Потерянные Души

Зиллах потянул его к ней. Вряд ли Зиллах был голоден – после пиршества прошлой ночью, – но сейчас Никто не хотелось об этом думать. Он не сделает этого снова. Во всяком случае, не сейчас. Тем более что Молохи с Твигом поблизости не было. Зиллах тронул девушку за плечо:

– Тебе плохо, милая? Мы можем как-то помочь?

И Никто показалось, что он все понял. Он поступил наперекор Зиллаху, и его наказание еще не закончилось.

Но Никто было уже все равно. Если Зиллах хочет эту девицу, пускай берет. Или любую другую девицу – кого угодно. Потому что сейчас Никто понял одну очень важную вещь, которую не понимал раньше: Зиллах не просто сердит на него за то, что он его не послушался и даже ударил. Зиллах просто ревнует. Ревнует к Стиву и Духу. К их музыке, которая так нравится Никто. И как только он это понял, он почувствовал себя очень сильным, даже могущественным – как в тот раз, когда они со Страшилой ширялись на старом кладбище. Кто-то ценит его настолько, что даже ревнует… кто-то такой невозможно красивый и обаятельный, как Зиллах. Ощущение просто пьянящее.

И еще Никто понял, что оно ему нравится.

Энн испуганно вскинула голову, когда кто-то тронул ее за плечо. Она не слышала, как он подошел, этот парень… впрочем, в ее теперешнем состоянии она бы, наверное, вряд ли заметила даже марширующий оркестр. Может, в другой ситуации ей бы понравилось, что на нее обращают внимание незнакомые парни, но сейчас она была не в лучшем виде: глаза заплаканные, челка липнет ко лбу, тушь потекла, макияж размазался, бледная кожа – Энн специально не загорала летом, чтобы добиться этой полупрозрачной бледности, – вся пошла красными пятнами из-за того, что она разревелась, как последняя дура. Да пошел он куда подальше, этот Стив Финн, – подумала она. – Чтоб ему… Энн попыталась придумать наиболее страшную кару, но тут она увидела парня, который с ней заговорил, и тут же забыла про Стива. Она даже забыла про то, что она сейчас выглядит как бомжиха с бодуна.

Она была зачарована, по-другому не скажешь. Она мельком взглянула на второго парня – обычный модный старшеклассник, ничего выдающегося – и снова уставилась на Зиллаха. У него были поразительные глаза. Да и все остальное было очень даже ничего. Он был совсем небольшого роста – обычно Энн нравились очень высокие парни, – и для ее идеала мужчины он был чуточку крепковат (оба, Стив и Элиот, могли бы соперничать друг с другом в борьбе за звание Почетного Дистрофика). Но его лицо было как маска, выточенная из лунного камня, – идеальное и слегка жестокое. Аристократическое лицо. Его гладкая кожа была безупречной.

Он взял Энн за руку, и она увидела, какие тонкие и красивые у него руки. Под шелковой кожей выпирали тяжелые темные вены. Через пару секунд Энн сообразила, в чем дело: вены так хорошо просматривались, потому что у него на руках почти не было волос. И на голой груди под наполовину расстегнутой рубахой тоже не было ни волоска. Он везде такой гладкий? – подумала Энн. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей хотелось бы это выяснить. Эти зеленые глаза пробуждали в ней странные безумные желания. Ей хотелось совершить что-нибудь безрассудное. Да и как отказать мужчине с такими глазами?!

– Мы как раз шли к нашей машине, хотели опиума покурить, – сказал Зиллах. – Не хочешь присоединиться?

На мгновение Энн испугалась. Если бы он сказал «травка» или даже «гашиш», она бы восприняла это нормально, но откуда бы взяться опиуму в Потерянной Миле?! В голову сразу полезли мысли о серийных маньяках-убийцах, о телах молоденьких девушек с отпиленными руками и ногами, о наборах слесарных инструментов и электродрелях.

Но потом она выпрямилась и улыбнулась. С ней ничего подобного не случится. Просто не может случиться. А если все же случится… ну что же, тогда Саймон больше не будет ее изводить морально, а Стив почувствует себя настоящей сволочью. Ему будет плохо, просто кошмарно плохо… Так что оно того стоит.

– Да можно, – сказала она. – Я уже почти месяц не кайфовала. Могу себе позволить.

Она слезла с капота. Зиллах взял ее за руку выше локтя и повел к фургону. Энн старалась прижимать руку плотнее к телу, так чтобы пальцы Зиллаха касались ее груди сбоку. Он это почувствовал, но не убрал руку. И вскоре она почувствовала, что его пальцы зашевелились и принялись легонько ласкать ее. А потом он выставил указательный палец вперед и коснулся ее соска. Сосок тут же напрягся, и Зиллах поиграл с ним еще пару секунд. Энн почувствовала, как внизу живота разгорается влажный жар – нарастающее горячечное напряжение. Если этот мужчина накурит ее опиумом, то он получит гораздо больше, чем простой секс «по-быстрому», на который он явно рассчитывает.

Ни Энн, ни Зиллах не оглядывались, чтобы проверить, идет ли за ними Никто, но после секундной заминки Никто пошел.

