– Слушай, Дюбуа, я серьезно, – тон Марка сменился на предупреждающий, – отстань от нее.
– А у тебя что, на нее собственные виды? – спокойно поинтересовался Дюбуа, так и не поворачиваясь к Беккеру лицом, – хотя ты ведь, кажется, женат?
– А может, я сама за себя решу? – наконец вмешалась в разговор Мэдди, потеряв терпение. Она вырвала из рук Дюбуа свой пропуск и, отступив на пару шагов, обратилась к Марку:
– Привет, Беккер. Очень рада тебя видеть. А теперь можешь идти, куда шел.
По лицу Марка, на котором отразилось недоумение, Мэдди поняла, что замечание прозвучало чересчур резко. Ей не стоило так на него огрызаться. Ведь он не сделал ничего плохого, напротив – вступился за нее, решив, что ей нужна помощь.
Вот только ей ни черта от него не нужно! Мэдди почувствовала неожиданный прилив злости. За то, что стоял рядом с ней, как ни в чем не бывало, как всегда неотразимый и нахальный. За то, что позволил ей почувствовать себя необходимой, а потом также просто лишил ее этого, внезапно объявив о своей женитьбе.
Конечно, между ними никогда не было ничего, кроме дружбы. Она ясно осознала это ещё тогда, когда поддалась дурацкому порыву и решила узнать, что почувствует, если поцелует такого опытного бабника, как Марк Беккер. А когда он решительно отстранил ее – поняла, что это была худшая из ее идей.
Но все же она позволила себе привязаться к нему. Неосмотрительно потянулась к тому, кого считала таким же одиноким, как она сама. А потом его внезапная свадьба… и Мэдди почувствовала себя обманутой. И никому не нужной. Снова.
За этим воспоминанием пришло ещё одно – то, которое она гнала от себя уже больше месяца – о другом Беккере, похожем на Марка как две капли воды. О том, кто смотрел на нее жадными, голодными глазами. О том, кто хотел ее по-настоящему, пусть даже только одну ночь.
За прошедшее с того акта безумства время Мэдди пыталась подавить в себе главное – сожаление. Может быть, она зря не оставила ему своих контактов. Может быть, у той встречи могло быть продолжение. Может быть, она упустила шанс получить что-то большее, чем удовольствие от секса. Может быть, может быть, может быть… так много этих «может быть». Единственное, что было способно заглушить сомнения в правильности принятого ею решения – это мысли о том, сколько женщин уже перебывало в постели Макса Беккера после нее. В то время как она внезапно оказалась не в силах стереть со своего тела его следы.
Мэдди вновь сосредоточила взгляд на том, кого Марк назвал Дюбуа. Красив, обаятелен и, несомненно, пользуется успехом у женщин. Идеальный кандидат для ничего не значащего секса. Вот только она думала также и о Максе Беккере. А в итоге…
А в итоге – ничего. Макс Беккер для нее – отыграннный эпизод. Она ещё думает о нем иногда только потому, что ей не хватает хорошего секса.
Мэдди попыталась представить себя в постели с Дюбуа, который, судя по всему, недвусмысленно к ней клеился. Попыталась… но не смогла.
И все же из какого-то упрямого желания показать, что она не нуждается ни в ком из Беккеров, Мэдди снова обратилась к так и стоявшему рядом с ней Марку:
– Ну давай, давай, поторопись. Не видишь, что нам хотелось бы поговорить наедине? – она натянуто улыбнулась Дюбуа и получила в ответ усмешку, полную понимания.
Марк пожал плечами и, прежде, чем отойти, коротко бросил:
– На тренировку не опоздай, Дюбуа.
И тут Мэдди поняла, где раньше видела стоящего напротив нее красавчика.
Он, конечно, не был ни актером, ни певцом, но, несомненно, действительно был звездой. Люсьен Дюбуа – экс-лидер клуба «Финикс Койотис» – команды, теперь носившей название «Аризона». Тот самый игрок, чей трансфер в стан «Скорпионз» наделал в межсезонье много шума.
Если бы в Финикс не пришло новое руководство, которому достались старые проблемы с финансами, Скорпионам, вероятно, никогда не удалось бы переманить к себе Дюбуа. Но в результате всех своих проблем Койоты решили пожертвовать дорогостоящими игроками ради обретения финансовой стабильности. Таким образом Люсьен Дюбуа был обменян в Сан-Франциско, а взамен Аризона получила трёх неплохих хоккеистов и право выбора в третьем раунде драфта 2015. Этой сделкой остались довольны все.
Все, кроме самого Дюбуа.
Мэдди припомнила сопровождавшие эту сделку разговоры о том, что в прошлом между Люсьеном и нынешним тренером Скорпионов Мишелем Лепьером были серьезные разногласия. Но в подробности того, в чем они состояли, она тогда не вникала.
Во время короткого отпуска ей хотелось абстрагироваться от всего. Не вспоминать о хоккее, не вспоминать ни об одном из братьев Беккеров.
