– Привал! – рявкнул Стерхов.
Сняли тяжелые рюкзаки, достали из них пищпакеты и небольшие термосы, расселись полукругом. После тщательного анализа воздуха, начальник разрешил снять шлемы.
Все оживились в предвкушении долгожданной трапезы. Без шлемов они выглядели почти как обычные туристы или компания, выбравшаяся на пикник. Каждый положил в свою пластиковую миску несколько кусочков спрессованной, обезвоженной еды. При добавлении кипятка сухие разноцветные кубики быстро разбухли и десятикратно увеличились в размерах.
– Меняю шпинат на свинину! – весело крикнул Роман Саливанов.
– С удовольствием поменяюсь, – сразу откликнулась Яна.
Они улыбнулись друг другу и задержали взгляды на несколько секунд дольше, чем это бывает, когда общаются два малознакомых человека. Саливанов невольно любовался Яной. Казалось, ее полные, красиво очерченные губы живут самостоятельной жизнью: то раскрываются створками раковины, обнажая ровный жемчуг зубов, то собираются в трепетный бутон. Но так ли проста и наивна была эта девушка, как ему показалось сначала. Теперь Роман готов был биться об заклад, что за холодным зеленым стеклом ее кошачьих глаз беснуются вихри страстей.
* * *
– Дайка я осмотрю твою руку, Санчес, – предложил после обеда доктор развалившемуся на земле оператору. – Так, что у нас… незначительная гиперемия и отечность.
– Черт, док, почему нельзя выражаться по – человечески! Что еще за гиперемия? – на лице смуглого красавчика отразился испуг.
– У тебя просто царапина. Кстати, почему до сих пор не заклеил перчатку?
– Как-то было не до этого. Сплошные приключения на наши задницы… К тому же, говорят в клее столько канцерогенов…
– Эй, Санчес! – крикнул начальник экспедиции, после еды он прибывал в благодушном настроении. – Сделай-ка пару снимков реки – пригодится для отчета.
– Вот дерьмо! Отдохнуть не дадут, – проворчал латиноамериканец.
– Что ты там бормочешь?
– Я говорю, что уже иду, босс!
Санчес взял камеру и нехотя поплелся к реке. За ним последовали Зорина и Матвеева.
Вдоль кромки воды тянулась длинная белесая трава. Толщина каждой травинки не превышала двух миллиметров.
– Похоже на волосы прекрасной Рапунцель из сказки, – восторженно произнесла Яна.
Пока девушки любовались пейзажем, оператор подошел к самому краю берега, схватился рукой за нависшую над водой шляпку дерева – гриба и стал снимать неторопливую синеву реки.
– Когда вернусь, – крикнул он, – обязательно устрою фотовыставку.
Его лицо озарила мечтательная улыбка.
* * *
Себастиан будет в восторге…
Этот мальчик самый талантливый из всей группы.
Идея организовать кружок для детей принадлежала старику Гольдштейну, хозяину галереи. Дополнительный заработок служил неплохим подспорьем для молодых художников и фотографов.
Правда, большинство учеников – лишь посредственности. Родители приводят их в фотостудию для того, чтобы потешить собственное самолюбие, добавить себе респектабельности в глазах знакомых.
Тщеславные, эгоистичные матери-идиотки, лопаясь от гордости рассказывают своим пустым, скучным подругам: «Мой Робби умудряется ходить на музыку, на каратэ, в волейбольную секцию, увлекается фотографией. Теперь мы думаем, а не нанять ли ему еще и репетитора по иностранному языку».
В своем стремлении вырастить сверхчеловека, они забывают прислушаться к потребностям самого ребенка, отбирают драгоценные, неповторимые годы детства. Лишенное свободы выбора детское Я чахнет под бременем родительских ожиданий.
Себастиян… Какого труда стоила вырвать мальчишку из цепких лап скудоумных родителей – мещан.
Себастиян – гений, способный вычленить идеальную композицию из хаоса, увидеть совершенную красоту в несовершенстве окружающего мира. Часы, проведенные с ним сладко-тягучи словно фруктовый сироп.
* * *
– Этот цвет достоин, быть переданным без искажения…, – пробормотал Санчес, настраивая яркость. Он так увлекся, что забыл про осторожность. Рука соскользнула с влажной прозрачной коры, и молодой человек с шумом плюхнулся в воду.
К счастью берег был не высок. С помощью девушек Санчес выбрался на сушу.
– Ты в порядке? – спросила Вероника.
– Угу, только…, – красивые тонкие черты оператора исказила гримаса боли. Он начал орать как резанный.
– Что с тобой? Санчес, что происходит? На помощь! – закричали девушки.
Вероника увидела как из разорванной перчатки, непосредственно из самой царапины свисает длинная тонкая нить травы. С каждой секундой ее длина укорачивалась. Миллиметр за миллиметром она вбуравливалась под кожу несчастного оператора.
Санчес вопил так, что закладывало уши. Он размахивал рукой, рвал защитный костюм.
Подбежал Саливанов.
Это какой-то паразит! Держи его за хвост, – приказал он стоящей рядом Матвеевой.
Испуганная девушка намотала конец извивающейся, выскальзывающей нити на пальцы.
– Попробую ввести антигельминтное средство, – крикнул доктор, второпях расстегивая костюм Санчеса. – Скорее всего, тварь движется по сосудам к сердцу, а оттуда в легкие или в мозг!
В это время хвост белого червя выскользнул из рук Вероники и мгновенно полностью исчез в теле оператора.
Санчес вдруг перестал кричать. Все члены экспедиции замерли, с тревогой и ужасом в глазах уставились на него. Глаза молодого человека закатились, рот перекосило, и из него полилась пена. Пузыри лопались на губах. Минуту тело сотрясали судороги.
Доктор все еще пытался что-то сделать: массаж сердца, какие-то уколы, но безрезультатно.
Санчес был мертв.
– Нееееееееет! – истошный крик Вероники увяз в насыщенном влагой воздухе.
Глава 6
Сфера
Саливанов несколько минут водил над телом скончавшего оператора специальным медицинским прибором, реагирующим на изменение плотности.