Длань Закона

Длани выстроили детей в два ряда и повели гуськом по длинному коридору, плавно убегающему всё время влево. Некоторые спотыкались, путаясь в слишком длинных, непривычных мантиях. Джастис чуть приподняла подол своей; ногти, сгрызенные за ночь до мяса, неприятно саднили от каждого движения пальцев. Не запачкать бы новую одежду кровью… Высокие каменные стены без окон поднимались к потолку с тяжёлыми канделябрами, через равные промежутки висели богатые гобелены – золотые весы Архонта Суда на чёрно-красном фоне. Джастис смотрела на них, узнавая. Она не чувствовала тревоги, глядя на это знамя в книжках, ничего не чувствовала и сейчас. Оно было просто… красивым.

Шаги гулко отдавались в пустых коридорах, заглушая осторожное дыхание детей.

Сначала Длани снова отвели их в столовую. В небольшой комнатке густо пахло горячей едой, начищенным деревом и чистотой. Утреннее солнце заглядывало в узкие окна, тянущиеся под потолком. Вчера вечером здесь было довольно темно – лишь пара масляных ламп стояла на столах, – да и мысли были заняты другим, а теперь, при свете дня, Джастис осмотрелась. Столовая выглядела так просто и обычно, что сложно было поверить, что они не в своём городе, а в столице другой страны. Уменьши комнатку и оставь здесь один из четырёх массивных деревянных столов, и она бы походила на закуток, где они ели с отцом. Только дома Джастис готовила сама, а здесь всё уже ждало на столах – хлеб, густая гречневая каша на молоке и кувшины с какой-то горячей, терпко пахнущей жидкостью. Джастис недоумённо огляделась: кроме столов и длинных скамей в комнате ничего и никого больше не было, только в боковой стене было прорезано небольшое окошко, за которым виднелась кухня, полная самой разной утвари. Кто им всё это приготовил?..

Длани ждали у дверей, пока дети ели, и что-то активно, но тихо обсуждали. В столовой же висело напряжённое молчание: никто ни с кем не заговаривал, слышен был только стук ложек и стаканов. Утро и яркий солнечный свет пытались развеять гнетущую атмосферу, но страх перед новым днём был сильнее. Джастис быстро проглотила кашу – на удивление очень вкусную, немного сладкую, – тепло разлилось в переставшем урчать желудке. Ожидая, пока закончат остальные, она на пробу налила себе неизвестной жидкости из кувшина – та была тёмно-коричневой и пахла какой-то травой. Джастис сделала осторожный глоток. Вкус был странным и долго висел на языке, но ей даже понравилось.

Длани нетерпеливо поглядывали в столовую и, когда наконец все поели, поторопили их дальше. Многие дети затоптались у столов, не зная, куда деть грязную посуду – обычно именно они и шли мыть её после трапезы. Но один из Дланей, рыжий крупный мужчина, коротко махнул рукой и сказал всегда оставлять всё на своих местах. Дети неуверенно переглянулись, но послушались и поспешно выстроились перед старшими.

Длани снова повели их по коридору и через какое-то время остановились перед высокими деревянными дверьми. Резные створки убегали под самый потолок, одна из них была пригласительно распахнута. Дети сбились в кучу перед Дланями; самые смелые начали тянуть шеи, заглядывая им за спины – там, за дверью, сиял какой-то странный, тёплый свет.

– Это ваша учебная комната, – зычно сказал один из Дланей, мужчина с покатыми плечами и острым, хмурым взглядом. Вчера он был на отборе: Джастис узнала его, хоть он и был в уборе с цепочками, скрывающими лицо. Он оглядел притихших детей, дожидаясь полного внимания.

– Это место – исключительно для учёбы, и любое неподобающее поведение – бег, ссоры, шум и излишние разговоры – неприемлемы, – его чёткий громкий голос встречал звенящую тишину, когда он делал паузы. Дети словно даже задержали дыхание, почтительно вслушиваясь в каждое слово.

– Неуважительное отношение к вашему учителю также будет караться со всей строгостью, – продолжал Длань. – Мелкие наказания остаются на его усмотрение, но по необходимости – хотя, я надеюсь, до такого не дойдёт, – ваши проступки будут рассматриваться другими членами Суда. И учтите, за вашим поведением следят не только в учебной комнате – здесь у стен и правда есть уши, – с холодной улыбкой добавил он. Девушка с соломенными волосами быстро зыркнула на него, но промолчала.

