Маттео сложил фотографии в папку с эмблемой огня на корешке и убрал ее в стол. Трудно сказать, относилось ли это событие, одно из ряда таких же странных событий, захлестнувших Европу в последние годы, напрямую к тому заданию, над которым сейчас работали они все, но оставить его без внимания он не мог.
Стоящий у стены шкаф был заполнен такими папками. Некоторое содержали листы бумаги, пожелтевшие от времени и достойные занимать место в музее. Другие, более новые, были полны черно-белых фотографий и газетных вырезок, отчетов агентов, отправленных за информацией к месту происшествия, писем приходских священников. Некоторые содержали заключения инженеров, технические схемы и чертежи.
Компьютеры облегчили и помогли систематизировать работу, но не отменили главного: только встреча и живое общение помогали определить истину.
Иезуит поднял трубку.
– Рикардо? Да, это я. Я отправил тебе несколько файлов. Необходимо определить всех людей на этих фотографиях. Да, конечно. Любыми способами. Конечно, это санкционировано.
Не подлежало сомнению, огонь на фотографии был необычным. Ведь у него не было никакого видимого источника. Но он уже однажды наблюдал подобное явление и знал, с чем это может быть связано. На фотографии было три женщины. Которая из них?
***
– Завтра, моя дорогая, ты вместе с отцом отправишься в Экбатаны.
Эстер оторвалась от необыкновенного растения, привезенного с дальнего востока последней экспедицией ее дяди. Дядя был единственным мужчиной в их семье, кто не унаследовал никаких способностей к владению стихиями. Но зато он был непревзойденным дипломатом и торговцем, а также очень любил всяческие экзотические растения. Из каждой поездки он обязательно привозил несколько новых образцов, которые мама высаживала в саду около дома.
Последнее время заботу о саде взяла на себя Эстер. Мама говорила, что забота и общение с растениями поможет ей лучше понимать и использовать свои возможности. Конечно, она была права, возвращение к жизни, наполнение новыми силами привезенных саженцев и ростков доставляло девушке огромную радость. Чувства, которые передавались ей от оживающих на глазах экзотических кустарников и цветов, сравнить было невозможно ни с чем иным.
Мама в роли наставницы была лучшей и самой любимой. Другие женщины, которые время от времени занимались с нею, часто мало в чем помогали. У нее временами даже складывалось впечатление,что ей и не желают помогать, но ведь это было невозможно.
В Экбатаны. С этим городом у них было связано очень многое. Мама родилась в Экбатанах. Но она никогда не рассказывала о своей семье. Это было очень странно и загадочно. Жители их города не очень часто ездили в столицу Мидии, а девушки и женщины еще реже.
– Кроме отца поедут еще несколько магов и Сагар.
Эстер хорошо помнила эту немолодую женщину из сообщества Хранительницы, ведь она участвовала в определении способностей девушки. Несколько раз главная дарительница приходила к ней и проверяла ее успехи в развитии стихий. Всегда в зеленом или белом, всегда задумчивая, как будто мыслями решала какие-то другие проблемы. И знающая о своих стихиях все. Так, во всяком случае, казалось девушке.
Ей требовалось значительно меньше силы и времени, чтобы получить тот же отклик от растений. После общения с ними девушка словно слышала песню всего живого вокруг места приложения стихии.
И в то же время странно было, что мама оставалась после бесед с Сагар расстроенной, и потом еще больше времени посвящала работе с дочерью.
В глубине души Эстер считала, что она уже сейчас может значительно больше, чем эта женщина, и даже больше, чем мама, ведь она обладала особым, дополнительным источником силы. Только использовать его она опасалась.
Ведь научить правильно использовать этот, как ей казалось, неисчерпаемый источник могла только сама Хранительница. Но она не делала этого, возможно, пока.
Эстер помнила взгляд этой женщины, самой главной в их обществе. Она помнила, как стояла в темноте зала на коленях. Помнила, как холод камней пробирал до самого сердца, а холодный воздух словно замораживал душу. Как порывы, налетающие внезапно со всех сторон поочередно обжигали, впиваясь тысячами песчинок, и секли ледяными иголками до крови. Как черный поток проносился сквозь душу, пытаясь дотянуться до самых глубин. Она помнила все. Нужно было просто взывать к своим стихиям и молчать.
Она помнила, как смотрела на нее из темноты Хранительница, уже знающая о ее главной способности, способности, которая появлялась очень редко, а насколько редко – не знал никто из живущих. Помнила, как поочередно пятна света появлялись там, где сидела одна из знающих, и как они оглашали свой вердикт.
Как лицо той женщины становилось все более безмятежным по мере очередного утвердительного слова. Как она ждала последнего заключения и как, не дождавшись подтверждения, долго молчала, задумчиво разглядывая коленопреклоненную девочку.
