– Спрашивай и проваливай.
Улыбка сходит с её лица, а я, мысленно чертыхнувшись, в последний момент успеваю сдержаться и не извиниться за то, что сказал. Ей действительно лучше свалить ко всем чертям. Чем дальше от меня – тем лучше. И мне, и ей.
– У тебя с Ильичом не ладится.
– Наблюдательная.
– Почему? Мне кажется, он к тебе несправедлив.
К еде она так и не притрагивается. Салат в пластиковой коробке и сок сиротливо стоят на подносе, и я перевожу взгляд на них, чтобы отвлечься и не пялиться на девчонку напротив. Какое ей до меня дело? Или сейчас выяснится, что она подослана каким-нибудь муд*ком, с которым встречается и который попросил её надо мной поприкалываться? В это поверю гораздо охотнее, чем в то, что ей не пофиг.
– У него спросить не пробовала?
Поджимает губы. Сначала теряется, но потом решительно отодвигает поднос и, облокотившись на столик, подаётся ко мне.
– Я помочь хочу.
Заявляет слишком уверенно, чтобы у меня остались сомнения в том, что она реально думает, будто мне это нужно.
– Кому?
– Тебе.
– По-твоему, я нуждаюсь в том, чтобы ты мне помогала?
– А нет?
– Нет.
– Окей.
Выдыхает резко, как будто желает избавиться с этим выдохом от чего-то, что ей мешает. А я отвожу глаза. Потому что мне вдруг становится жизненно важным продлить этот разговор хотя бы на несколько секунд. А она так и сидит рядом со мной, и мне кажется, что сейчас на нас направлены все взгляды в этом грёбаном кафе.
– Я просто хотела рассказать, как мы обычно решаем такие примеры. Хотя, твой способ кажется мне более удобным и быстрым.
– Я в курсе, как вы их решаете.
– Тогда зачем делаешь по-своему?
– Потому что мой способ кажется мне более удобным и быстрым.
– Но у тебя двойка в четверти вырисовывается.
И откуда знает это? Следит за тем, кто какие отметки получает?
– А мне насрать.
– Грубо.
– Жизненно и искренне.
– Ты всегда такой? Со всеми?
– Какой?
– Угрюмый и озлобленный.
Я перевожу на неё взгляд, начиная испытывать какое-то уродливое желание рассмеяться. Нет, она это сейчас серьёзно? Если Соня в курсе моих оценок, то, наверное, и в курсе того, что среди одноклассников я своего рода изгой. Никто не хочет со мной общаться, а я этому только рад.
Например, пару лет назад Саврасов пустил слух, что свою мать убил я. За это я сломал ему челюсть, был поставлен на учёт в детскую комнату полиции, и обрёл себе врага на весь оставшийся период обучения. А заодно и одноклассников, которые с тех пор повально меня возненавидели. Интересно, где была в этот момент Рождественская? Выходила покурить?
Собственные мысли кажутся мне невесёлой шуткой, от чего я растягиваю губы в улыбке. А Соня смотрит на меня выжидательно. Как будто реально ждёт, что я отвечу на её дурацкий вопрос.
– Да. Я всегда такой. И со всеми. Потому вставай и проваливай.
– Зачем ты так?
– Как?
– Я ведь тебе ничего плохого не сделала.
– А мы разве об этом?
– Нет. И всё же.
Она словно сомневается в том, что всё сделала правильно. А я мысленно едва не вою. Пусть уже оторвёт свою задницу от стула и вернётся к своим подружкам, с которыми они перемоют мне кости. Лишь бы только больше не чувствовать тонкий аромат её духов. Не смотреть на неё, понимая, что вот она – София Рождественская сидит рядом со мной и мы ведём вполне себе человеческий диалог.
Молчит, и я молчу тоже. Только встречаю её взгляд, теперь уже без желания отвести глаза. За эти бесконечные несколько секунд, кажется, между нами устанавливается какая-то связь. Демоны внутри меня рвутся наружу, к ней. Я так и вижу, как они прикасаются к её коже, оставляя на ней грязные отпечатки, которые она не сможет отмыть никогда. И сейчас мне хочется этого. Увидеть, как София Рождественская становится запачканной мною. У меня от этой картины едва член не встаёт, настолько острое возбуждение я испытываю.
А потом всё заканчивается. Она просто поднимается и уходит. Оставляя поднос с нетронутой едой на столе. Не возвращается к своим подружкам, просто выходит из школьного кафе и мне напоминанием остаётся только шлейф её духов. Который я жадно вдыхаю, раздувая ноздри.
Напрасно думал, что смогу оставаться в стороне. Соня – трофей для моих демонов. И теперь удержать их на месте будет крайне сложно.
Если не невозможно.
***
Обычно мне нравились уроки истории. Нравилось читать о когда-то существовавших цивилизациях, не сохранившихся до наших дней и оставивших после себя немало загадок; о великих правителях, вершивших судьбы мира, о легендарных сражениях… Все это завораживало. Обычно. Но сегодня совсем не получалось направить свои мысли на людей и события, случившиеся за Бог знает сколько времени до меня.
Сознание того, что за мной сидит Романов, заставляло чувствовать себя некомфортно. Наверняка он даже не смотрел в мою сторону, как обычно сидя в позе «ушёл в себя, вернусь нескоро», но спину все равно как-то неприятно покалывало. И то, что произошло между нами в столовой, никак не шло из головы.
Я чувствовала себя очень глупо. Что закономерно, ведь я выставила себя настоящей дурой, когда подошла к нему. И отчего только я вообразила, что с Димой можно нормально разговаривать? За те одиннадцать лет, что мы учимся вместе, это ещё никому не удавалось. Но было что-то такое, промелькнувшее в его взгляде, что заставило меня подумать…
– Отвечать пойдет… Рождественская!
Голос Нины Ивановны – негромкий, но твёрдый – нарушает ход моих мыслей, мигом напомнив о более серьезных проблемах, чем пославший меня далеко и надолго Романов. Блин! Так ведь и знала, что она меня вызовет. Очень уж давно этого не случалось. Теория вероятности во всей красе.
Кидаю последний отчаянный взгляд на учебник, в попытке прочесть и уловить хоть что-то, и иду к доске.