Хроники Дарона. Эльф под горой

Но королевское казначейство не желало тратить даже полсарта на контрактников-азагуров, хоть наши зачистки и приносят хорошие деньги, порошка давали порцию.

Боль выворачивает изнутри, в глазах темнеет, но ещё держусь – первый дом уже близко. Наконец, встаю на дощатое крыльцо и стучу в дверь. Всё-таки падаю.

***

– Она не спит! – босые ноги прошлепали по деревянному полу, дверь скрипнула, скрыв парочку крестьянских детей.

Голова гудела, раны ещё побаливали, значит, я переродилась совсем недавно. Подо мной твердая лавка с колючим соломенным матрасом, несомненно, лучшее спальное место в деревенском доме. Меня умыли, переодели и укутали в жёсткое льняное одеяло. Дверь вновь скрипнула, лёгкие шаги, кто-то остановился рядом в нерешительности, пришлось открыть глаза:

– Простите моих детей, азагур, они слишком любопытны, – тощая женщина потупила взгляд, – и нас простите, мы вонзили вам в шею кинжал, когда вы упали на нашем пороге.

– Вы знаете, что сделали доброе дело, – голос показался чужим из-за хрипоты, всё же пронзать шею лучше подальше от связок.

– Могу ли я накормить вас? Муж заколол поросёнка, – услужливо предложила хозяйка дома и, взглянув на неё ещё раз, я узнала мать того самого кулька.

И хоть нежного молочного поросёнка хотелось до одури, я отказалась. Мясо в крестьянской семье – непозволительная роскошь.

Но проворная женщина всё равно тайком запихнула в мой походный мешок ломоть свежего хлеба и свиную ножку, сидя на телеге, я уплетала сладковатое мясо, с удовольствием облизывая липкие пальцы. Когда из столицы приехали, крестьяне вышли проводить меня всей деревней, махая напоследок так, будто мы знакомы целую вечность. И всего-то стоило вернуть ребенка целым, ох уж эти люди.

И хоть ошейник опять сменили с боевого на контрольный, и магическая сталь утяжеляла даже дыхание – было хорошо.

ГЛАВА 2. ТЕЛЛИАРОН, БИТВА ПРИ ВАРМАСЕ

Над полем в предрассветный час утихли даже птицы, старик бы непременно сказал про дурной знак, но я знал, что он отвык от крови и так всегда перед боем. Ветер принёс эхо, гулкий топот, вдали, за лесом. Это шествует армия гоблинов, лужа у моих ног пошла мелкой рябью – что ж, поганцы прихватили троллей.

– Принц Теллиарон, мой господин, вы тоже чуете троллей? – голос Сабата оторвал от размышлений, – что прикажете делать?

– Готовьте моего грифа, – Сабат взглянул молча, кивнул и удалился.

Старый нянька любил меня больше жизни, но никогда не перечил, за это я и позволял сопровождать меня на поле.

Серые тучи заволокли небо, не лучшая погода для грифа и противник это знал, просчитав время похода. Из гоблинов бы вышли прекрасные земледельцы, с их чутьем сезонов и погоды, но твари предпочитали промышлять грабежом – за эту Луну они напали на ещё одно поселенье, пора было их проучить.

На совете это решили единодушно, что с советом вовсе случалось нечасто. Я предложил возглавить войско брату: будущий правитель не должен знать страха. Но мягкотелый слизняк укрылся за спинами старейшин – Кронпринц не должен бездумно рисковать собой. Сплюнул, от одной только мысли о Визаальте становилось паршиво во рту.

Ропот земли становился все ощутимей, гоблины приближались, птицы взлетели, покидая чащу. Пора было осмотреть войско. Мои эльфы знали толк в боях – как только отец постарел, все соседи так и норовили покуситься на светлые земли. Сначала были мелкие банды, потом банды побольше, а потом орды. Когда я впервые вышел на стражу границ, мне едва исполнилось семнадцать, и, если бы не Сабат, орочья секира оставила бы мне только пол головы. Потом была война с богатыми землями Аландиса, те походы мы еле выстояли, уж больно лакомый кусок был на кону, люди желали отобрать наши тихарийские поля – самые плодородные земли в Дароне. Чуть позже пришлось усмирять троллей на границе леса, их правда была всего сотня. Теперь вылезли из своих нор гоблины – старику было давно пора освободить место на троне, пока кто-нибудь вроде азагуров или магиконцев не решил двинуться к границам Светлого Леса.

