Охотник

Меж тем сам герцог, сидя в кабинете, неодобрительно смотрел, как на его сыне неловко сидит нарядный камзол. Силы небесные, как этот парень умудряется не терять чулок при ходьбе? На тощих икрах они вечно собираются гармошкой и придают неряшливый вид. Впрочем, младшего дю Рамбаля это никогда не занимало. Приоткрыв рот, он сосредоточенно разглядывал мошку, ползущую по краю стола.

– Рауль! – повысил голос отец. – Очнись, наконец! Итак, дело сделано, я приискал тебе невесту. Девчонка чудо как хороша и образованна, и нам не придётся краснеть за неё в обществе. Конечно, она бедна, словно церковная мышь, увы, на это я готов закрыть глаза. Прискорбно, но в нашей провинции ты не пользуешься успехом у юных девиц. Понятно, что за моё богатство они наверняка согласятся на брак, но я не желаю быть посмешищем. Дураку ясно, что любая из них наставит тебе рога на следующий день после венчания. А малютка Анжелик воспитана в строгости. Да и отсутствие денег научило её скромности и отбило всякую охоту лезть на люди и строить глазки. По слухам, она предпочитает уединение и совсем не избалована роскошью. Такая супруга обойдётся куда дешевле. Уверен, она вполне удовлетворится парой платьев и украшений. Словом, лучше и найти было нельзя. После свадьбы я непременно выставлю взашей её тётку, которая, видно, вознамерилась урвать кусок пожирнее.

– Отец… – Рауль поднял рассеянный взгляд на герцога. – Но я не хочу жениться. Право же, я устал от ваших вечных придирок и одёргиваний, а теперь вы хотите, чтобы ещё и жена стала указывать мне, что делать. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, только и всего.

– Ай! – скривился Мишель. – Да тебе, собственно, и делать ничего не нужно. Меня устроит, если ты не оплошаешь в постели с супругой и подаришь мне внука. К сожалению, должен признать, что я не молод, и надо думать, кому оставить наследство. Да, мой дорогой, я привык говорить открыто. Ты по своей глупости мигом пустишь всё по ветру, твоя жена, какая бы порядочная она ни была, мне и вовсе чужой человек. Стало быть, надежда только на ребёнка. Поверь, Рауль. Мысль, что мои богатства останутся – от души надеюсь – смышлёному мальчонке, успокоит моё сердце на смертном одре.

Рауль вяло махнул рукой и пожал тощими плечами. Пусть отец делает что хочет, лишь бы наконец окончил беседу и приказал подавать ужин. И тут он внезапно громко хлопнул по столу и победно рассмеялся. И, глядя в округлившиеся глаза отца, радостно объявил:

– Вот видите, я всё же пристукнул эту мерзавку! Не так уж я неловок, как вы ежечасно твердите.

Множество свечей освещало столовую, пламя весело отражалось в сверкающих приборах и хрустальных фужерах. Туго накрахмаленные салфетки из полотна затейливо украшены вышивкой. Горничные и лакеи едва сдержали смех, уставившись на мадам, что так и пожирала глазами всю обстановку. Стоя позади неё, Анжелик залилась румянцем и опустила голову. Однако когда вошли герцог и его сын, девушка украдкой взглянула на жениха, и мимолётное разочарование отразилось в её прекрасных серых глазах. Молодой человек показался ей ужасно невзрачным. Но, спохватившись, она присела в поклоне и стала утешать себя наивными мыслями, что не стоит судить о человеке по его внешности. Может статься, молодой Рауль – хороший человек. А сам герцог с радостью отметил, что при ярком свете Анжелик просто шикарна! М-да, если эту красотку нарядить в парчу и бархат и украсить нежную шейку дорогим колье, она способна затмить местных девиц. Что ж, на неё не жаль потратиться, право же, малышка Анжелик – настоящее сокровище. Даже жаль, что бедняжка достанется недоумку Раулю.

Герцог вёл непринуждённую беседу и всячески проявлял гостеприимство. Однако взгляд его то и дело устремлялся к девушке, и к сердцу приливала кровь. Чёрт побери, а не повернуть ли дело так, чтобы самому жениться на Анжелик? Но мысль, что он может скончаться раньше, чем обзаведётся наследником, вмиг испортила ему настроение. Тогда придётся делить наследство между тупицей сыном и юной вдовой. И, тяжело вздохнув, он с большим пылом начал расхваливать сына.

Рауль за всё время не проронил и двух слов. И когда по знаку герцога он отправился показывать юной гостье оранжерею, то и теперь не сделался многословнее и бесцветным голосом называл растения, что украшали богатый сад, нудно перечисляя, над какими цветами предпочитаются виться мошки. К концу вечера Анжелик стала испытывать к будущему жениху искреннее сострадание. Она уже поняла, что умом он не блещет, в обществе не нуждается. Вот бедняга! Должно быть, отец вечно тормошит его и принуждает к какой-либо деятельности. Ложась спать, Анжелик шёпотом прочла молитву и задумалась. Не есть ли её христианский долг стать другом несчастному Раулю и избавить его от отцовского гнёта? Монахини в обители научили её во всём видеть провидение Господне. Значит, она зря ссорилась с тётей из-за поездки в замок. Пожалуй, брак с хворым и странным юношей назначен ей как послушание. И, удовлетворившись благочестивыми мыслями, она погрузилась в сон. Но разве сны могут быть подвластны человеку, тем более совсем юной девушке, в которой струится горячая кровь и пылкая чувственная душа, так тщательно скрываемая в суровых рамках скромности и добродетели? И во сне она видела высокого молодого мужчину с широкими плечами и крепкими руками, густыми волосами и открытым взглядом.

