травм, но выглядело все ужасно.

– Прекратите! – крикнул Фрайвальд.

Драчуны остановились. Весь экипаж уже знал, что Реймонт обучил своих помощников всяким хитрым приемам.

– Что за шутки? – сурово спросил Фрайвальд и, обернувшись к зевакам, укоризненно проговорил: – А вы что, не могли их разнять? Неужели вы так глупы, что не понимаете, до чего могут довести подобные выходки?

– До сих пор меня никто не называл шулером! – тяжело сопя, крикнул О’Доннел.

– А я говорю, что ты шулер! – рявкнул Барриос.

И они снова бросились друг на друга, но Фрайвальд успел вмешаться. Он ухватил воротники рубашек обоих драчунов, перекрутил ткань и нажал кулаками на кадыки. Оба забияки сразу обмякли. Фрайвальд добавил для верности каждому по паре «фумикоми». Драчуны застонали от боли и согнулись пополам.

– Лучше бы надели боксерские перчатки да поколотили друг друга на ринге, – буркнул Фрайвальд. – А теперь пойдете со мной к первому помощнику.

– Гм-м-м, прошу прощения, – проговорил кто-то за спиной Фрайвальда. Из сбившейся в кучку группы зевак вышел стройный, энергичный молодой человек – картограф Пхра Такх. – Думаю, это не нужно.

– А я думаю, что это не ваше дело, – буркнул Фрайвальд.

– Это мое дело, – возразил Такх. – Самое главное сейчас – наше единство. А от официальных мер толку не будет. Я друг обоих этих людей. И, думаю, сумею помирить их.

– Если мы перестанем уважать законы, мы погибнем, – ответил Фрайвальд. – Я уведу их.

Такх предложил:

– Можно мне хотя бы сначала переговорить с вами с глазу на глаз? Буквально минутку.

В голосе его звучала неподдельная тревога, и Фрайвальд не смог отказать картографу.

– Ну… хорошо, – кивнул он. – А вы, – строго сказал он драчунам, – оставайтесь здесь.

Он вошел с Такхом в игровую комнату и закрыл дверь.

– Не могу же я все так оставить, – объяснил Фрайвальд, – отпустить их, после того как они оказали мне сопротивление. После того как капитан Теландер наделил нас, помощников констебля, официальными полномочиями, мы действуем на благо экипажа. Вы гляньте сюда, юноша, – и Фрайвальд, спустив носок, продемонстрировал кровоподтек на лодыжке.

– Ну и что? – не унимался Такх. – Неужели нельзя забыть про этот синяк? Сделайте вид, что вы ничего не заметили. Они неплохие парни. Просто дуреют от однообразия, бесцельности, постоянного напряжения – все ведь только о том и думают, уцелеем мы или врежемся снова во что-нибудь типа звезды.

– Если мы начнем позволять кому-то безнаказанно дубасить друг друга… – гнул свое Фрайвальд.