Тень власти

На самом деле произошло следующее. Я приказал в нужный момент привести к себе посланца и стал разносить его за то, что одного письма будто бы не оказалось. Он клялся всеми святыми, что этого не могло быть и что он глаз не спускал с мешка, в котором были письма. Этому, конечно, я охотно верил, но продолжал настаивать на своем, грозя ему пытками, если он не скажет. Он бросился передо мной на колени, умоляя о пощаде и уверяя, что он ни в чем не виноват. В конце концов я как будто смягчился и ограничился только тем, что удалил его со службы, заявив ему, что я не могу больше полагаться на него. Ради жены и детей я дал ему денег и приказал ему убраться куда угодно, хоть к принцу Оранскому или самому черту, предупредив его, что если он когда-нибудь осмелится появиться в Брюсселе или здесь, то я прикажу его повесить.

Дон Педро, конечно, ничего этого не знал. Он стоял передо мной в полном недоумении, которое никак не мог разрешить.

– По временам мне казалось странным, что в полученном мною письме так мало сведений. Впрочем, нельзя быть в претензии, когда письмо идет из главной квартиры. Списки были длинны?

– Да, кажется, они были исчерпывающе полными. Во всяком случае в них были внесены имена еретиков, которые выделяются своим богатством и положением, словом, вожаков всего дела. На них нам указало одно лицо, вполне заслуживающее доверия.

Он хотел что-то прибавить, но удержался.

– Может быть, эти списки были вынуты в Брюсселе, – хладнокровно заметил я. – Шила в мешке не утаишь.

Дон Педро подумал с минуту.

– Как бы там ни было, – сказал он, – мы можем получить эти списки еще раз. Я могу послать за ними в Брюссель. Впрочем, может быть, и у меня найдется копия с них.

Я, конечно, был уверен, что найдется.

– Затем я убежден, – продолжал он, – что и вы не дремали. Вы известны как верный сын церкви. Вы, вероятно, и сами составили такие списки и даже, может быть, произвели кое-какие аресты.

– Нет, – отвечал я, пожимая плечами. – Начать с того, что здесь было много неотложных дел. Время военное. Затем вследствие этой несчастной ошибки отца Балестера весь город пришел в крайнее возбуждение и пришлось его успокаивать. Иначе богатые еретики – я не мог разузнать о них в один день – первыми спаслись бы бегством. И хотя моя власть ничем не ограничена, однако герцог, отпуская меня сюда, советовал мне действовать медленно и осторожно. Вы знаете его образ действий. Он нетерпеливо кивнул:

– Да, конечно, герцог – великий полководец и государственный муж. Но церковь не всегда может ждать. Мы отвечаем за каждую душу, которая гибнет вследствие нашей небрежности.

Тут опять проявилось то страшное лицемерие, против которого восставали мои чувства. Со временем я привык к нему, но в ту минуту оно вызывало во мне неописуемое отвращение.

– Ваша совесть должна быть чиста, ваше преподобие. Вы-то, уж, конечно, не упустили ни одного случая изловить и сжечь еретика и таким путем спасли множество душ.

Он взглянул на меня, но его лицо было непроницаемо.

– Что касается списков, – продолжал я, – то очень жаль, что они потеряны. Но было неблагоразумно доверять их обыкновенному курьеру. Ваша копия едва ли может пригодиться, ибо, если оригинал был украден, то лица, которых это касается, без сомнения, уже предупреждены. За последние две недели из города уехало очень много народу. Не прикажете ли еще стаканчик вина? Нет? Это настоящее вино и не горячит человека. Некоторых из них я, сказать по правде, и сам подозревал в принадлежности к новой религии. Те, которым нужно было уехать, без сомнения, поторопились это сделать прежде, чем замерзнут реки. Поэтому в моем последнем письме, которое, по-видимому, не дошло, я просил герцога дать мне инструкции, так как мне не хотелось брать на себя всю ответственность за преследования. Не получив ответа, я заключил, что герцог не желает, чтобы я что-нибудь предпринимал.

Дон Педро весь побагровел, пока я говорил это. Наконец он понял, что добыча окончательно ускользнула из его рук, а с нею и золото. Невероятно, чтобы он совершенно забыл о нем.

– Вы понимаете, что вы говорите? – хрипло спросил он.

– Вполне. Во всем этом виноваты ваши брюссельские порядки.

– Но вы могли бы сообразить и без особых приказаний, – вскричал он. Гнев, и разочарование взяли верх над его обычной осторожностью. – Какая польза в неограниченной власти, если вы не хотите пустить ее в ход? Вы могли бы…

– Дон Педро, вы не герцог Альба, чтобы указывать мне на то, что я мог бы, – холодно перебил я.

Самообладание вернулось к нему моментально.

– Прошу извинения, дон Хаим. Я не хотел сказать чего-либо обидного. Но вы понимаете, что для ревностного пастыря душ это великое разочарование.

– Конечно, я вам вполне сочувствую. Но что тут можно сделать? В конце концов Божья кара, несомненно, настигнет виновных.

Он опять искоса взглянул на меня. Но едва ли он мог прочесть что-либо на моем лице. Он уставился в пол и сидел несколько минут молча.

– Может быть, не все успели уехать, – сказал он наконец. – Ведь я прибыл сюда совершенно неожиданно. Я сначала попробую отыскать списки. Прошу вас приказать, чтобы никто не смел выехать из города без особого на то разрешения.

– Я сделаю это сейчас же, – отвечал я.

– Что касается остального, то я постараюсь сделать все, что могу. Такие списки никогда не бывают полны, и мы еще посмотрим. Может быть, вы знаете кое-кого, чье имя не внесено в них. А пока мне остается только благодарить вас еще раз за гостеприимство, дон Хаим.