По рядам детей невольно прошёл тихий шёпот. Слова мужчины неуютно повисли в воздухе: так он пытается напугать их и пресечь любые нарушения на корню, или за ними действительно будут постоянно наблюдать?.. Джастис поёжилась и вместе с несколькими другими детьми вскинула опасливый взгляд вверх – туда, куда не дотягивался свет канделябров. Она не то чтобы боялась темноты, но сегодня серые в полумраке, затянутые тонкой сеточкой паутины углы вселяли какую-то первобытную тревогу.

– Тишина, – призвал Длань, поднимая свободную руку; во второй он держал свёрнутый в трубочку пергамент. – Ещё раз, в этой комнате будут проходить ваши уроки. Надеюсь, путь вы запомнили. Опоздавших пускать не будут. Естественно, это пагубно скажется на вашей успеваемости, так что советую в первую очередь зазубрить расписание, вам выдадут его чуть позже. Учитель будет своевременно уведомлять вас о предстоящих экзаменах, но обычно они проходят каждый второй день Фермера в 8 утра… Вы знакомы с имперским календарём? – мужчина хмуро воззрился на переглядывающихся в непонимании детей, потом вздохнул. Джастис видела, как ему хочется устало закатить глаза.

– Ну конечно. Значит, придётся ознакомиться. Время вы тоже определять не умеете?.. Хорошо, что мы заказали новые часы, – он посмотрел поверх голов на других Дланей. – На чём я… Да, в случае повторной несдачи экзамена или неявки – исключение, – он выдержал длинную паузу, глядя на снова зашептавшихся детей.

Джастис нахмурилась. Исключение – это значит?.. Испуганно распахнутые глаза других ребят выдавали, что они все подумали об одном и том же. Если они не будут справляться, они станут не нужны. Длани – самая организованная и образованная организация не только в Империи, но и, пожалуй, на всей Кореме. Дураков и бездарей тут вряд ли будут терпеть. Джастис сглотнула: она росла в самой обычной семье ремесленников, и её знания были довольно скудны. Вчера после Мара к ней подходила пожилая женщина-Длань и спрашивала, обучена ли она грамоте. Джастис, запинаясь, ответила «немножко». Может, её взяли по ошибке?.. Но после всего, что она пережила, она не собиралась умирать из-за какого-то несданного экзамена. Страх пополам с решимостью расправил её одеревеневшую спину.

– Помимо учебной комнаты, вашей спальни, бани и столовой, которые вы уже видели, в вашем распоряжении библиотека и тренировочный зал. Они оба находятся дальше по коридору. Запомните вот ещё что: уходить с этого этажа строго запрещено. Приближаться к лестницам тоже нежелательно.

Джастис запоздало вспомнила, что когда они вчера зашли из главного зала Суда в этот коридор, она действительно видела справа лестницу, круто уходившую спиралью наверх. В голове сразу заёрзала любопытствующая мысль: а что там? почему нельзя?..

– Порча любого имущества Суда также неприемлема, но при аккуратном обращении вам доступны все ресурсы библиотеки и зала в любое время. Учитесь, занимайтесь, и, надеюсь, у нас с вами не будет проблем.

Мужчина обвёл детей сухим взглядом, закрепляя свои слова. Наконец он развернулся и, сделав жест следовать за ним, первым вошёл через деревянные двери.

Маленькая волнующаяся группка начала проталкиваться в комнату. Джастис решила скромно подождать своей очереди в хвосте колонны. Она почувствовала на себе чей-то взгляд: ей показалось, что светловолосая девушка-Длань смотрела на неё, но когда Джастис подняла голову, та уже считала лысые макушки. Третья Длань, крупный мужчина с огненно-рыжей бородой, смотрел на их процессию с нескрываемой скукой, притопывая ногой в тяжёлом сапоге. Он явно мечтал поскорее уйти и заняться чем-то более важным. Джастис мельком подумала: а действительно, почему эта троица нянькается с ними, а не «несёт Закон Сертаре»?.. Вдруг испугавшись своих чересчур любопытствующих мыслей, словно их могли прочитать, она опустила голову и, наконец, последней вошла в комнату.

