– Эти люди не католики. О чем ты вообще говоришь! Они все ходят в пятидесятническую церковь в конце улицы.
Кот облизывал усы. Софи снова повела рукой по его спине, пока пальцы не уперлись в изгиб, где вздымался хвост. Кот судорожно изогнул спину, прижался к ее руке. Она улыбнулась, размышляя, как редко этому животному доводилось испытывать дружелюбное человеческое прикосновение – скорее всего, никогда. Она всё еще улыбалась, когда кот вдруг вскочил на задние лапы, выпустил когти и бросился на нее; она улыбалась вплоть до той секунды, пока он не вонзил свои зубы в тыльную сторону ее левой ладони и не вцепился так крепко, что Софи почти упала ничком, ошеломленная и испуганная; помня, что рядом Отто, она душила крик, рвущийся из ее горла, и пыталась выдернуть свою руку из этого клубка колючей проволоки. Она отбивалась другой рукой, по ее лбу струился пот, ее плоть расползалась и растягивалась, она говорила: «Нет, нет, прекрати!», как будто кот всего лишь попросил еще еды, и в вихре боли и ужаса она изумлялась, как спокойно звучит ее голос. Затем в одно мгновение клыки разжались, когти отцепились, сначала как будто для того, чтобы нанести еще один удар, но кот развернулся – прямо в воздухе, – спрыгнул с крыльца и растворился в сумерках.
– Софи? Что случилось?
– Ничего, – сказала она. – Пойду заварю чай.
Она прикрыла дверь на террасу и быстро прошла на кухню, держась к Отто спиной. Ее сердце колотилось. Она попыталась глубоко вдохнуть, чтобы усмирить этот стук, и слегка удивилась тому, что ей стыдно – как будто ее застукали за каким-то подлым поступком.
Стоя у раковины на кухне, стискивая руки, она говорила себе, что это ерунда. Длинная царапина в основании ее большого пальца медленно кровоточила, но из укуса кровь текла ручьем. Она включила воду. Кожа на руках выглядела сухой; маленькие пятна, похожие на веснушки, которые начали появляться зимой, побледнели. Она облокотилась на раковину, гадая, упадет ли сейчас в обморок. Помыла руки хозяйственным мылом. Лизнула кожу, ощущая вкус мыла и крови, и накрыла место укуса бумажным полотенцем.
Когда она вернулась с чаем, Отто листал рабочие бумаги в синих папках. Он мельком взглянул на нее, она посмотрела в ответ с нарочитым спокойствием и поставила перед ним чашку – правой рукой, держа другую за спиной. Отто выглядел слегка озадаченным, как будто услышал звук, который не смог опознать. Чтобы предотвратить вопросы, она спросила, не хочет ли он фруктов. Он сказал нет, и опасность миновала.
– Ты оставила дверь открытой. Ее нужно запирать, Софи, иначе она будет распахиваться.
Она снова прикрыла дверь и повернула ключ. Сквозь стекло она увидела блюдечко. На нем уже лежало несколько пятен сажи. Она бросила курить еще осенью, и, кажется, зря. «Я не могу сейчас снова открыть дверь», – сказала она сама себе.
– Конец, – сказал Отто и вздохнул. – Все-таки это конец.
– Какой конец?
– Глухая Софи. Ты и правда совсем меня больше не слушаешь. Чарли сегодня переехал в новый офис. И до сегодняшнего утра он даже словом не обмолвился, что нашел место. Сказал, хочет начать с чистого листа. «Если мне понадобятся какие-то файлы, мне можно будет к тебе обратиться?» Так и спросил. Видимо, предполагая, что я поведу себя неразумно.
Она сидела, держа левую руку на коленях.
– Ты мне ничего не рассказывал об этом, – сказала она.
– Да и нечего было рассказывать. Последний год мы ни о чем с ним не могли договориться, ни о чем. Если я говорил, что пойдет дождь, Чарли оттопыривал нижнюю губу и говорил, что нет, дождя не будет. Мол, он внимательно прочитал прогноз погоды и знает, что день предстоит ясный. Мне уже давно надо было понять, что характеры людей не меняются. Я сделал всё, что мог.
– Вы так долго вместе работали. Как же до этого дошло?
– Меня не волнует, что он привел этих новых людей, клиентов. Я-то знаю, что всегда творилось в офисе. Я делал всю утомительную работу, пока Чарли бил баклуши и всех ошеломлял своим обаянием. Всё, на что он способен, – низводить закон до шуточек, и многие на это покупаются.
– Будет тяжело общаться с ними теперь. Как думаешь? С Рут мы никогда не были близкими подругами, но ладили. Как можно просто перестать общаться с людьми? Что будет с лодкой?
