Щербатой, но языческой луной.
Шаман плясал… Под идол золотой
Людей бросали обнаженных.
Шаман рубил воздетою рукой
Под болью глаз, бессилья полных.
„Кресты” хватались за мечи.
Надежда умирала первой.
Божок стоял. И в безразличии
Ждал покорения бессмертных.
Свеча. Февраль
Свеча стала ночью ежом,
Свернулась и тихо дрожала,
Лучами колола во всё,
Что я к ней тогда приближала.
В час ночи, а может, и в два
Мой друг заворчал и забегал.
То холодом дуло с окна,
Пристанища беглого снега.
Он тыкался носом в стекло:
Там блюдечко лунного света.
И пил, торопясь, молоко,
Чтоб жить и гореть до рассвета.
А утром – молчанье и жар,
Скупая слеза из воска.
Иголок живой пожар
Уходит в февраль. Так просто.
1917
Снег под луной падал.
Золото и серебро звёзд.
Холодом мосты ног сковал.
Домики до плеч занёс.
Ледяные мечи и забрала
Не для наших рук с тобой.
И земля такой крови не знала,
Что течёт голубой рекой.
Слишком тёмная ночь пришла.
Мы одни на её пути.
Алым камнем она легла
В устье нашей с тобой судьбы.
Евгению. Брату
Приутихли слова на сердце.
Поседела айва в ночи.
Я покрыла закатом плечи,
И глаза уж не две свечи.
Слишком поздно прощать обиды.
Слишком рано жалеть себя.
Мы – судьбы одноокой скифы.
Двое стражей. Лишь ты и я.
Ночь на Ивана Купалу
Посеребрили мой голос тополя ночью.