Первое, что её поразило – огромные стрельчатые окна вдоль всей противоположной стены – нет, вместо стены, от пола до высокого потолка. Джастис на секунду даже остановилась с открытым ртом: она никогда не видела такой роскоши. Молочно-золотистый свет, свободно и мягко лившийся плотным потоком, казался почти осязаемым и совсем не слепил. Многие дети тоже, как зачарованные, в восхищении смотрели на гигантские окна уже со своих мест – по всей длине комнаты в три ряда были расставлены пары просто сколоченных столов и стульев. Джастис медленно пошла, едва разбирая дорогу, до последнего свободного места – самого дальнего, зато в ближнем к окнам ряду. Глаз от них было буквально не оторвать: изящные рамы, испещрённые неизвестными змеящимися символами, устремлялись к самому потолку, а стрельчатая вершина сверкала, точно свечка. Только стекло было какое-то странное: Джастис видела застеклённые окна, в редкие дни проходя по богатому району, но никогда не видела такого. Оно было какое-то полупрозрачное, как сильно разбавленное молоко, но всё же не тусклое, оно словно светилось изнутри. Вот только из-за этого очертания внешнего мира за ним были размытыми, как слившиеся краски, и невозможно было понять, что же там, за исключением времени суток. К восторгу примешалось какое-то странное тянущее чувство, и Джастис вдруг поняла, что с тех пор, как перешагнула порог здания Суда, видела небо только вот так, украдкой.

Она аккуратно опустилась на свое место, за спинами всех остальных детей. Наконец она оторвала взгляд от окон и перевела его на стол. Перед ней лежала стопка чистых листов пергамента, хрустящих по одному их виду, маленькая чернильница и длинное острое перо. Всё было такое новенькое, красивое, что Джастис даже боялась прикоснуться. Она незаметно отёрла вспотевшие ладони о мантию, с трепетом глядя на эти богатства. Дома у них не водилось бумаги, не говоря уже о перьях и чернилах. Отец писать не умел, а Джастис только кое-как научилась читать: когда отец отправлял её на рынок, она разбирала буквы на вывесках лавок. А теперь ей надо будет что-то писать?..

Стул вдруг показался ей неуютно твёрдым, и она поёрзала, поднимая голову. На стенах напротив окон висели огромные гобелены Суда и Владыки, а между ними – подробная карта Коремы. Изрезанный со всех сторон бурными океанами, континент силуэтом был похож на раскинувшую крылья чайку. Вдоль всего её хребта, а также к верхним точкам крыльев и к хвосту тянулись тонкие линии Старых Стен; на них через равные промежутки были нарисованы крошечные свечки Шпилей. Джастис перевела взгляд вперёд: противоположная часть комнаты была огорожена длинным массивным столом, приподнятым на одну ступеньку. Оказывается, всё это время оттуда за ними наблюдал ещё один человек – пожилой старичок-Длань, который тоже был на отборе. Он молча смотрел на них и не спешил прерывать изучение комнаты. Маленькая улыбочка скользнула по его тонким губам, когда он решил, что большинство заметило его приземистую полноватую фигуру. Дети затихли в волнительном ожидании. Старичок взглянул на подвешенный над краем его стола лунный камень и сложил руки за спину.

– Для тех, кому вдруг пришла в голову идея сбежать через эти окна – не советую, – сказал он, продолжая мягко улыбаться одними губами. – Во-первых, как вы уже могли заметить, это не обычное стекло, вы его не пробьёте. Во-вторых, если каким-то чудом вы его пробьёте, вы не выберетесь даже с внутренней территории, потому что Мар быстрее вас. Теперь, когда это всем понятно, – он расцепил руки и сделал знак хмурому мужчине-Длани. Тот подошел ближе и подал ему тот свернутый в трубочку пергамент, что перебирал в руках. Дети несмело переглянулись, ещё раз бросили взгляд на окна. Про себя Джастис неуверенно усмехнулась: неужели кому-то и правда могло прийти такое в голову? Или кто-то уже пытался?..

– Я Длань Закона Люта, прозванный Мудрым. С сегодняшнего дня я буду учить вас географии и истории Коремы. Всё, чего я от вас требую, это тишины, внимания и, конечно, демонстрации ваших знаний на экзаменах. Надеюсь, вас уже просветили? – хмурый мужчина-Длань коротко кивнул.

– Хорошо, – учитель с прищуром вгляделся в лист, неторопливо пробегая его глазами. – Хорошо… Все вопросы после урока, только по теме и только не глупые. Для всех прочих в вашем распоряжении библиотека. Изучение дополнительных материалов настоятельно приветствуется. Кажется, это всё, что я бы хотел сказать на сегодняшний момент, – он бегло кивнул Дланям, те уважительно ему поклонились (Джастис с удивлением отметила незнакомый жест, сопровождающий поклон: Длани сцепляли сложенные лодочками ладони перед собой, отводя локти в стороны) и удалились, прикрыв за собой створку двери.

