Между строк

– Что значит «у тебя»? – возмущенно взлетает бровь Веры Эдуардовны.

– Ну, так твоя порода, – хмыкает ее супруг.

И словно в подтверждение его слов дверь открывается, и на пороге появляется высокий, светловолосый парень с белозубой улыбкой матери и глазами такого же удивительного лазурного цвета, что не оставляет сомнений, чей это отпрыск.

– О, явился красавЕц наш! – воскликнув, расплывается Любовь Геннадьевна в довольной улыбке при виде крестника.

КрасавЕц меж тем, быстро оглянувшись, оценивает обстановку и махает кому-то за спиной, указывая на свободные места за столом. В гостиную входят вызывающе – одетая девица и два парня.

Тощий шатен со взъерошенными волосами, не успев сесть за стол, тут же наваливает себе полную тарелку салата и принимается энергично жевать, не обращая ни на кого внимания, брюнет же напротив – медлительный, даже заторможенный. Кое-как усевшись, он откидывается на спинку стула и, закрыв глаза, будто отключается. Размалеванная девица начинает суетится вокруг него, что-то говоря, но он, даже не шелохнувшись, продолжает сидеть, приоткрыв рот.

От созерцания столь странной картины у хозяев дома и их друзей вытягиваются лица.

– А это что за… чудики с ним? – озвучивает Александр Степанович общую мысль, переведя на жену недоуменный взгляд.

– Что ты сразу с меня спрашиваешь? – в который раз отвечает она ему возмущенно.

– Ну, ты же все шушукаешься с сынком да покрываешь его делишки, – язвительно парирует он, на что Вера Эдуардовна фыркает и, закатив глаза, раздраженно отмахивается.

– Оголодавший – это Мишка Антропов, – поясняет Любовь Геннадьевна, приглядевшись к парнишке, сметающему содержимое тарелки с такой скоростью, словно за ним с собаками гонятся.

– А чей он? Первый раз его вижу, – хмурится Вера Эдуардовна, привыкшая быть в курсе всех событий.

– Интернатовский, наши в футбол играют у них на коробке.

– А-а, вон оно что, – тянет Гладышева и, поймав взгляд сына, манит его пальчиком. Он же, почувствовав, что запахло жаренным, тут же врубает обаяние на полную мощность, одаривая женщин сногсшибательной улыбкой.

– Ну, здравствуй, крестничек. Где же тебя носит? – сердечно расцеловав его, укоризненно качает головой Шувалова.

– Сынок, почему так долго? – вторит ей Вера Эдуардовна, приобняв сына. Он же, быстро клюнув ее в щеку, спешит поздороваться с отцом и крестным, делая вид, что не слышит женских причитаний. Но мать и крестная не собираются так просто сдаваться, и как только с приветствиями покончено, начинают допрос по всей форме.

– А где дружок твой? – сразу же спрашивает Любовь Геннадьевна.

– Придет скоро, – неопределенно отмахивается Олег и с преувеличенным интересом оглядывает стол в поисках, чего бы съесть.

– Откуда он придет? – продолжает наседать Шувалова, неудовлетворенная таким ответом.

– С пацанами вроде с борьбы должен был встретиться, – не глядя, рапортует крестник и, определившись с блюдом, протягивает сидящей неподалеку сестре тарелку, указывая, что ему положить.

– С ними он вчера встречался, – уличает Любовь Геннадьевна, прекрасно зная, что крестник придумает, что угодно, лишь бы выгородить друга. – А сегодня он где есть? Опять у этой… шалогушки?

– Люба, чего ты привязалась к пацану?! Сказал, придет скоро твой оболтус – значит придет. Дай парню спокойно поесть, – вклинивается Анатолий Николаевич и, подмигнув крестнику, наполняет рюмки.

– Ну, ты еще давай, выгораживай своего неблагодарного сынка.

– Вот заладила- то! Пусть погуляет пацан, два года – это тебе не шутки, – качает головой Шувалов и протягивает жене рюмку. – На, пригуби лучше пару грамм, может, отпустит.

– Ага, а мне потом его «гулянья» нянчить, – бурчит Любовь Геннадьевна, вызывая у крестника усмешку.

– А ты чего ухмыляешься? – поддевает его мать.

– А я что? – пожимает он плечами. – Я вообще не при делах: ничего не знаю, ни с кем не гуляю, идеальный сын.

– Ну-ну, – иронизирует Александр Степанович и, помедлив, интересуется. – Ты лучше расскажи, что это за товарищи с тобой.

– Вот, кстати, да, – поддерживает Вера Эдуардовна мужа. – Что это за шобла – ёбла?

– Мама, как не красиво, – насмешливо цокает Олег.

– Ну, извините, а как это еще назвать? – фыркает Гладышева, кивнув в сторону завалившегося на бок брюнета с открытым ртом. – Что с ним? Он пьяный что ли?

– Не, он зависает, мам.

– В смысле? Где «зависает»?

– В антигравитационном пространстве.

– Чего?

– Ну, он этот… – с несвойственной ему нерешительностью мнется Олег.

– Кто? – насторожившись, подается Вера Эдуардовна ближе к сыну.

– Космонавт, – шепчет он со всей серьезностью и торжественностью, вызывая у матери шок и недоумение, а у отца, наблюдающего за этим цирком, смех.

– Ах, ты ж паразит! Издевается над матерью! – сообразив, что к чему, отвешивает Вера Эдуардовна хохочущему шутнику легкий подзатыльник.

– Ну, ладно, мам, не злись, шучу, – увернувшись от материнской руки, примирительно произносит Олег.

– Я не злюсь, я беспокоюсь. Ты поди тоже… «космонавтишь» с ним за компанию?

– Увы, мамуль, космонавт из меня никакой, вестибулярный аппарат слабоват, – подмигнув, поднимается парень из-за стола, давая понять, что допрос окончен.

– Олег, мне совершенно не нравится это окружение, – строго сообщает Вера Эдуардовна.

– Мне тоже, мамуль, но что поделать? – притворно вздыхает сын и направляется к размалеванной девице. Вера Эдуардовна же, качая головой, переводит беспомощный взгляд на мужа.

– И как это понимать?

– Как «иди-ка ты на хер, мамуля», – с усмешкой поясняет Александр Степанович. Но Веру Эдуардовну уже занимает другое. Прищурившись, она с неодобрением наблюдает, как сын, приобняв девицу, что-то шепчет ей на ухо, отчего размалеванная начинает глупо хихикать.

– Верка, а это Олежкина подружка что ли? – изумленно шепчет Шувалова, словно прочитав мысли подруги.

– Не знаю, Люб, – тяжело вздохнув, отвечает Вера Эдуардовна, продолжая сверлить сына недовольным взглядом. – Он в этом плане скрытный. Спрошу: «есть кто?», а то весь в засосах ходит – смотреть страшно. Ну, а он мне: «мама, как женится буду, так и познакомлю».

– Так он может, и надумал, женится-то, – подливает масла в огонь Любовь Геннадьевна.

– Сплюнь! – хватается за сердце Вера Эдуардовна. – Еще чего мне не хватало.