Сломанная корона. Паганини

– А ты значит, этой силой обладаешь, – догадываюсь о его суждениях по его посерьезневшему виду.

– Вроде того.

– Как же привыкание? Те люди, у которых все тело ломит от нехватки дозы?!

Он стреляет в меня своими большими зелеными глазами.

– А ты сама видела таких людей? – выждав паузу, он кивает. – Я так и думал. Это все придумали власти, чтобы ограничить ввоз наркотиков. На этом же огромные деньги рубятся.

– У моей подруги ее знакомый умер от передоза.

– Я ничего не говорил про передоз. Я говорил про привыкание. Человек может зависеть от чего-то только в случае слабости духа.

– Наркотики ни к чему хорошему не приведут, – бурчу я.

Леша смеется:

– А тебя прогулка темной ночью с незнакомым парнем?

– Не такой уж ты и незнакомый.

Учитывая тот факт, что я слушаю твой голос в течение пяти лет.

– А тебе от чего сложно освободиться? – Леша возвращается к изначальной теме.

– Наверное, от ощущения одиночества и от того, что не всегда возможно достичь того, чего хочется.

– Каждый может достичь того, чего он хочет, если в это поверить, – говорит парень так, словно эту аксиому он повторял сотни и сотни раз. Такое бывает, когда миллионы раз воспроизводишь одно и тоже стихотворение – читать с выражением как в первый раз уже не получается.

– Да? Вот представь мир, в котором каждый получает желаемое!

– По-моему, он идеален.

– Вовсе нет. Он невозможен, – отрезаю я.

– Понятно, что это утопия, в которой все счастливы.

Я накручиваю волосы на палец.

– Нет, ты меня немного не понял. Вот смотри. Есть два человека: ты и я, – я жестом показываю на нас обоих. Мой спутник внимательно меня слушает. – Ты мечтаешь наслаждаться полноценной жизнью. А я мечтаю тебя убить.

– Значит, вселенная немного искривится, и одно из этих желаний погаснет.

Я торжествующе улыбаюсь.

– Вот именно. Одно из них погаснет. А значит, не исполнится. Они не могут исполнится одновременно, а изначальной установкой этого мира было то, что каждый его житель получает желаемое. Получается противоречие. Как в геометрии при доказательстве теоремы.

– Ну… может, желание второго человека исполнится в параллельной вселенной. Пусть этот утопический мир, который мы придумали, будет системой взаимосвязей между разными мирами.

– Все равно, в таком случае, в той вселенной исполнится желание одного, в ущерб желанию другого.

Парень идет, насупившись, всматриваясь в порезы бетонной дороги.

– Что-ты ты совсем меня запутала.

– Просто я к тому, что поголовно все желания исполнятся не могут. Мы ограничены желаниями другого.

Реквием (Москва)

    Звонки, гудки, свистки, дела,
    в конце всего – погост,
    и смерть пришла, и жизнь пошла
    под чей-то длинный хвост.
    Иосиф Бродский

В темном такси намного теплее, чем на улице. Хорошо. А то я порядком продрогла. Мягкие, тряпочные сидения. Не слишком разговорчивый водитель (в кои-то веки). Играет радио. Я кладу свою голову на колени Леши и смотрю в боковое окно. Огни фонарей проносятся по мере движения машины, то освещая, то скрывая в темноте наши лица. Мой взгляд расфокуссировывается, и лампочки-точки превращаются в распустившиеся цветы.

Его пальцы нежно касаются моих волос у виска, и парень заправляет их за ухо. По телу пробегает тысяча импульсов. Помнится, мы познакомились несколько часов назад, а я уже еду к нему домой.

Не могу представить, каково это, продираться сквозь жизнь одной. Мне кислородно-необходим рядом кто-то мощнейше вдохновляющий, чтобы двигаться ярче, интереснее и продуктивнее. Наверное, это чисто женская позиция, потому что мужчине для того, чтобы выбрать цель, ничего не нужно. А женщине цель ставить сложнее, у нас априори нет такой врожденной потребности в ее поиске. Надо наводить порядок там, где находишься, а не рисовать новые горизонты.

Я просто не могла позволить ему уйти. Наблюдая за ним весь вечер, все сильнее убеждалась, что это один из самых интересных людей в моей жизни. И дело было уже даже не в его музыкальных способностях, а в нем самом. Меня влекло к нему. За те несколько часов, что мы провели вместе, я пробурила только верхушку айсберга, и мне ни за что не хотелось останавливаться. Что в нем наконец-то меня зацепило. По-настоящему, а не сугубо поверхностно, как со многими до сего дня.

В детстве я была очень беспечным ребенком. Все последствия, будущность меня не волновали. Но потом юную легкомысленность школьных лет обстоятельно укрепили на первом курсе.

Мы сдавали макеты музеев – наших зачетных работ. Нас попросили оставить их на столах в кабинете, а самим выйти в коридор. Однокурсники и я не спали несколько суток подряд, у всех вид был изможденный, но воодушевленный. Дверь кабинета захлопнулась, и комиссия осталась внутри. Когда нас пригласили посмотреть на свои оценки, мы, из последних сил, рванули к дверному проему. Я чуть не сбила с ног кого-то, кто внезапно врос в кафельный пол в конце пути. Расталкивая одногруппников, я пробралась к просвету между ними и сама окаменела.

Столы казались уменьшенной моделью небольшого города после апокалипсиса. Каждый макет, старательно продуманный, прорисованный и вырезанный нами, выглядел так, будто по нему прошлись огромным деревянным молотком. Все было разрушено без возможности восстановления.

Потом нам объяснили, что данная мера была предпринята, чтобы кто-то другой не своровал нашу идею или не выдал бы чужой макет за собственный. И хотя это было разумно, справедливым мы это не посчитали.

И так случалось каждый раз, когда приходило время сдавать проекты.

С тех пор я приучилась к тому, чтобы наслаждаться тем временем, пока ты что-то имеешь, а не страшиться того, когда потеряешь.

– Ты точно хочешь сегодня возвращаться домой? – спрашивает Леша, когда мы сидели в баре.

– А есть другие предложения?

– Можем поехать ко мне… Не волнуйся, будешь спать, как младенец, – его расплывшаяся улыбка предвещает что скорее всего это значит такая же голая, чем «убаюканная колыбельной».

– Чего ты хочешь? – лукаво интересуюсь я.

– Меня больше волнует, чего хочешь ты…

Машина подскакивает на кочке, и я опускаю глаза на часы, проверяя время.

– 3 часа, 3 минуты – загадывай желание! – восторженно говорю ему.