Зов грифона позволил сосредоточиться, дикие янтарные глаза твари были неподкупны, я забрал её птенцом из трольего поселка, она признавала лишь меня. Коричневые перья сверкали в красных лучах рассвета, могучая грудь вздымалась, я закинул ногу в стремя.

– Во имя Светлого Леса! – мой призыв подхватило войско, лязганье и крики разнеслись далеко, пусть враг тоже чует нас.

Громадные крылья расправились, я взмыл вверх, вслед за мной ещё тридцать. Кавалерия ринулась вперёд. Ломая деревья, словно прутья, на поле выбежали первые тролли. Небо потемнело, холодные капли дождя упали на голову, вскоре серая пелена окутала всё пространство, с грохотом и лязгом на земле сошлись две конницы. Гоблинские рыси впивались в глотки оленей, рога распарывали мягкие брюха рысей. Учуяв первую кровь, грифон сделал крюк и сам несся к земле, не надо было его поворачивать.

Громадный тролль взмахнул дубиной, неловко, громоздко, без седоков они были бесполезны. Головокружительная петля, дух на мгновение захватило от потоков ветра, но вот ноги коснулись твердой поверхности. Зацепившись за броню великана, подтянулся выше, тролль все еще не понял, что конец близок, пытаясь сбить назойливого грифона, мелькающего перед лицом. Птица мастерски отвлекала горного, он не замечал, как по доспехам все выше карабкаюсь я. Вскинул ногу на громадное плечо, цепляясь за броню, взобрался выше, гигантская ладонь пролетела над головой, в попытке стряхнуть меня, пригнулся и тут же выпрыгнул вперед, нацелившись в ухо. Голова тролля треснула, как орех, лезвие эльфийской стали не знало материала тверже себя. Второй удар, еще и еще, быстро, ловко без секунды на вдох и промедление. Грифон несся на меня, прыжок и я повис, вцепившись в седло, тролль завыл, рык его, казалось, сотрясал деревья.

К грохоту падающей туши примешался первый громовой раскат. Белая вспышка прорезала небо, молния, чтоб ее!

– Телль, слезай! – орал старик, но я полетел к серому шевелящемуся внизу потоку, гоблины словно полотно, прорывались из лесу на поле, покрывая собой коричневую осеннюю землю.

Лязг стали заполнил воздух, грифон издал призыв, от этого звука холодела кровь даже у седоков. Второй круг, за лесом шло еще пятеро троллей. Треск оглушил меня, а от вспышки, казалось, лопнули глаза – молния впилась в плоть развороченного дуба прямо подо мной, Сабат был прав, но с троллями надо покончить.

Рядом со свистом пронеслось копье, гоблины додумались взять орудие против грифонов? Делаю еще один заход, и нахожу его: хорошо аммунированный тролль тащит на спине арбалет, трое сморщенных уродов вновь заряжают орудие.

– Ивир! – зову я, сквозь пелену дождя голос прорывается глухо, – Ивир! – черная тень несется ко мне, он услышал.

Вдвоем делаем круг, нацелившись на тролля, что тащит на себе арбалет. Вода с неба льется теперь непрерывным потоком, в шлем гулко врезаются капли. Поворот, петля и я покидаю седло грифона, оказавшись на тролле. Ивир со стуком падает на броню, едва успевая схватиться за мою руку, чтобы не соскользнуть под громадные лапы твари. Эльф достает лук, и первая стрела тут же пронзает голову гоблина-наездника, что управляет троллем, вторая стрела уже летит с другой стороны – сморщеннолицые успели зарядить арбалет. Закладываю пальцы в рот, свистом приказывая грифонам улететь, теперь птицы не отвлекают тролля. Здоровенная ладонь проноситься совсем рядом, схватив Ивира, доспехи на нем хрустят. Я бегу к морде, стрела Ивира опережает меня, вонзаясь в глаз горного. Лезвие лунного меча закрывает второй глаз.

С воплем тролль хватается за раны, позабыв о пленнике, разжимает руки. Ивир карабкается ко мне, я размахнулся для следующего удара, мгновение и кровь тролля брызжет на сапоги, мы с Ивиром бьем в одну точку, проламывая толстые черепные кости. Тролль пошатнулся, все еще стараясь нас сбросить, пора бежать. Подзываю грифа, он стремиться ко мне, я прыгаю, вцепившись в седло, и вдруг копье арбалета протыкает грудь моей птицы, проклятые гоблины попали в грифона! Гриф машет крыльями, стараясь изо всех сил, ветер завывает в ушах, птица останавливается, мы стремимся вниз, словно камни.