С этими словами он поднялся.

– Наоборот, я должен благодарить вас, – отвечал я. – Надеюсь, что вы останетесь моим гостем, пока не подыщут дом, достойный вас и вашего сана. Позвольте рассчитывать, что вы окажете мне честь и будете обедать у меня. Графиня будет очень рада познакомиться с вами.

Он был изумлен:

– А я и не знал, что вы женаты.

– Я женился недавно – на дочери сеньора ван дер Веерена, первого бургомистра этого города, который с таким трудом удерживал в повиновении его жителей, пока я не прибыл. Он полуиспанец родом. Его мать была донна Изабелла де Гериандец и Виллар.

– Поздравляю вас, дон Хаим. Когда настанет время, я буду счастлив приветствовать графиню.

Я проводил его до комнат, которые отвел для него. Потом вернулся к себе в кабинет и остановился в раздумье. Невольно мои глаза обратились к окну, как со мной всегда бывает, когда я остаюсь один. Перемежающиеся свет и тени имеют для меня какую-то особенную прелесть.

Когда я смотрел в окно, луч бледного январского солнца вдруг загорелся над высокими темными домами. Воздух был довольно плотен, и дым, не будучи в состоянии подняться вверх, висел над крышами. Надо всем было серое небо. Такой вид и всегда-то был суров и мрачен, а сегодня в особенности. Но мне нравился этот вид, я любил его ради того, о чем когда-то мечтал у этого окна. И вдруг мне захотелось знать, будем ли мы вспоминать наши надежды и желания, когда все пройдет, будем ли мы сожалеть тогда, что они превратились в ничто.

Что касается сегодняшнего утра, то я храбро выдержал испытание. На сегодняшний и на ближайшие дни я оставался еще хозяином положения. Если у дона Педро и были поползновения низложить меня, предполагая, конечно, что он имел достаточные для этого полномочия, то сегодня он увидел, что это ему не удастся. Он умный человек и, без сомнения, понял, что ему выгоднее согласиться с моим объяснением, тем более что оно могло быть и истинным. И вот теперь он сидит в своей комнате, взвешивая свои шансы, посматривая на списки и ломая себе голову над вопросом, кто мог вырвать у него добычу. Пусть подумает над этим некоторое время. Когда он в конце концов догадается, – ибо обо всем можно догадаться, если хорошенько приняться за дело, – то все будет зависеть от его полномочий и честолюбия и… от меня, ибо охота за тигром – дело нелегкое. Правда, остается еще король. Но есть вещи, которые решаются прежде, чем его позовут рассудить их.

Увидим.

Я сделал все необходимые распоряжения относительно охраны ворот. После этого я пошел к донне Изабелле и попросил ее уведомить обо всем ее отца. Срок, который я дал, уже истек несколько дней тому назад. Если те, имена которых внесены в списки, еще не уехали, то они должны сделать это немедленно. До сегодняшнего вечера я сделаю для них все, что можно, но после этого я снимаю с себя всякую ответственность.

Вечером того же числа.

Обед кончился. Когда я представил дона Педро моей жене, он был изумлен. Я заметил, что он был поражен ее красотой. Сегодня она имела величавый вид. Что касается дона Альвара, то он просто ошеломлен. Он сразу готов был броситься к ее ногам. Он сидел слева от нее, а дон Педро – справа, на почетном месте. Оба они старались превзойти друг друга в любезности, но солдату было далеко до монаха, который был незаурядным человеком и в совершенстве владел искусством нравиться женщинам. Это был наш первый большой обед, и она великолепно сыграла свою роль хозяйки.

Дон Педро – человек неглупый. За обедом завязался спор о том, куда поместить помощника дона Альвара. Я разрешил этот вопрос холодно и авторитетно. Дон Альвар хотел было возразить мне, но дон Педро предупредил его:

– Мы должны просить вас, дон Хаим, извинить нас за беспокойство, которое мы вам доставили своим неожиданным прибытием. Удивительно, как вы сумели устроить нас всех в такое короткое время. Не могу не удивляться, как твердо и вместе с тем спокойно вы правите своим королевством. Учитесь у нашего хозяина, дон Альвар.

Это было сказано довольно ехидно. Но дон Альвар всегда испортит игру, слепо и без всяких колебаний повинуясь дону Педро, как хорошо выдрессированная собака, и показывая тем самым, что он послан исполнять приказания дона Педро – против меня, разумеется.

Дон Педро, несомненно, неглупый человек. Любопытная предстоит нам борьба.

10 января.

Вот уже десять дней, как дон Педро здесь. Я не знаю, насколько удалось ему накинуть мне на горло петлю. Несомненно, он хлопочет об этом, ибо для человека с его темпераментом, привыкшего к образу действии инквизитора, не может быть приятно занимать второе место, когда он мог бы оказаться и на первом. Некоторое время он, ввиду опасности, еще будет колебаться, но едва ли это продолжится долго.

Повторяю, мне неизвестно, насколько хлопоты его были до сего времени удачны. Мне приходилось довольствоваться созерцанием его улыбки, но она не говорила мне много. Он, со своей стороны, внимательно изучает глаза моей жены, но мне кажется, что этим его наблюдения не ограничиваются.

Моя жена держит себя по-прежнему. Ни малейшего намека на то, что она видит ту борьбу не на жизнь, а на смерть, которая происходит возле нее. Но она не может не знать этого, ибо в самый день приезда дона Педро я сообщил ей о данных ему полномочиях и просил ее быть осторожной. Я сказал ей все, что позволила моя гордость, и она должна была понять меня.

Сегодня утром я остался с ней вдвоем, и ее обращение стало, как всегда, вежливым и холодным, как лед. Но в присутствии моих гостей она довольно оживлена и весела.