– Ты просто перестаешь с ними общаться, и всё. Зима выдалась крайне неудачная. Ты бы видела всех этих людей у нас в приемной – армия нищих. Сегодня он заявил мне, что величественность нашего офиса подавляет некоторых его клиентов, и им будет гораздо комфортнее в его новой конторе. Потом он сказал, что я прогорю и закроюсь, если не настроюсь, как он выразился, на новую волну. Боже! Ты бы слышала его, прямо святой! Кто-то из его клиентов обвинил нашу секретаршу в расизме, потому что она попросила его тушить окурок в пепельнице, а не втыкать в ковер. А сегодня ему помогали паковать его чертовы коробки два мужика – на вид настоящие шпионы из комикса. Нет, мы не будем с ними общаться, и он может оставить себе эту лодку. Мне она никогда была не нужна. Одна морока с ней.
Софи поморщилась, почувствовав волну острой боли. Он нахмурился, и она поняла: он подумал, будто она с ним не согласна. Надо сказать ему сейчас, какая разница. Вся эта история с котом – какая-то глупость. Сейчас, по прошествии получаса, она уже удивлялась, вспоминая свой ужас и чувство стыда.
– Кот меня оцарапал, – сказала она.
Он тут же встал и обошел вокруг стола.
– Позволь, я взгляну.
Она подняла руку. Было больно. Он коснулся нежно и обеспокоенно. У нее мелькнула мысль, что Отто рад выказать сочувствие лишь потому, что кот подтвердил правоту мужа насчет бродячих животных.
– Ты ее промыла? Помазала чем-нибудь?
– Да, да, – нетерпеливо ответила она, глядя, как кровь просачивается сквозь салфетку, и думая, что, если бы кровотечение прекратилось, то и говорить было бы не о чем.
– Мне жаль, дорогая. Но кормить кота изначально была плохая идея.
– Нет, не была.
– Тебе больно?
– Немного. Как укус комара.
– Постарайся не трогать руку какое-то время. Почитай газету.
Он убрал со стола, поставил тарелки в посудомоечную машину, переложил остатки печени в контейнер и замочил горшочек. Прибираясь, он время от времени оглядывался на Софи, которая сидела очень прямо, газета на коленях. Он был странно тронут ее необычной неподвижностью. Она как будто к чему-то прислушивалась, чего-то ждала.
Софи сидела в гостиной и смотрела на первую полосу газеты. В руке начало пульсировать. Это всего лишь рука, говорила она себе, но чувствовала, что каким-то необъяснимым образом это повлияло на всё ее тело. Как будто она была смертельно ранена.
В гостиную зашел Отто.
– Что ты наденешь? – спросил он радостно.
– Платье Пуччи, – ответила она, – хотя мне кажется, я слишком поправилась, чтобы его носить. – Она встала. – Отто, почему он меня укусил? Я его гладила.
– Ты же сказала, что он тебя оцарапал.
– Это неважно… Почему он это сделал?
Они подошли к лестнице. Сквозь стеклянный с пузырьками викторианский шар, свисавший с потолка, струился мягкий маслянистый свет и сверкал на перилах из красного дерева. Они с Отто трудились целую неделю, снимая старую черную краску с перил. Это первое, что они сделали, когда купили этот дом.
– Потому что он зверь, – сказал он. – Потому что ему от тебя нужна была только еда.
Он поставил ногу на первую ступеньку и сказал, вроде как раздумывая вслух:
– Одному мне будет лучше.
– У тебя всегда были собственные клиенты, – раздраженно проговорила она, сжимая и разжимая свою пораненную руку. – Не понимаю, почему вы не можете продолжать работать вместе.
– Сплошная мелодрама… Я не могу так жить. А он без нее не может. Если я не с ним, то я против него. Я не отрицаю, многим сейчас непросто. И не утверждаю, что в мире есть хоть какая-то справедливость. Но я знаю Чарли. Он использует этих людей и их проблемы. Он просто не хочет остаться за бортом. А я хочу остаться за бортом. Ох… всему когда-то приходит конец. Мы сделали друг для друга всё, что могли. Правда в том, что он мне больше не нравится.
– Интересно, как он себя чувствует?
– Как Пол Муни[2 - Пол Муни – американский актер, лауреат премии «Оскар» 1937 года. Сыграл главную роль в классическом гангстерском фильме 1932 года «Лицо со шрамом». В 1983 году Брайан де Пальма снял ремейк этого фильма с Аль Пачино в главной роли.], защитник сирых и убогих. Таких адвокатов не существует в природе. Помнишь? Все эти фильмы 30-х годов? Молодые врачи и адвокаты отправляются в захолустье и просвещают всю эту деревенщину?
– Пол Муни! Чарли прав, – сказала она, – ты из прошлого века.
– Так и есть.
– Но Чарли не плохой! – воскликнула она.
– Я не говорил, что он плохой. Он безответственный, тщеславный и истеричный. Это не значит, что он плохой.