Дух шел следом за Зиллахом и Никто, стараясь держаться в сумраке и не подходить слишком близко. Они зашли далеко в глубь заброшенного квартала. Все витрины были либо заколочены досками, либо просто разбиты. Молочный свет звезд отражался в осколках. Сами звезды холодно поблескивали на небе. По ночам здесь всегда было холодно, в этой части города. Даже в разгар жаркого лета поздних прохожих пробивал озноб, и они поплотнее запахивали свои легкие одежды. Россыпь осколков битого стекла, корка слежавшейся пыли вдоль тротуаров, облака пара, что струились из канализационных решеток, подобно размытым бело-серым призракам… ощущение холода.

Дух шел, держа руки в карманах и надвинув шляпу низко на лоб. Однажды Зиллах обернулся, и Духу показалось, что у него из глаз струится горячий зеленый свет. Он нырнул в темную арку, его сердце забилось чаще.

Зиллах с Никто растворились в холодном сумраке, не обращая внимания на окружающее запустение. Они шли бесшумно и молча – не разговаривали, не прикасались друг к другу, хотя иногда их руки мимоходом соприкасались. Дух стоял в арке и наблюдал за ними. Чуть дальше по улице он заметил девушку. Она сидела на капоте припаркованной у тротуара машины и казалось, будто она плачет. У нее были длинные волосы, но при таком освещении Дух не мог разобрать их цвет; в тусклом свечении немногих работающих фонарей они казались черными. Зиллах подошел к ней и заговорил, и когда она подняла голову. Дух увидел ее лицо. Это была Энн. Энн Брансби-Смит.

Они обменялись несколькими фразами, и Энн слезла с капота. Дух лихорадочно потянулся к ее сознанию. Если он сможет ее почувствовать, может быть, у него получится предостеречь ее… предупредить… но о чем? Что не далее как сегодня этот красивый и явно хорошо воспитанный парень собирался раскроить ему череп бейсбольной битой? Что искалеченное и разбитое лицо Зиллаха волшебным образом исцелилось буквально за несколько часов? Что холодный и вкрадчивый голос Зиллаха проник ему в сознание и нашептывал всякие непотребства?

Энн в жизни ему не поверит. Тем более что он все равно не сумел прикоснуться к ее сознанию. Он чувствовал только холодную пустоту непроглядной тьмы. Глухой эфир, который его бабушка называла «провалом, где ощущения теряются в пустоте». Дух решил не давить и оставить все как есть. Он наблюдал за тем, как Энн уходит с Зиллахом, а потом пошел следом.

Они дошли до черного фургончика. Зиллах помог Энн забраться внутрь и сделал знак Никто, чтобы тот тоже заходил. Дух подумал, что все – абзац. Как выразился бы Стив: полная яма дерьма, так что лопатами не разгребешь. Сейчас они уедут, и Духу придется вернуться в клуб и попытаться решить, рассказывать Стиву или нет, что его бывшая девушка укатила куда-то в неизвестном направлении с двумя их сегодняшними таинственными гостями.

Однако двигатель в фургончике не завелся, фары не включились. Машина не сдвинулась с места. Пару раз заднее стекло осветилось красными вспышками от зажженных спичек. Но в остальном фургончик оставался темным и тихим. Дух подошел ближе, испуганный и сбитый с толку. Он не знал, что ему делать. Больше всего ему хотелось взять молоток, разбить стекло и спасти Никто с Энн от этого красивого и жуткого создания с пронзительными зелеными глазами.

Но Никто уже сделал свой выбор, а Энн была «большой девочкой», которая вполне в состоянии сама о себе позаботиться. Если Дух попытается ее спасти, вовсе не исключено, что она вмажет ему кулаком в нос. Поэтому он просто стоял, и пытался перебороть безотчетный страх, и жалел, что он не обладает рентгеновским зрением, чтобы видеть, что происходит внутри фургончика. Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Но с тем же успехом этот фургончик мог быть сейчас на другом конце страны. С тем же успехом он мог быть совсем пустым. Дух не чувствовал ничего. Вообще ничего.

Он отвернулся и решил, что пора возвращаться в клуб. Если Стив еще более или менее в сознании, он будет молчать. Он отвезет Стива домой, и сварит ему крепкий кофе, и, может быть, даст ему что-нибудь из снадобий мисс Катлин. Может быть, завтра все покажется ему совсем другим – не таким жутким. Он пошел было прочь, но тут дверца фургона тихонько хлопнула.

Никто выбрался из машины и встал на тротуаре: наполовину – в круге тусклого света от уличного фонаря, наполовину – в густой тени. У него был такой вид, как будто он либо очень устал, либо очень пьян, но держался он вполне прямо, и на лице у него отражались упрямство и сила. И еще – обреченное смирение, которого просто не должно было быть на столь юном лице.

– Привет, – тихо сказал Дух.

Взгляд Никто тут же сделался острым как бритва, а его губы слегка приоткрылись. Он пристально вгляделся в темноту, но у него был такой вид, как будто ему все равно, что именно выйдет сейчас из сумрака. А потом он увидел Духа и шагнул вперед, и они встали лицом к лицу на холодной улице.

