– Вы меня чуть заикой не сделали… Слезайте. Это не швабы, это пруссаки.
Но чех шутки не оценил и упрямо мотнул головой:
– Не слезу, пока они там.
– Тогда вам надо было в аэропорту оставаться, – разозлилась Даша, – с такими нервами в Россию не ездят. Забудьте про балалайку и черную икру. Ельцинская Россия – это страна морозов, бандитов и тараканов. Слезайте, я вам говорю!
Иржи помялся и нехотя слез со стула.
– Может, купить какой-нибудь дезинфектор?
Даша презрительно фыркнула:
– Что за малодушие? Берите пример с американцев, они на такую ерунду даже внимания не обращают. Когда сюда приезжают, просто затыкают уши ватой и все.
Иржи снова насторожился:
– А зачем затыкать уши?
– Чтобы ночью никто не заполз.
Чех стал белее свежевыкрашенного потолка.
– Кто? Таракан?! Знаете, пани Даша, я тогда лучше в гостиницу… Где-нибудь поблизости. Ничего, что дорого.
– Послушайте, – она с грохотом поставила чайник на плиту, – не валяйте дурака – тараканы и здесь, и там. Разница лишь в том, что здесь они заползут к вам в любое незаткнутое отверстие бесплатно, а там за деньги. И вообще, воспринимайте это как часть культурной программы. Вам еще много с чем предстоит встретиться…
Глава 8
1
Юлии Полянской меньше всего подходило ее собственное имя. Возможно, вписывая его в метрику, родители и мечтали о небесном создании, которое распрямив крылышки, начнет порхать по сцене, очаровывая окружающих, но природа распорядилась иначе. Ни красотой, ни грацией девица не отличалась и основными ее качествами были несокрушимая наглость, огромный бюст и недевичий аппетит. Разухабистое имя Лелька сидело на ней как влитое. Юлией же ее называли исключительно официальные инстанции. С Петровой они были больше, чем соседки – вместе ходили в один детский сад, потом в школу. После восьмого класса Аня перешла в девятый, а Лелька решила поступить в кондитерское училище. Пахнущее ванилью ПТУ пришлось Полянской по душе. Она радовалась как ребенок, толстела и доводила до белого каления всех окружающих. Родителей – тем, что стала пэтэушницей, преподавателей – тем, что таскала домой дефицитные кондитерские полуфабрикаты, включая коньяк и какао, а однокурсниц – тем, что сжирала приготовленные ими торты и пирожные еще до того, как их успевал оценить преподаватель. Однако, сладкая жизнь продлилась недолго. Как только Аня закончила школу и поступила в университет, то тут же решила взять над Лелькой шефство. Она уговорила соседку подать заявление на подготовительное отделение экономического факультета МГУ – мол, не получается печь коврижки, так попробуй хотя бы экономически обосновать их существование. Полянская какое-то время сопротивлялась, но в конце концов согласилась. Родители и пищевая промышленность выдохнули с облегчением.
Затея провалилась, не успев начаться. Промучившись с грехом пополам на подготовительных курсах положенные два семестра, Лелька срезалась на всех до единого переходных экзаменах. Петрова махнула рукой, родители тоже, пищевой промышленности было уже все равно.
Годы шли. Аня училась, Лелька периодически устраивалась на работу и с той же периодичностью с нее вылетала. Но ни успехи, ни неудачи не мешали девушкам продолжать дружить. Это была даже не дружба, а старая и устоявшаяся, как свая под Венецией, привычка видеться каждый день, занимать друг у друга деньги, соль или просто посидеть поболтать ни о чем. К тому же, Полянская обладала бесценным качеством: пока Аня работала, Лелька сидела рядом, уставившись в телевизор, и по первой просьбе приносила кофе, бутерброды, не предпринимая попыток завязать беседу или привлечь к себе внимание каким-то иным способом.
Иногда Аня ловила себя на мысли, что Полянская для нее что-то вроде домашнего животного, в самом хорошем смысле этого слова, только ее не надо выгуливать. Питалась Лелька тоже вполне самостоятельно, хотя и неоправданно часто. На крошечной Аниной кухне располневшая Полянская выглядела как Гаргантюа, бессовестно уничтожая и без того скромные продовольственные запасы.