Ещё несколько долгих секунд в комнате висела тишина. Дети хором сдерживали дыхание, наблюдая за неторопливыми движениями Люты: он встал за длинным столом, аккуратно пристроил норовивший свернуться обратно в трубочку лист под тяжёлой штуковиной в виде многоконечной звезды, потом переложил внушительную стопку аккуратно перевязанных бечёвкой бумаг с одного края стола на другой, развязал, начал раскладывать перед собой… Джастис больше язык бы не повернулся назвать Люту старичком: да, он был стар, но во всей его фигуре читалось какое-то завораживающее спокойное величие. Страшно было подумать, сколько лет он положил на служение Владыки, сколько конфликтов разрешил… А теперь он, похоже, отошёл от обычных дел Длани и учит новое поколение. У Джастис никогда не было учителя, и теперь она с благоговением думала, что, наверное, Люта знает всё на свете.

– Для начала попрошу и вас представиться, я перепишу ваши имена соответственно посадке, – Люта поднял к глазам круглый кусочек стекла на цепочке и склонился над столом. – И пожалуйста, по возможности не пересаживайтесь. Начинайте, молодой человек.

Мальчик, сидящий в первом ряду, заикаясь, выдавил:

– Ш-шарль.

Люта быстро вскинул на него взгляд – глаз его за стеклом показался до смешного большим – и что-то записал в своих бумагах.

– Следующий, следующий, не молчите.

– Жюли, – прочистив горло, проговорила высокая девочка рядом с ним.

– Лина.

– Киран.

– Астра.

– Мелиос.

– Мила.

– Ноа.

– Тьерри.

– Бланка.

– Рунами.

– Пьер.

Джастис вздрогнула. Тот самый широкоплечий мальчик, который странно на неё смотрел, сел прямо перед ней. Пьер – он ещё утром показался ей отдалённо знакомым. Теперь она вспомнила: она иногда видела его прогуливающимся по рынку вместе со слугой. Их местный богач… был.

Джастис моргнула, отмирая. Несколько ребят обернулось на неё, Люта тоже поднял взгляд с занесённым над пергаментом пером.

– Джастис, – неловко выпалила она, ёрзая на стуле. Глаза всё время непроизвольно возвращались к ровной спине впередисидящего мальчика. Тот, если и чувствовал её взгляд, даже не шелохнулся.

Наконец, Люта закончил со своими бумагами и отвернулся от них к большой пыльно-черной доске, раскинувшейся по стене, словно крылья какой-то огромной птицы. Он долго выбирал кусочек мела, трогая каждый и пачкая белым чуть подрагивающие пальцы, а после громко сказал:

– Итак. Зарождение цивилизации на Кореме сложно отметить какой-то одной цифрой…

Джастис захлопала глазами, растерянно оглядываясь: вокруг с единым яростным напором заскрипели перья. Она метнула взгляд на доску: следом за стуком мела на ней быстро начали появляться цифры и символы, а неторопливый голос Люты зазвенел в ушах, словно доносящийся из бочки.

– Принято считать, что первыми на континенте появились предки шенумов около девятисот лет назад, переплыв Вечное море на сотнях галер. По легенде, они плыли чётко в сторону нашей незаходящей луны, поэтому и материк наш называется Корема, что с их языка значит «земля, указанная луной»…

Джастис судорожно схватила перо и мгновенно похолодела, когда его нежные волоски лизнули кожу. Она лихорадочно окинула взглядом других детей: большинство голов уткнулись в бумаги, торопливо покрывая их чёрными росчерками. Вот кто не соврал, что знает грамоту… Кто-то так же, как она, беспомощно озирался, робко перебирая в пальцах перо; мальчишка по диагонали от неё так торопливо откупоривал чернильницу, что испачкал руки и теперь в ужасе не знал, куда их деть.

– Сбегая с Разрушающегося Шар-Кузе́, южного архипелага и их родины, шенумы высадились на территории пустыни Биабан и основали первые поселения в районе современного Хвоста Чайки, несколько западнее тогда ещё несуществующего Южного Шпиля…

Джастис уставилась на свои листы. Они безразлично смотрели в ответ, но ей казалось, что одно неверное движение, и они, словно мимики из сказок, вцепятся в руку, смеясь и щеря зубы. Она снова огляделась: всё больше детей решалось наконец начать хоть что-то писать. Мальчишка с перепачканными чернилами руками зашипел сквозь зубы: похоже, поставил кляксу… В первую минуту Джастис неуверенно подумала, что, может, лучше она постарается всё запомнить, чем будет попусту марать пергамент… но её голова уже начинала пухнуть от новых слов.

