Демоверсия

Электрик Женя пьет черный, без сахара. В комнате что-то упало, раздался громкий мат. Аня поморщилась, поставила чайник. Штукатурщица Лида пьет кофе с двумя ложками сахара и молоком. «Ого, да здесь трещина по несущей стене!» Ложечка стучит о кружку, в стену ударяется лепешка штукатурки, мама с булькающим звуком елозит тряпкой по полу.

Аня остановилась и закрыла глаза.

Трещину в стене заштукатурили, и ее больше не было видно. Но даже сквозь закрытые глаза, сквозь слои шпаклевки – Аня видела ее.

Такую же трещину она увидит несколько лет спустя – в другом доме, в другой стране, но только – внутри себя самой.

* * *

– Ты веш[6 - Ты знаешь (польск.).], что настоящие шаманы во время камлания всегда надевают на глаза специальную повязку? Такую как бы бахрому. Чтобы он мог что-то видеть, но никто не мог бы увидеть его зрачки.

Ян сидел рядом на стуле в одних трусах и курил тонкую глиняную трубку. Аня смотрела на него почти не дыша. Иногда он поднимал руку, поправляя повязку на волосах, и тогда в его плечах будто перекатывался валик. Аня смотрела жадно, стараясь запомнить, не упустить, и так же жадно слушала.

– Почему?

– Потому что в этот момент у шамана в каждом глазу пиздец.

Аня рассмеялась.

– Вот поэтому я пою почти всегда с замкнентыми очами[7 - С закрытыми глазами (польск.).], – закончил Ян начатую мысль.

– Я тоже.

Кажется, она хотела сказать что-то еще, но заметила взгляд Яна на себе. Он смотрел на нее так, как, должно быть, смотрят шаманы во время камлания.

– Не смотри на меня, а то я не могу говорить.

Она замерла.

– То есть нет, смотри. Смотри. Смотри. Смотри.

Не отрывая от него глаз, она спустила бретельки с плеч, и сорочка соскользнула на пол.

Ян продолжал смотреть ей в лицо, в глаза, будто у нее не существовало тела, словно ее руки и ноги отменились за ненадобностью, словно она была абсолютно бесплотна, беспола, бестелесна. В эту секунду не существовало даже человека, сидящего напротив, – все его тело рассыпалось на шарики мускулов, оставались только глаза, и от нее оставались только глаза, и в каждом из этих глаз, на дне зрачка, светился необъяснимый яростный пиздец.

* * *

Вскоре после начала ремонта мама уехала к родственникам, и Аня осталась руководить процессом.

Утром она бродила по строительному магазину с тележкой, груженной плиткой и обоями, с картонным стаканом кофе в руках. Вернувшись оттуда, показывала электрику, где устанавливать розетки, принимала доставку стройматериалов и проектировала большой шкаф-купе в комнату. Запасы кофе поистощились, и Аня решила, что Лида и Женя могут сами себя им обеспечить.

А по вечерам она оставалась одна.

Одна!

Это слово казалось ей воплощением роскоши. Она ложилась на пол, прямо поверх пленки, закрывающей свежий линолеум, смеялась и катала во рту это новое, прекрасное слово.

«Од-на». Аня открывала вино и нарезала сыр маленькими кубиками. «О-о-одна-а-а». Аня брала ноутбук и включала какой-нибудь легкий и прекрасный фильм. «Одна».

А когда ей надоедало, она шла гулять. Одна, конечно.

Было лето, и все вокруг было ласковым и манящим, каждый дом раскрывался неизвестной новой перспективой, и дорога разматывалась под ногами, как желтая полоска от витражной свинцовой ленты.

Иногда Аню вызывали поработать в цеху, тогда она уходила на весь день. Некоторые вечера она проводила, погрузившись в ремонтный азарт. Например, ей вздумалось вдруг перекрасить купленную для детской люстру, а заодно практически всю фурнитуру для новых дверей. Для этих целей она купила баллончик золотой краски, застелила пол газетами и полночи брызгала – как указано на этикетке, под углом в сорок пять градусов. Ближе к утру она заснула там же, на полу, в ворохе газет. Наутро она обнаружила, что у нее и вправду золотые руки: люстра была выкрашена ровно, и так же ровно золото из баллончика лежало на ее пальцах.

– 5–

Незадолго до развода Аню (конечно, вместе с Владом) пригласили на свадьбу: подруга детства, Тая, выходила замуж. Тая еще помнила то время, когда Аня пела, и изредка просила ее что-нибудь исполнить, хотя уже смирилась, что она совсем перестала это делать.

– Слушай, а давай что-нибудь восстановим из старого репертуара? Тая обрадуется.

Влад пожал плечами.

– Ну, попробовать-то можно, че.

Они как раз только помирились после крупной ссоры, и Влад на многое был готов. Даже взять в руки гитару. Он даже вернулся на вышку, как когда-то – когда Лиля была еще маленькой, а он работал монтажником электросетей.

Правда, в последние дни он почему-то сидел дома, и деньги снова заканчивались. Ане не хотелось ругаться, особенно накануне праздника. Иногда лучше петь, чем говорить.

И она пела, он играл, совсем как раньше. И Ане казалось, что она все придумала, и как же хорошо, что они вместе.

Накануне назначенного дня Аня достала роскошное шелковое платье, недавно подаренное ей тетей. То, что надо, только подшить немного.

– Влад, дай мне пятьсот рублей, пожалуйста, надо платье подшить.

– У меня нету.

– Как нету? Ты же на вышку вернулся?

– Мы поссорились, и я ушел.

Аня встала у окна, в задумчивости крутя на пальце золотое кольцо. Семнадцать голубых камушков тускло поблескивали. Она немного постояла молча, потом, так же молча, неторопливо вышла из кухни, вышла из квартиры, вышла из подъезда, протянула руку в окошко ломбарда и положила кольцо на разменное блюдце.

– Вес маленький. Еще что-нибудь есть?

Аня сняла с шеи цепочку с крестиком и положила сверху на кольцо. На блюдце получилась маленькая золотая горка.

* * *

Как-то утром, во время ремонта, Аню разбудил настойчивый стук в дверь. Аня прошла по застеленному пленкой полу и посмотрела в глазок.

– Вы когда свой хлам с лестницы уберете? Ступить некуда, такую грязь развели!

Соседи из квартиры по диагонали никогда не отличались терпением и тактом. Когда Аня с Владом только въезжали сюда, то, внося вещи в квартиру, случайно чем-то задели их дверь. И соседка сразу воспылала к ним черной ненавистью.

– Моя новая дверь, – верещала она. – Моя новая дверь! Кто возместит мне убытки?

Ее толстый плешивый муж смотрел извиняющимся взглядом, но остановить трактор, который присудил ему Господь, даже не пытался.