2
В последнее время соседка явно зачастила. Анна поняла это, не найдя в холодильнике даже засохшей колбаски, которую давно хотела выбросить. Она без сожаления захлопнула холодильник и вернулась к компьютеру, все равно аппетита никакого. Но вялая злость на подружку осталась – при новой работе могла бы и сама продукты приносить. Лелька недавно опять устроилась на работу в какую-то американскую фирму, чем несказанно удивила всех окружающих. Никаких особых талантов, кроме трех перечисленных выше у нее не было, посему зарплата в две тысячи долларов выглядела просто возмутительной. В конце концов, соседи и знакомые пришли к единодушному выводу: в такую сумму похотливый американец оценил верхнюю часть выдающегося Лелькиного тела. Ибо вряд ли за наглость и аппетит стоило столько платить.
В прихожей затренькал звонок.
– Открыто, заходите! – крикнула Аня.
– Ну ты, блин, даешь, – пробасила Лелька в коридоре, – по ночам в Москве двери не закрываются только у тебя и в институте Склифосовского. Что происходит, болеешь, что ли?
Аня меланхолично рассматривала выщербины на потолке.
– Нет. Просто у меня проблемы.
– Проблемы? – Полянская наконец добралась до кухни и сразу же принялась по-хозяйски греметь кастрюлями. – Не смеши, какие у тебя могут быть проблемы? Компьютер не включается?
Девушка перевела взгляд с потолка на широкую спину соседки. Говорить с Лелькой о любви хотелось меньше всего, но более подходящей кандидатуры все равно не было. По правде говоря, у нее вообще никакой другой кандидатуры не было.
– Лель, я полюбила одного человека.
Полянская медленно обернулась. Несколько секунд она изучала подругу круглыми коровьими глазами, влажными и ничего не выражающими.
– Да ты с ума сошла. С твоей-то фигурой! – После чего опять повернулась к плите и продолжила стучать крышками. – У тебя есть что пожрать?
– Нет. – Аня вздохнула. – Ты все и съела.
– А чего в магазин не сбегаешь? Ну прям как маленькая. – Лелька приподняла могучие плечи. – Влюбилась она, тоже мне проблема. Вот у меня «коники», это да. Представляешь, мой начальничек, козел заморский, прижал меня сегодня в коридоре и говорит: «Когда вас принимали на работу, то говорили о сверхурочных» Ну я, типа, какие проблемы. А эта падла, говорит: «Тогда приходите ко мне вечером». Нет, ты чуешь? Шишка геморройная. Чего делать, не знаю. Не пойти – уволит. Пойти – трахнет. – Она прямо в тапках залезала на табурет, принялась шарить в верхних шкафах. – У тебя небось даже тараканов нет, всех сожрала.
– Не я, а ты, – вяло повторила Аня, – я уже неделю ничего не ем.
– Иди ты, – подруга продолжала обыск. – Ты ж никуда кроме работы не ходишь, а у вас там одни недоноски.
– А я по телевизору, – еле слышно прошептала Петрова и неожиданно для себя покраснела.
– Чего-чего? – Полянская от удивления чуть с табуретки не упала.
Аня смущенно теребила уголок скатерти.
– Передача есть такая, «Prima ego», он ее ведет…
– Так он же педик! – спустившись вниз, Лелька сдвинула табуретку и уселась на ней, с трудом втиснув зад в узкое пространство между шкафом и столом.
– Не педик, а гомосексуалист. Человек с нестандартной половой ориентацией.
– Какая разница, с какой он там ориентацией, педик он и есть педик. – Она поправила тяжелую грудь и снова переключилась на свои проблемы: – Ой, был бы мой козел такой нестандартный, я бы и горя не знала.
– Зачем бы он тебя тогда на работу брал? – логика была не самой сильной стороной Полянской.
– Тоже верно… И чего делать собираешься? Или это у тебя так, дурь осенняя?
Аня отрицательно покачала головой.
– Если бы… Так измучилась, что аж внутри все болит. Если в ближайшее время ничего не придумаю, то хоть в петлю…
– Да чего тут придумаешь? Что его в постель затащить, что тетю Зину из второго подъезда: бес-по-лез-но! – Лелька прислонилась к шкафу. Шкаф угрожающе хрустнул. – К тому же у тебя опыта, как у кошки под хвостом.
– Мне бы только познакомиться с ним, – неуверенно продолжала Аня, – а там обязательно что-нибудь придумаю.
– Господи, да что ты можешь придумать? Там, на телевизоре, знаешь какие затейники, без тебя уже все придумали. Расслабься. Поехали, вон, лучше к моему американцу, водки выпьем, может, не так противно будет. И почему он не педик? Ну вот так, чтобы на работу брать – нормальный, а во все остальное время – нестандартный. Бывает же такое?