Очнулся я уже на земле, голова разрывается, рядом, укрыв меня крыльями, лежит гриф. Склоняюсь над желтоглазым союзником, его дыхание хриплым свистом вырывается из пробитой груди, глаза смотрят на меня пронзительно. Злость в сердце кипит, сморщенные бегут к раненой птице, чтобы прикончить. Я хватаю меч, клинок мягко входит в шеи сморщенных, ломая сталь и кости. Сабат несется ко мне со всех ног, кровь подземных тварей омывает руки, к пешим гоблинам уже спешит подмога на рысях.

– Телль, отходим! – надрываясь, кричит старик, нас зажали в кольцо.

Внезапная боль пронзает плечо, клыкастая пасть с хрустом прокусила вэмбрейс[1 - Вэмбрейс – часть латного наруча, защита предплечья и верхней части руки.], наездник не спешивается, знает, что кровь одурманит рысь, свою пасть она разожмет только мертвой. Изворачиваюсь, клинок входит в бок зверя. И тут меч седока обходит латы, вонзаясь в мои ребра, в глазах темнеет, слух затухает. Вдруг призыв грифона оглашает поле, рысь разжимает пасть, взлетая вверх, мохнатая туша безвольно падает оземь, скулит, дрыгается в последних конвульсиях, за ней прочь улетает гоблин, за моей спиной истекая кровью, сражается грифон, не допуская врагов ко мне. Сабат раскидывает руны, в небо взмывают лианы, растут, сплетаясь вместе с телами нападающих, подмога уже за спиной.

Гоблины отступают, конница добивает их сверху, брошенные рыси с болтающимися телами наездников все еще дерутся – звери не знают чести, но никогда не бегут. Ивир командует своей птице, и грифон ловко ломает хребты, выхватывая наездников из общей кучи. Лишь усилие воли позволяет оставаться на ногах, а не коленях, и я стою, возглавляя могучую армию, что бурным потоком сносит с поля гоблинское отребье.

– Мой господин, вы ранены, – Сабат успевает подхватить меня под руку, но я отмахиваюсь от помощи старика.

– Король не падает раньше врага, – и остаюсь на ногах, уперев меч в землю, чтобы не рухнуть.

Сабат покорно склоняет голову:

– И не покидает поле раньше солдат.

***

Светлый Лес назван так не просто. Если вы никогда в нем не бывали, то вряд ли сможете представить рассвет среди вековых деревьев, что уперлись густыми кронами в самые белые облака. И свет, что льется сквозь изумруды листьев, небесным золотом падая на землю.

Почти бесшумно ступая, мерно покачивая боками, меня несет олень, теплая, мягкая шкура под моей ладонью блестит, словно жидкое солнце. Мы возвращаемся в Светлый город с победой, головы троллей собраны в мешки и погружены сзади. Сабат перевязал меня, скоро мы войдем в чертоги дома, и меня встретят с радостью.

Белоснежные стены видны еще издали, с шумом падает с горы водопад, разбиваясь у подножия замка на тысячи сверкающих бриллиантов, ворота с резными защитными рунами раскрыты, золотые гобелены укрывают длинными змеями центральные башни, нас ждут дома.

– Теллиарон! Теллиарон! – толпа тянет ко мне сотню рук, белые лепестки летят с балконов, словно снег, народ приветствует меня и боготворит.

И хоть в этом походе я не добыл ничего ценного для них, а лишь исполнил долг правителя, они скандируют мое имя, войско возвращается в город под сладкие звуки триумфа.

Отец выходит встречать меня, седая борода слилась с белыми одеяниями, худощавый силуэт уже давно потерял былую стать и выправку, тощий, едва не прозрачный старик все еще носит корону, что с каждой нападкой соседей становиться для него все тяжелее. Но закон велит ждать своего времени.

Я, превозмогая боль, спешиваюсь, с трудом делая поклон королю.

– Теллиарон, сын мой, – правитель Светлого города касается моего лба в благословении, – ты принес победу в наш дом, как всегда. Встань же прямо и поприветствую народ, что так ждал твоего возвращения.

Сабат словно фокусник откуда-то подкладывает под мою руку отрубленную голову тролля, схватив жесткие волосы, поднимаю вверх свой трофей.

– Теллиарон! Теллиарон! – скандирует толпа, войско склоняет передо мной головы, в этот момент я даже не чувствую боли.

Подданные опускаются на колени при виде меня, в окружении своих лучших воинов я шествую в покои, Сабат тут же распоряжается прислать ко мне лекаря, Ивира же заботит пиршество в честь нашей победы.