Леон проснулся от душераздирающих воплей, что, казалось, охватили всё вокруг. Едва не свернув шею, спрыгнув из окна амбара, он бросился в дом и сразу заметил мать, что с безумным взглядом металась по комнате.

– Силы небесные, матушка… что произошло?

Но женщина лишь мотала головой и заливалась слезами. Вновь послышался отчаянный вопль из комнаты старшего брата, и Леон ринулся туда. Распахнув дверь, парень побледнел. На кровати корчилась его невестка Жеральдин, обхватив живот обеими руками, а рядом покоилось бездыханное тело её супруга. Да, бедняга Арно был мёртв. И видно, давно, тело успело застыть. Огромным усилием воли он заставил себя вернуться к матери и, схватив женщину за плечи, грубо встряхнул:

– Матушка, я знаю, что брат умер, но вам следует помочь его бедной жене, кажется, начались роды. Я разбужу отца и пошлю Готрана за повитухой.

Крестьянка подняла на него болезненный взгляд и, прижав ко рту уголок шали, словно в попытке заглушить рыдания, еле слышно выдавила:

– Беги сам, сынок… Твой отец и Готран скончались…

– Господь милосердный! – Леон отшатнулся от матери и без сил опустился на лавку. Красивое лицо исказило отчаяние. Да как такое возможно? Накануне вся семья была здорова, и никто не жаловался на хвори. Но ему так и не довелось погрузиться в скорбные мысли. Крики горя и ужаса успели охватить всю деревню. Выскочив на улицу, ошарашенный парень едва не поседел. Хватило и нескольких минут, чтобы понять – нынче ночью смерть собрала щедрый урожай. В каждом доме было по два, а то и три покойника. Люди бестолково метались из дома в дом в надежде найти хоть какое-то объяснение произошедшему, и Леон с добрых полчаса, поддавшись всеобщей панике, следовал за ними, пока не наткнулся на рыдающую повитуху Анн-Мари. Тут он мигом вспомнил о невестке и с огромным трудом уговорил плачущую женщину, потерявшую мужа и дочку, отправиться на помощь к Жеральдин.

Только к полудню двое крестьян с трясущимися руками и сжатыми губами отправились в город за доктором. К его приезду Жеральдин благополучно родила мальчика и успела впасть в забытье. Что, впрочем, было только на руку. Иначе молодая женщина выплакала бы все слёзы, убиваясь по мужу. Удивлённый доктор навестил один дом, затем другой и не нашёл ни единой причины для столь поспешной гибели. Разве что все покойники были бледны до синевы, и у каждого по две крошечные ранки на шее. Но жалкие царапины вряд ли могли привести к смерти. У третьего дома господин доктор и вовсе прикрыл рот платочком и вошёл явно нехотя, стараясь не подходить к усопшим слишком близко.

– Хм… Думаю, эта хворь заразна, вроде чумы, – закатив глаза, изрёк он. – Что я могу сделать? Только сообщить бальи. В вашу деревню пришлют солдат, не хватало ещё, чтобы эдакая зараза расползалась по всей округе.

Доктор так резво запрыгнул в экипаж, что огорошенные крестьяне и моргнуть не успели.

Опёршись на свою неизменную клюку, старуха Дузе зловеще прошамкала:

– Чума? Как бы не так. Я же говорила, что летучие мыши – не к добру. Это проклятье, проклятье! Помяните моё слово, всех, кто не уберётся отсюда, ждёт смерть!

Эти фразы вызвали у без того растерянных крестьян куда больше веры, чем слова доктора, и спустя час у каждого дома стояли повозки, в которые уцелевшие жители тащили свой немудрёный скарб.

– Святой Франциск… – простонал Дюлен. – Но куда же нам идти?

– В замок герцога, – решительно бросил Леон, – Куда же ещё идти арендаторам, как не к своему хозяину? Он должен защитить нас. По крайности, женщин, детей и стариков. А уж оставшиеся мужчины хоть как-то смогут постоять за себя.

Крестьяне переглянулись и сочли предложение младшего Эдуэна вполне разумным. И вот скорбная процессия торопливо двинулась в путь. Надо успеть покинуть деревню до приезда гвардейцев. Иначе бравые вояки никого не выпустят.

