В постели с чужим мужем

– Варь, привет. Это я. Слушай, ты работу не ищи, у меня для тебя место есть. Денежное. Даже очень, – прошелестела в трубку Эльвира. – Завтра встретимся и обговорим.

И прежде, чем Варя успела хоть слово промолвить, отключила связь.

***

– Кто это был?

Он и сам не знал, почему именно этот вопрос первым сорвался с языка, едва переступил порог дома и увидел Эльвиру – или, вернее, Элеонору, как сама она требовала себя называть – но отчего-то неожиданная встреча в ванной комнате, периодически всплывавшая в голове на протяжении всего дня, вынудила его сейчас автоматически высказать свои мысли вслух.

– О чем ты, Кирюша? – Жена двинулась ему навстречу и, когда поравнялась с ним, запах ее сладких, чуть удушливых духов, мгновенно обволок его. Также крепко, как эта женщина держала его в своих когтях вот уже целых пять лет.

Гребаных пять лет, большую часть которых он совершенно не мог бы назвать счастливыми. Но и разорвать этот брак отчего-то не мог тоже. Как Эльвира держалась за его деньги – он ясно отдавал себе отчёт в том, что именно возможность вести беззаботную и красивую жизнь по большому счету была основной причиной того, что она была рядом – так и он держался за свою, какую-то болезненную, одержимость этой женщиной.

Кирилл Волконский прекрасно знал, что деньги, которые он щедро выдавал ей на любые нужды – это цена за то, чтобы он мог трахать ее безупречное, пусть и не без помощи пластических хирургов, тело. За то, что эта красивая сука, присутствие которой с ним рядом было своего рода роскошью и знаком престижа сродни дорогой иномарке и часам стоимостью в несколько десятков тысяч долларов, принадлежала лишь ему.

А ещё он любил ее. Когда-то. До того, как понял, что им беззастенчиво пользуются, выдавая в ответ на его деньги лживые эмоции и показные чувства. Ровно как сейчас, когда она называла его этим отвратительно-ласкательным «Кирюша».

Он ненавидел ее. Боже, как же он ненавидел ее! Вот только хотел при этом – ничуть не меньше. Хотел с каким-то ревностным остервенением, прекрасно зная, что каждый ее вздох под ним – такой же фальшивый, как и она вся. Но зачем-то продолжал бежать по этому порочному кругу, не в силах выйти из него, точно наркоман, который настолько прочно подсел на иглу, что ему стало казаться, что проще попросту подохнуть, чем с нее слезть.

Однако в последнее время Кирилл понял, что дальше так продолжаться просто не может. Что хочет от семейной жизни чего-то большего, чем дежурные разговоры за ужином и постановочные спектакли в спальне.

Он хотел ребенка.

Ребенка, который, возможно, был их последним с Элей шансом что-то исправить в этих уродливых потребительских отношениях. Ребенка, который мог помочь им стать наконец настоящей семьёй. Он надеялся, что материнство преобразит Элеонору, раскроет в ней то, чего он так желал и искал – мягкость, искренность, нежность. Он хотел, в конце концов, самой банальной вещи – продолжения себя. Девочку, которую он будет всячески беззастенчиво баловать и ревновать к первым кавалерам. Или мальчика, которого научит играть в хоккей и футбол, и которому в один прекрасный день передаст свое дело – огромный интернет-гипермаркет, созданный им с нуля. Он хотел, чтобы жизнь обрела самый простой смысл, заключающийся в маленьком существе, которое однажды станет лучшей версией их самих.

Именно поэтому пару недель тому назад он и заговорил с Элей о ребёнке. Сначала жена в ответ на его намеки лишь отшучивалась, затем – стала менять тему разговора, и в конце концов ему стало окончательно ясно, что этот брак уже попросту не спасти. У них с Элей были слишком разные цели и желания относительно этой жизни.

И сегодня он собирался наконец выставить ей прямой ультиматум.

– Так о чем ты? – Эля мягко потерлась носом о его шею, вызывая в нем именно те реакции, какие и желала пробудить. Но сегодня он не намерен был ей поддаваться. Не намерен был больше позволять себя обмануть – в черт знает какой уже по счету раз. С него хватит.

Отстранившись, Кирилл направился к барной стойке и, сняв крышку с бутылки дорогого коньяка, плеснул себе немного темной жидкости в бокал.

– О девушке, которая днем была у нас дома.

– А, ты про Варю, – рассмеялась Эля мелодично. Когда-то ради того, чтобы слышать этот смех, он готов был буквально на все. С какой-то странной горечью сейчас вспоминалось, как из кожи вон лез, пытаясь быть для нее остроумным и забавным. И только теперь понимал, что на самом деле был просто идиотом.

– Видимо, про нее, – обронил он сухо, пригубливая терпкий напиток.

– Это моя подруга, – сказала Элеонора, устраиваясь на стул рядом с ним.

– Серьезно? – Кирилл издевательски вскинул бровь и не сдержал саркастического смешка. – Я видел твоих подруг, моя дорогая. С такими, как эта девушка, ты не дружишь.

