Измена. У меня появилась другая

Как же я ненавидела его в этот момент! Как же хотелось подойти и расцарапать ему морду! Но новая Ира не станет позволять себе подобного. Ни сейчас, ни впредь.

– Раз ты настолько полигамен, то для тебя не составит труда подумать сразу над двумя вещами. Выбирай – нотариус, к которому мы пойдём вдвоём. Или адвокат, к которому я пойду одна. И постарайся поразмыслить над этим где-нибудь вне моего дома.

Процедив эти слова, я вышла из комнаты и направилась к сыну. Мне жизненно необходимо было просто обнять его и позволить себе то, чего не могла сделать при муже.

Поплакать.

Первым делом заглянула в столовую. Нужно было немного выдохнуть, прибрать разгром, ну и спасти те блюда, которые сиротливо заветривались на праздничном столе. Когда в квартире хлопнула входная дверь, я сначала испытала облегчение, а потом – такую острую горечь, что от неё стало трудно дышать. Илья ушёл. Без слов, просто вышел и на этом всё.

Ваня пришёл через пару минут. Молча присел на корточках рядом со мной, молча же стал собирать еду с пола и складывать её в пакет, принесённый с кухни. Один раз сын зло отёр слезинку, сбежавшую по щеке. В этот момент я пообещала себе, что каждый, кто причастен к этому огромному несчастью маленького человечка, ответит за всё.

– У папы другая женщина? – неожиданно серьёзным тоном и со взрослой формулировкой спросил сын, когда я замывала пол, весь в следах от еды.

Я вскинула голову и посмотрела на Ивана. В его взгляде читалось то, что полоснуло по материнскому сердцу – сын словно бы повзрослел на несколько лет сразу.

Молча кивнув, я протянула ему тряпку и попросила:

– Сполоснёшь на кухне? Я вымою руки и мы сядем и поговорим.

– Да, – просто ответил сын и, распрямившись, вышел.

Я вновь призвала на помощь все силы, чтобы только не пойти, не лечь на диване и, обхватив колени руками, не начать рыдать. Эмоции требовали выхода. Я знала – лучше всего поддаться этому, а не запирать их на замок. Потому что впоследствии это может дорого мне стоить.

Когда я вымыла руки и, плеснув себе на лицо несколько пригоршней воды, вернулась в столовую, Иван уже успел похозяйничать. На моей тарелке были пара лёгких закусок и овощной салат, сын же теперь возился с тем, чтобы открыть бутылку вина. Я невольно улыбнулась тому, как сосредоточенно он орудовал штопором.

Его же тарелка была пуста и я, взяв её, положила всего понемногу. Мы молча сели ужинать. Ваня налил мне вина, себе – сока. Я отпила сразу добрую половину бокала. Обычно алкоголем лишь баловалась пару раз в год, но сейчас понимала, что это станет своего рода анестезией. Дурацкая мысль – так и до того, чтобы заливать горе, недалеко.

– Невкусно? – спросила у Ивана, который вяло ковырялся в тарелке.

Сама я буквально заставила себя поесть, но никакого удовольствия от пищи не получила. Всё казалось пластиковым и отвратительным.

– Вкусно, – кивнул сын. – Просто аппетита нет.

Он вдруг принялся запихивать еду в рот, вилка за вилкой. Я остановила эту попытку меня не расстраивать тем, что положила ладонь на запястье Вани и чуть сжала.

– Не нужно, если не хочешь, – сказала мягко. – Запей соком и давай поговорим.

И вновь во взгляде сына мелькнули затаённая боль и страх. Такой бывает у тех, кого незаслуженно избили и они ожидают, что вот-вот всё повторится. И я могла бы сделать вид, что ничего не произошло, если бы Иван дал мне понять, что ни о чём не хочет знать. Но он уже задал главный вопрос, уже дал понять, что он достаточно взрослый для того, чтобы это обсудить.

– Эта женщина, которая к нам пришла… она с папой? – опорожнив стакан, спросил Иван, глядя на меня так, как будто я могла дать ему ответы на все вопросы.

– Её зовут Кристина. Какое-то время назад папа с ней познакомился и…

– Влюбился?

– Можно сказать и так.