Они добрались до замка сеньора ещё засветло, и Леон постучал в ворота. Надо ли говорить, что выслушав сбивчивый рассказ, дю Рамбаль категорически отказал просителям. Вот недоумки! Кто станет слушать бредни выжившей из ума старухи о проклятье? Скорее всего, доктор прав. Надо быть умалишённым, чтобы пустить за ворота замка тех, кто наверняка уже успел заразиться. Ещё чего? Они решили нести чуму прямиком своему господину? Никакие мольбы и слёзы женщин не помогли, кованые ворота захлопнулись, и расторопные слуги мигом подняли мост.

– Чёртовы хворые бараны! – выругался герцог, глядя в окно. – Надо приказать окурить двери.

– Сеньор дю Рамбаль, – тихо проронила Анжелик, привлечённая суетой и громким разговором прислуги. – Разве Господь не обязал сеньоров заботиться о своих арендаторах? Ведь этим бедняжкам некуда идти, они могут погибнуть.

– Как ты наивна, дитя моё, – всплеснул руками Мишель. – Да пусть помирают, только подальше отсюда. Я понимаю, что ты воспитывалась в монастыре, но тебе следует кое-что позабыть из учений святош. Скоро ты станешь герцогиней и, поверь, тебе найдётся более интересное занятие, нежели сострадать беднякам.

Анжелик нахмурилась и промолчала. А столкнувшись на лестнице с тёткой, отрывисто произнесла:

– Тётя Фелисия, я хочу уехать. И немедленно. Я не стану жить в доме столь жестокосердных людей.

– Тише! Замолчи, неблагодарная! – Широкий подбородок мадам задрожал от еле сдерживаемого гнева. – Ты останешься и выйдешь замуж за Рауля. И не вздумай спорить, я уже говорила, что не упущу такой случай поправить наше положение. Да и ко всему, милая… – Фелисия ухмыльнулась. – Как ты успела заметить, герцог приказал закрыть ворота и поднять мост. Неужто готова броситься со стены в ров и пуститься вплавь через заросший грязный пруд?

Толстушка вздёрнула голову и направилась к себе.

Анжелик прикусила губу и помрачнела. Стало быть, она пленница? Но при всей внешней мягкости девушка обладала решительным характером и достаточной долей упрямства. С минуту постояв на лестнице, она направилась вниз и вскоре оказалась во внутреннем дворе, где расположились хозяйственные постройки. Побродив более часу, к своему искреннему огорчению, она не нашла других выходов из замка. И, присев возле конюшни, задумалась.

– Эй, Фернан! – послышалось позади неё. – Седлай лошадь, хозяин приказал отправиться к интенданту.

– Зачем ещё? – лениво раздалось в ответ.

– Хочет, чтобы прислали гвардейцев охранять подходы к замку. Говорят, в деревне чума, видать, опасается, что крестьяне начнут помирать прямиком за оградой.

– Вот дьявол! Как я проскочу мимо этих несчастных? Сеньору наплевать, что я и сам могу подхватить хворь.

– Не будь дураком, Фернан. Проберёшься старым заброшенным ходом. Правда, тебе придётся вести лошадь под уздцы, ход здорово присыпало землёй и верхом не проехать. Согласись, не слишком большое неудобство в сравнении со смертью от чумы.

Анжелик едва не подпрыгнула от радости. Значит, выход всё-таки есть. И она, спрятавшись в тени одинокого платана, стала следить за увальнем Фернаном, что, чертыхаясь, натянул куртку и начал седлать лошадь.

Часть четвертая

Крестьянские обозы, так грубо выставленные взашей собственным сеньором, расположились в перелеске. Люди были растеряны, подавлены горем и отчаянием. О возвращении в деревню и речи не шло. Отправленный на разведку мальчонка Гриваль только развёл руками. Да, вокруг их деревни уже расположились гвардейцы, должно быть, их старшина ещё не знает, что жители успели покинуть дома.

– Силы небесные, – вздохнул кузнец. – Мы не протянем в лесу и двух дней. Летом было бы куда легче.

Леон бросил тоскливый взгляд на свою повозку. Надо признать, что старик прав. Мать до сих пор напоминает потерявшую рассудок своим застывшим взглядом и всклокоченными волосами, а Жеральдин бедняжка лишь изредка открывает глаза и, нащупав крохотный свёрток с младенцем, вновь впадает в забытье.

– На, парень, хлебни немного, может, в голове прояснится, – криво усмехнулся Жак плотник, протягивая ему бутыль с сидром. Леон кивнул и, сделав большой глоток, утёр губы ладонью.

– И впрямь прояснилось, приятель. – Леон выпрямился в полный рост и громко произнёс: – Если сеньор отказал в защите, стало быть, осталось искать защиту у Господа. В четверти льё за холмом обитель святой Урсулы.

– Ты умом тронулся? – проскрипел корзинщик Бодю. – Такого жеребца, как ты, не подпустят к монашкам и на пушечный выстрел.

Стоявшие поблизости мужчины рассмеялись, а женщины, прикрыв рты уголками шалей, порозовели.

– Конечно, – спокойно бросил Леон. – Мне было бы совестно искать защиты у сестёр Господа. Но женщин, ребятишек и стариков они должны принять.

Старуха Дузе вскинула иссохшее личико и осенила себя крестом.