– По сохранившимся записям летописцев, первые люди нашей с вами, женерской расы, пришли с востока, с древнего континента Зилар, примерно шестьсот лет назад. Это были исследователи и учёные, которые впоследствии основали первые колонии в неприветливых горах современного Клирастра и, по сути, спасли этим нашу расу от вымирания…

Какими бы кошмарными ни были познания Джастис в грамоте, рассиживаться было некогда. Люта останавливался, только чтобы выделить что-то паузой, и, кажется, вообще не обращал внимания на тихий ужас в глазах страдающих над пергаментом детей.

– Кто-нибудь знает, как назывался первый крупный город женерцев?.. Нет?.. Эзил, запишите, – с разочарованным вздохом сказал он.

Джастис сжала руки, чтобы те не дрожали. Боль в обкусанных пальцах отрезвила. Джастис схватила чернильницу за гладкий бок, кое-как подковырнула огрызком ногтя печать и решительно обмакнула кончик пера в чернила. Густая капля, весело подмигивая ей в золотом сиянии из окон, едва не сорвалась на желтоватый лист пергамента – Джастис быстро ткнула пером в верхний угол, но вместо первого завитка буквы у неё всё-таки получилась какая-то кривая палка. Не оставляя себе времени подумать, она повела перо дальше, вырисовывая ещё одну палку, за ней ещё одну, и ещё…

– Продвигаясь на запад континента, женерцы впервые столкнулись с шенумами на территории будущей Империи, но разошлись практически мирно: шенумы, привыкшие к пустынной местности, оставили за собой весь Биабан и районы южнее Межевого Шпиля, а женерцы двинулись дальше, попутно основав первый город на территории будущей Империи и нашу будущую столицу – Этерн…

На пергамент лихорадочным потоком ложились буква за буквой. Всё-таки не зря она читала вывески, даже если (что скорее всего) только она одна и сможет это безобразие потом прочитать… Джастис страшилась бросить на написанное повторный взгляд, да ей было и некогда – рука её словно двигалась сама, а совершенно пустая голова монотонно гудела, просто пропуская материал через уши и даже не пытаясь его хоть как-то запоминать.

– Эзил, Этерн, Сетум и Африд, – Люта отметил точки в разных концах бегло нарисованной на доске карты, – это основные очаги разрастания популяции женерцев. Официальные годы основания: Эзил – 152-й, Этерн, внимание, – 150-й, Сетум – 147-й и Африд, прародитель Северных Королевств – 139-й год до основания Империи Сертаре, или ДОИ…

Всё это продолжалось так долго, что Джастис полностью потеряла счёт времени. Непривычная к такому рука с каждой минутой всё больше наливалась свинцовой тяжестью. В какие-то моменты, когда слух улавливал совершенно непонятные слова, Джастис ненадолго отрывала перо от бумаги, давая ему возможность впитать ещё чернил, а сама слушала немного вперёд, чтобы хотя бы попытаться догадаться, о чём идёт речь. Тогда расслабившаяся кисть капризно ныла, и приходилось буквально заставлять её работать дальше. Иногда Джастис отставала, теряла мысль и беспомощно бросала взгляд на доску – та щерилась на неё белыми зубами-чёрточками, но подсказывала кое-какие обрывки – и Джастис бегло повторяла её узор, практически не раздумывая, что вообще пишет. Когда что-то из речи Люты складывалось в картинку в её голове, она с облегчением бросала буквы и вместо этого рисовала то, что подкидывало ей сознание.

Скрип перьев и шелест пергаментов сложился в однообразный, единый шёпот. Чистая стопочка листов лениво уменьшалась, вместо этого вырастая чумазой кучкой в свободном углу стола. И вот когда Джастис уже была готова взвыть от тупой боли в одеревеневшей руке, она услышала лёгкий стук возвращаемого на место мела и – долгожданную долгую паузу, превратившуюся в тишину.

– Итак, на сегодня на этом всё, – произнес Люта, опуская руки. Его совершенно не заботило, что они чуть ли не по запястья в меле и пачкают его мантию. – Вот вам задание: внимательно перечитать свои записи, уложить их в голове и начать хоть что-то понимать. Всё, всем спасибо, все свободны.

