Каюсь. Том 2

–С тобой я открываю многие вещи по – новой. Твои эмоции, они заразительны, начинаешь проникаться, – поделился Олег, отчего на душе у меня потеплело, а он продолжил – Да и серфинг тут отменный, так что мне есть, чем заняться.

–Ты умеешь кататься на доске?– округлились у меня глаза.

–Еще как, моя страсть, – улыбнулся Гладышев.

–Батюшки! Олег Александрович, да вы полны сюрпризов!– воскликнула я, в самом деле, пораженная.– Я должна увидеть это!

–Увидишь и даже попробуешь, – пообещал он, на что я с энтузиазмом кивнула, предвкушая море впечатлений.

Остаток вечера прошел в молчаливом созерцании. Допив коктейли, мы отправились спать. Олег проводил меня до двери каюты и, поспешно пожелав спокойно ночи, дабы избежать неловкости, собирался уйти. Но у меня на душе было так светло, что я не могла держать это в себе, слишком тронутая его заботой, терпением и пониманием, слишком впечатленная.

–Спасибо! – тихо произнесла я, когда он направился к себе.

Гладышев замерев, кивнул, не оборачиваясь.

Но я зачем –то захотела уточнить, и неловко переминаясь с ноги на ногу, перечислила:

– За этот день, за помощь, и…– запнулась я, потому что он обернулся и его пронзительный взгляд ударил в самое сердце.

– За понимание!– шепотом закончила, имея в виду, раздельные каюты.

–Это не понимание, малыш, – возразил Олег.– Понимание приходит от разума, а это… от сердца.

Стоило этому откровению сорваться с его губ, как у меня все внутри перевернулось, заныло, загорелось, слезы подступили к глазам. Воздуха стало ничтожно мало от боли, сильнейшей, отчаянной, заполняющей каждую клеточку моей души. Эта боль была лечебной, живительной, словно из моей кровоточащей, незаживающей раны вырвали огромный осколок кинжала, очищая меня, освобождая.

–Не говори так, – тем не менее, попросила я, сглатывая комок в горле.

–Почему?

–У меня сердце больное, слабое, – коротко пояснила я.

–Со временем вылечим, я ведь не форсирую события. – убежденно пообещал он, понимая, что я имела в виду.

–Да, вылечим,– согласилась я, и с горечью добавила, сама не зная, зачем.– Но здоровым оно уже никогда не станет.

–Мне нечем крыть, – отозвался он с невеселой усмешкой и, вздохнув, закончил.– Но если все время оглядываться назад, то не будет пути вперед.

–Доброй ночи,– все, что смогла я ответить, негласно давая понять, что готова двигаться вперед. Гладышев кивнул и скрылся за дверью своей каюты.

Несмотря на усталость и чудесный день, уснуть я не могла долго. Вернулись все мои сомнения и страхи. Полночи я только и думала: не слишком ли все быстро случилось? Не слишком ли легко я далась? А вдруг он поиграется, а потом скажет, что вновь ошибся? Что тогда я буду делать? Что станется с моей учебой?

Под утро пришла к тому, что мне нужны гарантии. Насчет учебы однозначно. Я уже не та наивная дурочка, которой Гладышев может вертеть, как ему хочется. Поэтому решила, что подниму этот вопрос. Посмотрим, как «от души и от сердца».

Конечно, не стоит постоянно оглядываться назад, если ты решил двигаться вперед, но все же нельзя забывать о прошлом, нужно его учитывать, когда строишь свое будущее. Успокоив себя разумностью намерения обговорить вопрос оплаты за обучение, я наконец-то, уснула.

После пробуждения ситуация уже не лежала камнем на душе, но своему решению я не изменила. Справедливо пологая, что должна обговорить детали насчет учебы, дабы избавить себя, а следовательно, и Олега от лишних переживаний.

Правда, эти мысли тут же вылетели из головы, стоило выйти из каюты. На меня сразу же нахлынул свежий, соленый воздух. Я с удовольствием вдохнула его и потянулась, подставляя солнышку лицо. Это был непередаваемый кайф, казалось, тепло и энергия заполняют каждую мою клеточку.

–Проснулась? – раздался голос Гладышева.

–Нет, ущипни меня, – помотала я головой, не открывая глаз.

–Присоединяйся, вода еще не слишком нагрелась, сразу проснешься, – махнул он мне и нырнул, окатив прохладными брызгами. Я не стала долго раздумывать и последовала его примеру.

Не знаю, сколько времени мы провели в воде, но после такой утренней разминки, на меня напал зверский голод, и с завтраком я абсолютно не церемонилась, хотя обычно вообще не завтракаю. Но поразил, конечно же, Олег Александрович. Я только сейчас окончательно убедилась, что более кошмарного зануды и педанта сложно встретить. Стол просто ломился от гастрономических шедевров, а этот человек… не поверите! Он ел овсянку! Причем с таким удовольствием, что я всерьез задумывалась, все ли у него в порядке с головой.

–Ты страшный человек, Гладышев. Нет, ты даже не человек! – воскликнула я. Гладышев перевел на меня изумленный взгляд.

–Киборг какой-то, – продолжила возмущаться, сверля тарелку с овсянкой таким взглядом, словно это какая-то жуткая отрава, чем, впрочем, каша и являлась для меня.

–Нет, Чайка, это не киборг называется, а дисциплина и консерватизм, – смеясь, парирует Олег и блаженно закатывает глаза, отправив ложку «отравы» в рот.