– И тем не менее ты ошибаешься, Кирюш. Варя – моя школьная подруга, – ответила жена и с какой-то странной улыбкой добавила:

– А почему ты о ней спросил? Она тебе понравилась?

Он ощутил внезапную злость – резкую, острую, накрывающую с головой. Судя по выражению лица, Элю ничуть не беспокоил тот факт, что он видел другую женщину практически в чем мать родила.

– Странный вопрос с учётом всех обстоятельств, тебе не кажется? – процедил он сквозь зубы и со стуком поставил опустевший бокал на стойку.

– Да что с тобой? – удивилась Эля и он, уставившись на нее немигающим взглядом, ответил:

– Что со мной? Спасибо, что поинтересовалась. Мне все надоело, Эльвира, вот что со мной.

– Элеонора, – поправила она.

– Этим вычурным именем будешь кичиться среди своих подруг, – грубо отрезал он. – А я буду называть тебя так, как хочу!

Кирилл и сам не заметил, как случилось так, что он буквально навис над ней, вынуждая прижаться спиной к барной стойке. Взгляд сполз к ее губам, с которых сорвался приглушённый звук – то ли испуганный вздох, то ли чувственный стон, и при виде того, как она провела по губам языком, понял, что опасно близок к тому, чтобы забыть обо всем, что собирался сказать и просто задрать на ней это чёртово короткое платье, взяв то, за что платил очень дорогую цену, и речь при этом шла далеко не только об одних лишь деньгах. Эта женщина буквально выворачивала наизнанку его душу, и за это он ненавидел ее тоже.

С усилием оттолкнувшись от стойки, на которую опирался руками, Кирилл отошёл от жены на расстояние, достаточное для того, чтобы суметь вновь собрать в голове все, что собирался ей сказать.

– Нам нужно кое-что обсудить, – начал он. – Я заводил об этом разговор не раз и не два, но ты всё время делала вид, что не понимаешь. Поэтому говорю прямо, – Волконский поднял на жену тяжёлый взгляд, – Я хочу завести ребенка. Если ты не готова мне это дать, то я найду того, кто будет готов.

Сердце тяжело бухало в ушах, пока он ждал ее ответа, а она просто смотрела на него с ужасом и страхом, а затем… разрыдалась.

Он редко видел Элю плачущей и сейчас эта картина настолько его поразила, что руки невольно потянулись ей навстречу, чтобы прижать к себе и успокоить.

– В чем дело? – спросил он отрывисто, но вместо ответа она зарыдала ещё отчаяннее.

А он сжимал ее в своих объятиях и гладил по волосам, ощущая, как рубашка пропитывается ее слезами, казавшимися ему обжигающими, и отчего-то чувствовал себя распоследним конченым ублюдком.

– Ну тихо, тихо, – пробормотал Волконский, не зная, какими словами ее успокоить и не нашел ничего лучше, чем просто пообещать:

– Мы что-нибудь придумаем. Просто расскажи мне, что случилось.

Ещё несколько всхлипов – и Эля подняла на него покрасневшие глаза, заставляя почувствовать новый укол совести. Иногда ему хотелось причинить ей боль, такую же дикую, какую испытывал сам, сознавая, что он для нее – всего лишь безотказный кошелек, но теперь, когда видел жену в таком состоянии – понимал, что совершенно не способен радоваться тому отчаянию, что плескалось в огромных голубых глазах.

– Не хотела тебя расстраивать… – начала она севшим голосом и на душе у него резко похолодело. Он вдруг четко осознал, что именно она сейчас ему скажет.

– Я говорила с врачом и… – Эля сделала паузу, а затем вскрикнула, когда он невольно сжал до боли ее плечи в ожидании того, что должно было прозвучать. –…И он сказал, что я не могу сама выносить ребенка.

Она снова заплакала, а он ощутил, как внутри у него что-то оборвалось и упало, разлетаясь на тысячи самых разных эмоций – от грызущего чувства вины до глухого отчаяния.

Господи, он все это время тихо ненавидел ее, а она, вероятно, страдала, зная, что не может дать ему то, что он хочет. Собственная фраза о том, что найдет для этого другую, показалась Кириллу теперь отвратительной и низкой. Может быть, именно эта проблема делала Элю порой такой отстранённой? Что он мог знать о том, что чувствует женщина, неспособная родить ребенка самостоятельно?

– Кир… – донёсся до него ее голос словно бы издалека. – Я много думала об этом и… у меня есть одно предложение.

***

Варя встала ближе к шести утра. Кажется, она так и не смогла сомкнуть глаз – всё время думала о том, что теперь её жизнь может измениться к лучшему. Если Эля и вправду предложит ей какое-нибудь приличное место… она всё сделает, чтобы подруга об этом не пожалела.

И наконец накопит на путешествие, чтобы свозить маму куда-нибудь на море, например. Ну или в один из небольших старинных городков, которые та так любила, когда папа был жив.

Стараясь двигаться бесшумно, Варя пробралась на кухню. Из спальни матери не доносилось ни звука – видимо, крепко спала, по традиции выпив снотворного.

Варя подошла к окну и улыбнулась. Город только-только просыпался. Было ещё темно. До встречи с Элей, назначенной на время обеда, оставалось ещё несколько часов. Дотерпеть бы…