Джастис обалдело выдохнула, выпуская перо из пальцев. Оно неслышно упало на лист пергамента, пачкая краешек остатками чернил. Джастис посмотрела на эту кляксу почти без сожаления. Наконец-то глаза смогли осознанно сфокусироваться на последней исписанной страничке: уголки потемнели и загнулись от пота с ладоней, и только со второго взгляда можно было понять, что всё это набор букв, а не просто нагромождение каракуль и беспорядочных рисунков. Она бросила взгляд на кривую стопку таких же уродцев-листов и ещё раз вздохнула. В голове не было никаких эмоций по поводу этого кошмара, и тем более она не хотела думать о том, что она будет делать со всей этой кипой практически нечитаемых записей. Руки мелко дрожали; усталость обрушилась волной не только на них, но и на всё тело, будто она не писала, а полдня таскала в кузню уголь… и то бы она вымоталась меньше. Хватка на пере была настолько крепкой и топорной, что Джастис едва чувствовала свои гудящие пальцы, перепачканные чернилами. Она тупо смотрела на пятна на ладонях, а потом озабоченно оттянула рукав мантии – так и есть, она и её испачкала! Побелев, она быстро подогнула рукав. Казённая мантия, а она в первый же день умудрилась её заляпать! Это… наверное, тоже «неприемлемо»? Тяжело вздохнув, она разогнула шею – та тоже отдала неприятной тугой болью – и наконец огляделась.

Судя по всё такому же яркому свету из окон, прошёл от силы час-полтора. Это было просто невозможно… по ощущениям, сейчас уже должны были быть сумерки. Люта не спешил уходить. Он аккуратно связывал кипу своих листов обратно; Джастис показалось, что за всю лекцию он на них ни разу даже не взглянул. На доске всё ещё пестрели его записи, резкие и обрывочные – кажется, вот этот кусочек из середины Джастис пропустила… Но она была настолько опустошена, что эта мысль лениво проскользнула в её голове и быстро пропала.

Другие дети тоже выглядели уставшими. Словно оглушённые количеством свалившихся на них знаний, они как-то заторможенно перебирали свои листы – Джастис стыдливо хотелось верить, что с такими же неаккуратными каракулями, как и у неё. Все продолжали сидеть на своих местах: кто-то ёрзал с озабоченным выражением на лице, кто-то со вздохом потягивался…

Мальчишка по диагонали, который ещё в самом начале урока залил все пальцы чернилами, вертелся и робко покусывал губы. Джастис удивлённо фыркнула в кулак, заметив чёрное пятно даже на его лысой макушке – наверное, он по привычке хотел почесать голову, и не нашёл на ней волос. Мальчик долго нерешительно косился на своего соседа – Пьер выглядел крупнее, старше их всех и вообще источал какое-то высокомерное спокойствие, – а потом вдруг резко накренился в проход, возбужденно громко шепча:

– Эй, привет! Меня Рун зовут, а тебя?.. Слушай, не подскажешь, что вот тут было за слово? – он ткнул пальцем в свой лист, изрисованный крупными пляшущими буковками, и в ожидании уставился в лицо Пьера. Тот откинулся на спинку стула, вздохнул, бросая критичный взгляд на подсовываемый ему под нос помятый лист, потом неторопливо зашуршал страницами на своем столе, вынул из стопки нужную и без слов продемонстрировал мальчику.

Джастис, не сдержавшись, задохнулась разочарованием и удивлением: его записи были такими аккуратными и чёткими, буковка к буковке, строчки ровные, как по линейке…

Её судорожный вздох не остался незамеченным: мальчишка, Рун, оторвался от переписывания и оглянулся, Пьер тоже – в его лениво прикрытых глазах появилось то же самое холодное выражение, и он нахмурился.

– А мне… можно, мне тоже посмотреть? – пролепетала Джастис на выдохе, чувствуя, что краснеет под изучающими взглядами. Рун поморгал, вопросительно посмотрел на Пьера. Тот долго сверлил Джастис глазами, а потом вдруг просто отвернулся, бросив через плечо короткое и сухое:

– Нет.

Джастис ошарашенно смотрела ему в спину, не понимая. Взгляд Руна скакнул с Пьера на неё и обратно. Он неловко поёрзал на стуле, пряча извиняющиеся глаза, и снова уткнулся в свои записи. Джастис, словно оглушенная, с приоткрытым ртом следила за его перепачканной в чернилах рукой, пляшущей по бумаге. Почему?.. Прямая спина Пьера никак не отвечала.