Привели его пред очи царя бездны.
– Кто ты? – спросил тот.
– Игрок Федериго.
– Какого черта ты сюда пришел?
– Плутон! – молвил Федериго. – Если ты считаешь, что первый игрок мира достоин сыграть с тобою в ломбер, то я тебе предлагаю вот какие условия. Мы сыграем столько партий, сколько тебе угодно. Если я проиграю хоть одну, моя душа будет принадлежать тебе, как и все те, что населяют твои владения. Если же я выиграю, то за каждую выигранную партию я имею право выбрать по одной душе из подчиненных тебе и унести ее с собой.
– Ладно, – сказал Плутон.
И потребовал колоду карт.
– У меня карты с собой, – сказал Федериго и поспешно вынул из кармана заветную колоду.
Начали играть.
Первую партию выиграл Федериго; он потребовал себе душу Стефано Пагани, одного из тех двенадцати, которых он задумал спасти. Душу эту ему дали сейчас же, и он взял и положил ее в мешок. Выиграл он и вторую партию, потом третью – и так до двенадцати, причем каждый раз он требовал себе и прятал в мешок по одной из душ, которые ему хотелось освободить. Забрав все двенадцать, он предложил Плутону продолжать игру.
– Охотно, – отвечал тот (хотя ему уже надоело все проигрывать). – Но только выйдем отсюда на минуту. Здесь чем-то воняет.
Просто он искал предлога избавиться от Федериго, потому что, как только тот со своим мешком и двенадцатью душами вышел наружу, Плутон изо всех сил закричал, чтобы за ним закрыли двери.
Федериго снова прошел двор преисподней: Цербер так заигрался с борзой, что и не заметил его. Дошел он с трудом до вершины Монджибелло. Там он кликнул Маркезеллу, она сейчас же догнала его, и снова спустился к Мессине, радуясь духовной своей добыче так, как никогда не радовался мирским успехам. Прибыв в Мессину, он сел на корабль, с тем чтобы провести остаток дней в своем старом замке.
(Через несколько месяцев Маркезелла произвела на свет множество маленьких чудищ, среди которых были даже трехголовые. Всех их бросили в воду.)
Через тридцать лет (Федериго было тогда семьдесят) приходит к нему Смерть и говорит, чтобы он привел в порядок свою совесть, потому что смертный час его настал.
– Я готов, – говорит умирающий, – но раньше, чем утащить меня, Смерть, дай мне, прошу тебя, плод с того дерева, что растет у моих дверей. Доставь мне это маленькое удовольствие, и я умру спокойно.
– Если тебе только этого надо, – говорит Смерть, – я охотно исполню твое желание.
Влезла она на дерево сорвать апельсин. Захотела слезть – не может: Федериго не позволяет.
– Ну, Федериго, ты меня надул, – закричала она. – Теперь я в твоих руках. Дай мне свободу, я тебе обещаю десять лет жизни.
– Десять лет! Подумаешь! – говорит Федериго. – Если хочешь слезть, моя милая, нужно быть пощедрее.
– Двадцать дам.
– Шутишь!
– Тридцать дам.
– Ты до трети еще не дошла.
– Что же, ты еще сто лет хочешь прожить?
– Вроде этого, милая.
– Федериго! Ты не знаешь меры.
– Ну и что же! Я люблю жизнь.
– Ладно, получай сто лет, – говорит Смерть. – Ничего не поделаешь!
И тогда ей удалось слезть.
Как только она ушла, Федериго поднялся здоровешенек и начал заново жить с силами молодого человека и с опытностью старца. Все, что известно о новой его жизни, – это то, что он продолжал с прежним рвением удовлетворять все свои страсти, особенно плотские желания, понемногу делая добро, когда представлялся к этому случай, но о спасении души так же мало заботясь, как и в продолжение первой своей жизни.
Прошло сто лет. Опять стучится к нему Смерть, а он лежит в постели.
– Готов? – спрашивает.
– Послал за духовником, – отвечает Федериго, – присядь к огоньку, пока он придет. Мне только отпущения грехов дождаться, и я готов лететь с тобой в вечность.
Смерть, особа добродушная, села на скамейку, ждет целый час, – никакого священника не видно. Ей это начало надоедать; вот она и говорит хозяину:
– Старик! Второй раз тебя спрашиваю: неужели у тебя не было времени привести свою совесть в порядок за те сто лет, что мы с тобой не видались?
– У меня других дел было много, – отвечает старик и насмешливо улыбается.
Смерть возмутилась таким нечестием и говорит:
– Ну, так у тебя не осталось ни одной минуты жизни!
– Полно! – сказал Федериго, в то время как она тщетно старалась приподняться. – Я по опыту знаю: ты покладистая, и ты не откажешь дать мне еще несколько лет передышки.
– Несколько лет, несчастный? – Говоря это, Смерть делала напрасные попытки сойти со своего места у камина.
– Ну конечно. Только на этот раз я не буду требовательным, а так как дожить до старости мне не очень хочется, я для третьего раза удовольствуюсь сорока годами.
Смерть поняла, что какая-то сверхъестественная сила удерживает ее на скамейке, как в первый раз на апельсиновом дереве, но она была зла и продолжала упорствовать.
– Я знаю средство тебя образумить, – сказал Федериго.
И он подбросил три охапки хвороста в огонь. Мгновенно пламя наполнило весь очаг, и вскоре Смерти пришлось солоно.
– Помилосердствуй, помилосердствуй! – кричала она, чувствуя, как горят ее старые кости. – Обещаю тебе сорок лет здоровья!
При этих словах Федериго снял чары, и Смерть убежала, наполовину изжаренная.
Срок прошел, и опять она явилась за своей добычей. Федериго бодро ждал ее с мешком за плечами.
– Ну, теперь твой час пробил, – внезапно войдя, сказала она. – Никаких отсрочек! А зачем у тебя мешок?
– В нем души двенадцати игроков, моих друзей. Я когда-то освободил их из преисподней.