–Да хоть как пусть это называется, а я тебя все равно боюсь. Не в своем уме надо быть, чтобы отказаться от всего вот этого в пользу каши! – жестикулируя, ужасалась я.

–Ну, я давно уже Чайка, не в своем уме, -ухмыльнулся он и строго добавил, – А все ты виновата!

–Конечно, кто же еще?!– закатила я глаза. – У вас – мужиков у всего один корень зла.

–Женщина, синоним твой – проблема! – парирует Гладышев со смешком, я хотела было возразить, но тут раздался телефонный звонок, и нам пришлось прервать шутливую перебранку.

Пока Олег разговаривал о чем-то, отойдя в другой конец палубы, я утолила свой дикий голод и, поднявшись, отошла к бортику вдоль палубы. Облокотившись на перила, стала всматриваться в прозрачную воду. В голове же вновь заворочались ночные мысли. Я не знала, как начать неприятный, даже мерзкий разговор, но с другой стороны – Гладышев сам виноват, что теперь я не могу доверять ему, и мне нужны гарантии. Понимаю, что оправдания собственной мелочности выглядят глупо, но иначе у меня не получается. Вот только, как оказалось, переживала я напрасно. Гладышев словно знал, что у меня на сердце и предпринял меры. Уже в следующее мгновение мне становится ужасно стыдно за свои мысли, отдающие каким-то душком корысти.

–Ян, подойди, мне нужно с тобой поговорить, – отвлекает меня Олег от созерцания океана. Серьезный тон его голоса настораживает. Но я рада, что мне не придется искать удобный случай, чтобы поговорить о том, что тревожит. Поскольку сейчас самое время для этого.

–Вот, – пододвигает он ко мне лист бумаги, когда я подхожу к столу. Я осторожно беру листок и, ничего не понимая, смотрю на какие-то реквизиты. Олег же принимается за кофе, отодвинув от себя тарелку с «отравой».

–Что это?– смотрю на него, приподняв бровь.

–Реквизиты банка и номер счета, открытого на твое имя, – спокойно отвечает он, а следующей новостью просто отправляет в нокаут.– На нем полная сумма за пять лет твоего обучения, с учетом всех надбавок, распоряжайся, как твоей душе угодно. Это исключительно твое, не зависимо от того, как все сложится.

Сказав это, он продолжил невозмутимо попивать кофе, а я так и осталась стоять, оглушенная, растерянная.

–Зачем?– тихо произнесла, опускаясь на стул, словно сомнамбула.

–Думаю, ты сама знаешь, зачем,– ответил он и посмотрел на меня так пристально, с таким чувством, что у меня все внутри задрожало, перевернулось. Да, я знала, чувствовала, но хотела услышать от него.

–Откуда мне знать? Да и выводы, которые я обычно делаю, ошибочны, – пожала я плечами, стараясь выглядеть, как можно невозмутимей.

– А ты безжалостна, Чайка, – покачал Олег головой. – Хочешь все же на коленях и в соплях.

–На коленях не хочу, но ни единого шага тебе не облегчу, Гладышев, ни единого! – парирую в той же невозмутимой манере, хотя у самой внутри буря. Но я даже нахожу силы, язвить. – Или слабо на трезвую голову какой-то девке в чувствах признаваться?

– «Какой-то девке» я бы и на пьяную не стал,– едва сдерживая улыбку, посмотрел он на меня с ласковой снисходительностью, как на милого, глупого ребенка. Мне стало неловко за свои дурацкие наезды. Как-то мелочно это, по-детски. А Гладышев меж тем продолжил, – Я не люблю трепаться, Ян, предпочитаю действовать. Но если тебе нужно объяснять очевидные вещи, то…, – вздохнув, сделал он паузу. – Мне не хочется, чтобы твоя учеба была краеугольным камнем в наших отношениях, потому что она им не является. И ты не хуже меня это знаешь. А загонять нас в рамки рынка я лично смысла не вижу, поскольку мы давно за них вышли.

–Ты раньше вообще не видел смысла в наших отношениях. Думаешь, мне легко перестроится?– подняла во мне голову обида, стоило услышать это проклятое «смысла не вижу».

– Не думаю, но я и не требую. А не видел, как раз потому, что продолжать все, как раньше было невозможно, переходить же на новый уровень…– он замолчал, явно подбирая слова, а внутри меня вновь разгоралось пламя боли. Я сверлила его напряженным взглядом, надеясь, тем не менее, что он скажет что-то такое, что погасит эту боль. И он погасил, честно признавшись, – Слишком много сложностей, казавшихся мне непреодолимыми. Я не знал, как впущу тебя в свою жизнь. Как познакомлю со своей дочерью, как объясню ей все, как посмотрю в глаза, потому что она бы не поняла и осудила. Впрочем, осудит всякий и каждый. Но мне важно мнение лишь моего ребенка. У нас с ней и без того проблемы, мне не хотелось увеличивать пропасть между нами. Ты же слишком молода, импульсивна, чтобы сглаживать шероховатости, которые возникли бы в любом случае. Ты вообще слишком молода, чтобы разгребать те проблемы, которые возникали бы каждый раз. Тебе бы хотелось жить соответственно возрасту, как и мне, а у нас слишком большой разбег. В конечном счете, нам обоим бы надоело. А раз исход был предрешен, я подумал, чего ради лезть в пекло: травить душу себе, портить отношения с дочерью и растрачивать твои лучшие годы? -поделился он своими размышлениями, разумность которых я не могла оспорить, но все равно от негодования едва сдерживалась, чтобы не дать Олеженьке по башке.