– Там, в вашем фургоне, подруга Стива, – сказал Дух.

– И с ней мой любовник, – ответил Никто. – Сейчас она сверху. Сперва он был сверху, когда они только начали, и пот у него на спине сверкал, и она закричала, когда он раздвинул ей ноги и засадил… – Он замолчал и внимательно посмотрел на Духа. Его глаза были темными и огромными – сплошные зрачки. Лицо – сплошное отчаяние. – Будь моим братом, – вдруг сказал он. – Зиллах меня любит. Теперь он разрешит мне остаться. И я смогу это вынести, если ты будешь мне братом. Хотя бы на пару минут.

И Дух обнял Никто и прижал к себе, то есть сделал именно то, что ему и хотелось сделать с той самой минуты, как он увидел боль в этих темных, совсем еще детских глазах. Никто прижался к нему, как будто хотел остаться так навсегда, и Дух почувствовал предельное измождение, которым было буквально пропитано это тонкое хрупкое тело. В этом мальчике была сила – большая сила, – но он все равно был еще ребенком, и бог знает, через что он уже прошел. Может быть, на сегодня ему уже хватит.

– Держи меня, – шепнул Никто, уткнувшись лицом в грудь Духа. – Не отпускай меня. Не сейчас.

– Хорошо, – сказал Дух. – Все хорошо.

Он чувствовал себя абсолютно беспомощным. Все было вовсе не хорошо. Все было откровенно плохо. Если Никто останется с этой троицей, если Никто останется с тем, другим, – все, он пропал.

– Послушай, – прошептал он в макушку Никто. – Хочешь остаться здесь? Будешь жить с нами, со мной и со Стивом. То есть, конечно, он не обрадуется поначалу, но он тебя не прогонит. Если мы тебе нужны, оставайся.

Никто поднял глаза, пристально посмотрел на Духа и вновь уронил голову ему на плечо. Его губы дрожали, когда он легонько коснулся ими горла Духа.

– Я не могу, – сказал он. – Если я пойду с тобой, они приедут за мной. Зиллах приедет… Мне надо быть с ними.

– Но почему? Кто они тебе? – Дух понимал, что говорит слишком громко, но ничего не мог с собой поделать. – Кто они, Никто? Стив очень сильный, но когда этот парень его держал, он не мог даже пошевелиться. И мне снился сон про тебя… или про кого-то… и там, во сне, было столько крови… Кто они?

– Не важно, – сказал Никто. – Не важно, кто они. Тебе надо знать только одно: я такой же, как они.

– Тогда кто ты?

– Кто бы мне это сказал, – вздохнул Никто. – Жалко, что ты не помнишь свой сон. – Он отстранился от Духа и направился в сторону клуба.

Но у него на пути встала высокая, какая-то вся перекошенная фигура. Этакое огородное пугало с растрепанными волосами, затуманенным взглядом и расстегнутой до пупа рубахой. Ноги широко расставлены в полуприседе, колени вывернуты под невообразимым углом, руки раскинуты, пальцы скрючены наподобие когтей. От парня несло пивом и жаждой крови. Стив.

Он встретился взглядом с Духом, и его глаза вспыхнули.

– Где она?! Она с мужиком. Я знаю, что она с мужиком. Я убью их обоих. Где, бля…

Снова хлопнула дверца фургона. Энн вышла наружу и встала, держась рукой за стенку фургончика. Ее волосы были растрепаны, лицо горело. Следом за ней вышел Зиллах, осторожно сойдя с приступочки на тротуар.

Дух заметил, что на ногах у Зиллаха были розовые кроссовки. Яркие разноцветные полоски на шнурках вроде бы были составлены из букв – но очень мелких, так что Дух не сумел разобрать слов. Зиллах взглянул на Никто и пасмурно улыбнулся. Никто робко улыбнулся в ответ. От этой улыбки Духу захотелось расплакаться. Это была потерянная улыбка… так улыбаются только те, кто уже навсегда обречен.

Стив перевел взгляд с Зиллаха на Энн. Его глаза горели бешеным огнем. Он хотел что-то сказать, но лишь беззвучно шевелил губами.

– Энн, – наконец выдавил он. – Ты… ты не могла…

Энн подошла к Стиву вплотную – голова высоко поднята, спина гордая и прямая – и ослепительно улыбнулась ему в лицо.

– Я могла, и я сделала, как хотела. И ты мне и слова не скажешь.

– Но он… он… – Стив беспомощно указал на Зиллаха. Тот отвернулся, пряча улыбку. Дух так и не понял, заметил ли Стив, что лицо у Зиллаха вновь стало нормальным.

– Он – самый лучший любовник из всех, кто у меня был. По сравнению с ним ты – просто ничто. Но тебе не нужны никакие сравнения. Ты сам по себе ничто. Тебе хорошо одному… ну разве что в компании с бутылкой. Почему бы тебе не исчезнуть уже наконец из моей жизни, а, Стив? Почему бы тебе не упиться вусмерть? Так было бы легче для всех.