Четыре! Четыре стихии! Такого не бывало никогда. Так ей сказал отец. Три случалось редко, иногда. Четыре никогда. Только все пять. Но пять означало смерть.
Она помнила свои чувства, когда поняла, что не может добавить к вихрю своих ощущений красный цвет, что в ней нет огня. Пожалуй, она даже была немного расстроена. Странная зависть к сестре, которая преследовала ее с самого рождения, ведь та могла плести узоры из волшебных языков пламени разных цветов. Азаран же только посмеивалась, глядя как округляются глаза Эстер при виде сине-желтых лепестков, внезапно начинавших струиться вокруг них, но послушных и робких. О да, эти лепестки внезапно могли стать другими, она это хорошо знала.
Огонь, красивый в руках сестры, агрессивный и опасный сам по себе или в руках других женщин манил и привлекал ее. И она всегда подглядывала, следя за уроками.
Все-таки было очень интересно смотреть, как сестра сосредоточенно смотрит в одну точку, на лбу над переносицей у нее появляется морщинка, а потом прямо в воздухе перед ней появляется огонек. Однажды она спросила Азаран, откуда берется этот огонь, ведь в воздухе нечему гореть?
Ей ответила наставница старшей сестры, женщина с именем, говорящим о многом, и знающая многое – Сардария.
– Из души, Эстер. Это горит сама душа. Даже нам, кому огонь является родной, послушной стихией, надо обращаться с ним очень осторожно. Ибо однажды мы можем очнуться совсем без души, а внутри будет только чернота.
Ей это не грозило, у нее внутри не было огня. Ведь это подтвердили все, даже Хранительница. Тогда Эстер не могла понять, почему у нее в глазах читалось сожаление. Но позже узнала.
– Ты меня слышишь, Эстер? Эстер?
Лицо Хранительницы расплылось и исчезло. Девушка вернулась к реальности.
– А зачем я поеду в Экбатаны? Понятно, у магов там свои дела, малые храмы. А я? Я нужна магам?
– Нет, ни в коем случае! У них там будут другие занятия. А ты едешь попробовать свои способности.
Она едет испробовать свои способности. С отцом и Сагар. Это было интересно и необычно… И все же…
– Мама! Скажи мне…
Мама смотрит и улыбается. Она ждет вопроса, который слышала уже много раз. Но сейчас я спрошу не про них с папой.
– Почему хранительница не любит, когда маги ездят в Экбатаны?
Улыбка исчезает с маминого лица, и она отворачивается. За распахнутым настежь окном солнце старательно согревает листья деревьев и тянувшиеся к нему цветы. Некоторые лучи пробиваются через густые кроны, но не проникают в комнату. Здесь царит прохлада и полумрак.
Сохранившая юную красоту дочь магов, служителей Арамазда, обернулась к дочери в гневе. Ее прекрасные глаза сверкали, губы были сжаты. Она взяла дочь за руку и подвела к двери комнаты.
– Иди и спроси у отца.
Отец отказался разговаривать с ней об этом. Он сказал, что Сагат все расскажет ей сама. Но в этот момент ей это уже было неинтересно. Вместе с отцом в комнате находился еще один человек, совсем молодой черноволосый и широкоплечий мужчина.
Он несколько минут, не мигая, слушал их беседу, а потом попросил представить его.
– О, конечно же, извини. Это моя дочь Эстер. Эстер, этот весьма талантливый молодой человек также поедет с нами в Экбатаны. Его зовут Бахман, и его родители живут в столице Мидии.
Так она встретила судьбу.
Глава 8. Кира
– Здравствуй, моя дорогая! Без приключений, надеюсь? Эта граница всегда так утомительна.
По виду Фредерики, встретившей их на кожаном диванчике у огромного панорамного окна, совершенно нельзя было сказать, что она хотя бы чуть-чуть, самую малость недовольна таким опозданием. Последние солнечные лучи, которые пробивались сквозь стекла, только подчеркивали всю безупречную классическую красоту ее лица. Поистине королевская осанка и спокойное ожидание, исходящее от женщины, все это только подчеркивало ее поистине царственное величие. Само собой, что каждый, приблизившийся к ней, уже начинал чувствовать себя словно на аудиенции у особы королевского дома.
Каждый, но не Кира. Эта женщина раздражала ее. С самого первого раза она старалась показать, что, несмотря на все свои возможности, ей еще очень далеко до настоящей ведьмы. Да, это слово в разговоре с нею также впервые использовала Фредерика. И вот теперь она ждала, ждала со спокойной улыбкой. И молчала.
Ну, нет, такая игра здесь не годится. Кира сделала шаг к столу, и в это время в холле заиграла музыка, и меланхоличный усталый голос запел по-французски старенькую песенку о Елисейских полях.
Ты сказала: “У меня свидание
в подвальчике с безумцами,