Сын поджал губы и уткнулся взглядом в тарелку с едой. Мял салфетку в небольшом кулачке, а у меня только одно желание было – подойти, обнять, спрятать от всех бед. Но сделать я этого не могла. Это было просто не в моих силах.

– Я немного слышал… У них с папой есть ребёнок? – ошарашил меня Иван в следующую секунду.

И вновь этот взгляд – пытливый, наполненный горечью, которая становилась эхом того, что ощущала я.

– Да. У них есть ребёнок. Мальчик. Ему три года.

Я не понимала, как мне удалось это сказать. Размеренно и спокойно, словно речь шла сейчас не о том, что рушило мою жизнь и жизнь Ивана. Не всю до основания, конечно, но привычные уклад и мироустройство – определённо.

– Что будет дальше? – спросил сын.

Я развела руками и криво улыбнулась. А вот что ответить на это не знала. Да, у меня, уничтоженной, раздавленной, столкнувшейся с ужасом какой-то час назад, имелось определённое понимание того, что нужно будет сделать в первую очередь уже завтра. Но я так же, как вполне обычный человек, имела право на то, чтобы рвано выдохнуть и прийти в себя. А на это ведь требуется хоть немного времени.

– После того, что я узнала от твоего отца, могу сказать только, что жить с ним и дальше я не смогу точно. Но как всё будет происходить и с какой грязью я столкнусь – не могу даже представить.

Я всё же не сдержалась, как ни старалась. Всхлипнула и тоже украдкой отёрла слезу, что скатилась по щеке. Ванька подскочил с места. Бросился мне в объятия, прижался так крепко, что я на мгновение почувствовала себя с ним единым целым.

– Я буду с тобой, мама… я буду с тобой, – говорил он, повторяя эту фразу, словно самую отчаянную молитву.

А я гладила его по волосам и беззвучно рыдала.

– Он сейчас ушёл к ним? – отстранившись через пару минут, спросил Иван.

Я помотала головой и отёрла слёзы.

– Не знаю, сынок.

Ваня вздохнул и вдруг велел непререкаемым тоном:

– Иди прими ванну. Я всё заверну в плёнку и поставлю в холодильник. Посудомойку тоже загружу.

Я понимала, что он делал – показывал, что готов взять на себя все бытовые вопросы, которые бы просто стали для меня мукой. И надеялась, что в ответном взгляде Иван видит всю благодарность, которую я испытываю.

– Спасибо, – просто поблагодарила его, поднимаясь из-за стола. – Спасибо за всё.

Ванна не помогла. Я заставила себя просидеть в воде минут сорок, но всё это время у меня было ощущение, что стены давят, а я нахожусь в коконе, из которого не выбраться и который душит и душит. Когда же вышла, оказалось, что сын уже расстелил для меня свою постель, а сам разобрал кресло рядом, чтобы спать неподалёку.

– Поместимся вдвоём, – решила я, подходя к его кровати. – Сейчас только переоденусь, а ты – в душ. И станем укладываться.

Забота сына творила удивительные вещи. Мне удалось уговорить себя сосредоточиться только на том, что есть сейчас – сон, приближающаяся ночь, завтрашние утренние хлопоты. Это отвлекало.

– Хорошо, – согласился Иван и добавил: – Я быстро.

Он скрылся в ванной. Я же, надев простую пижаму, юркнула под одеяло и закрыла глаза. Иван устроился возле меня минут через десять. Накрыл меня до подбородка, примостился рядом. Я обняла его одной рукой и мне стало ещё легче. Всё то, что было важным, оставалось со мной.

А с остальным я как-нибудь разберусь. Иначе и быть не может.

Меня разбудил аромат кофе. Вчера ночью я буквально провалилась в забытьё – видимо, сказывался стресс, который мне устроили Кристина и Илья. Сновидений не было, но я ощущала себя так, словно барахтаюсь в вязкой субстанции, которая облепила меня со всех сторон.

То, что Иван встал по будильнику и, собравшись, ушёл в школу, помнила нечётко, как будто не понимала – в реальности это случилось, или же в моём полубреду. Но сейчас, когда обоняния достиг запах свежемолотых зёрен, показалось, что кто-то взял меня за шкирку и вытянул на поверхность разума.