Поэтому на отдых она отправилась туда, где ещё витал призрак принадлежности Мэдди хоть к чему-то. К месту. К дому. К людям. Она поехала в Небраску.
– Как интересно, – протянул Дюбуа, пристально глядя на Мэдди и вырывая ее своим замечанием из плена воспоминаний и размышлений.
– Что?
– Кажется, ты из тех, кто совсем не против откусить кусочек от пирога по имени Марк Беккер.
Мэдди фыркнула.
– Ты верно выразился – тебе это только кажется, – и, сложив руки на груди, добавила:
– А это даже забавно.
– Что? – в свою очередь спросил Люсьен.
– Два петуха в одном курятнике, – она с усмешкой оглядела его с головы до пят, словно оценивала вещь перед покупкой.
– И как же это понимать? – приподнял брови Дюбуа.
– Вы с Беккером чем-то похожи. Оба из тех мужчин, от которых женщины сходят с ума, – в голосе Мэдди сквозило неодобрение, – и если раньше оргазм на трибунах был в основном только от Марка, которому фанатки регулярно рисуют плакаты с предложением жениться на них и родить ему детей, то с твоим приходом я предвижу разделение женского лагеря на две половины.
– Тебя это, кажется, весьма волнует?
– Ничуть. Хотя всегда приятно посмотреть на чужой идиотизм.
Дюбуа продолжал ухмыляться с таким видом, будто видел Мэдди насквозь. Это ощущение ей категорически не нравилось.
– Что ж, Люсьен, с тобой интересно, но… – начала было она, но он тут же ее прервал:
– Люк. Друзья зовут меня Люк.
– А мы с тобой уже друзья? – вздернула Мэдди левую бровь.
– Ещё нет. Но я рассчитываю, что скоро станем и весьма… близкими, – он подмигнул ей и, перед тем, как направиться к раздевалке, добавил: – Приходи на тренировку, Маделин, и я наглядно покажу тебе, что мой пирог гораздо вкуснее Беккеровского.
Утро следующего дня Мэдди проводила в монтажной, просматривая отснятое вчера после тренировки подробное – по крайней мере, таковым оно должно было быть в теории – интервью с защитником Скорпионов Дэном Ларсоном.
Дэн был великолепным игроком, и по итогам прошлого сезона заслуженно получил престижную награду Норрис трофи как лучший защитник Лиги, но вот общение с ним было задачей еще более сложной, чем попытка обыграть его на поле.
На вопросы он отвечал кратко и односложно, а в ответ на все уточнения смотрел так, что Мэдди хотелось спрятаться от этого взгляда под кресло.
Она знала, что не так давно Дэн расстался с женой, с которой прожил вместе десять лет. К чему лукавить – ей было любопытно узнать, что могло в одночасье разрушить столь долгий и казавшийся всем весьма крепким брак, но она понимала, что это та территория, вход на которую ей решительно заказан.
Мэдди пыталась разговорить защитника изо всех сил, но в конце часового интервью знала о нем немногим больше, чем в начале. И вот теперь вместе с монтажерами телеканала они пытались понять, что им делать с теми крохами информации, которые пожелал предоставить Дэн.
Сокрушенно качая головой, Маделин понимала, что этот материал придется активно разбавлять записями голов и ассистентских передач Ларсона, а также выдержками из старых программ тех времён, когда Дэн еще был улыбчивым парнем, казавшимся полностью довольным своей жизнью.
Она не знала, что с ним произошло, также, как этого не знал никто. И Дэн, и его бывшая жена хранили столь гробовое молчание по поводу своего разрыва, что даже жёлтой прессе не удавалось разнюхать никаких – во всяком случае, достоверных – подробностей. Это Мэдди знала наверняка, потому что перед интервью перелопатила в поисках информации о Ларсоне кучу статей.
Возвращение к работе подействовало на нее весьма благотворно. Она снова чувствовала себя на своём месте, чувствовала себя, как дома. Именно здесь, во владениях Скорпионов, бродя по коридорам подтрибунного помещения, слыша гул мужских голосов в раздевалке, осязая прохладу льда, тянувшуюся с площадки, она вновь испытала то постоянно искомое ею ощущение, за которым напрасно ездила в Небраску. И если бы не присутствие Марка Беккера, Мэдди могла бы почувствовать себя если и не абсолютно счастливой, то хотя бы вполне удовлетворенной тем, что имела.
Люк, конечно, жестоко ошибся, решив, что у нее к Марку что-то есть. Хотя, если быть абсолютно честной с собой, осадок горечи, которую она испытала, оказавшись ненужной, порой все ещё разъедал нутро. Мэдди не понимала, почему Марк не сказал ей о том, что в его жизни есть другая женщина. В этом случае она никогда не позволила бы себе прикипеть к нему, воображая, что может сделать для него что-то хорошее. Она никогда не поехала бы за ним в Россию, чтобы поддержать после смерти матери. И никогда не встретила бы там его брата-близнеца.