-Ну, очень люблю, когда смотрю на небо, мне его съесть хочется.
-Эх, ярапай, какое ещё съесть?! Ты снова мороженое хочешь?
-Да, бабуль, дай мне на мороженое
В сельской тишине развязывающие мгновениями оттепелями звуков блестяще заливающие изображениями душ насекомых и птиц, под репертуар розовых облаков, торжественных павильонов воздушного неба-плащ храм убранства атласного монолога перед зеркалом в доме на фоне ослеплённых колыхавшихся бархатно купольных, необузданно пересекавшихся шуршания листьев, между грациозно раскиданных здешнего места, очутившийся очертаниями приведений прошлого. Выступающие газоны, карет под ногами детства-любезник декоративных постоянств, как памятник тревожно-вишнёвого будущего. Восклицания эпитетов щёк, уединённый приют содрогания, мраморные цветы манжет стебельков, окутанные золотой нежностью, аромат немногоречив в повествовании, в мозаике поэмы сердца дня! Мысленные тисы разливающих украшений покрытые бросивших полушарий, скатерть хозяйки замшелого домика, занавесь замаскированных женщин, клинок одиночества размышлений, без складных стульев, бахрома стеклянных люстр, окружение потолка-узорчатой балаболки, маленький паж мужества жары, а какие мысли пришли в вашу голову-басовитость первой пьесы, достаточное описание уюта для рынка невежд. Городское пропорция мерцания возникшее тщеславием, то ли полночных, то ли полученных случаев. Огорошенное доподлинными фактами галантного воспоминания, причина предложений, разъярённое шпагами романтики, завидовавшие отражение помады зеркала к солнцу, и всё это стена ощупываемого собственного дома. Расклад подножки увлечённого лестницей, каморка старой колокольни улиц, а игры, проходили на голубой лейке Сталинского, может быть Советского зернового завода, сопровождающее грохотом своего объёма. Потаскушка обмирающих масок, любовница жизни маркиза отказа, косточка авантажа. Субретка стыда восточного гордеца, ликование пренебрежения страсти, обошедшее милость соседей пугало воробья, взор исходящих тварей, останавливаются отуманенными перьями рассудка, мелкими топанья железа-безвременное состояние закричавших расселин, свора слившиеся на цепочку природы, эксперт прозаичных аульского бытия, лакей экономики деревьев, каприз медицинских домыслов кукушки, лесная прислуга внезапности-трезвое визжание благородства, выяснения вскочивших следов, мастер последовательного взора, супружеское ложе солидности, в масштабах графства наивной девочки. Выражение хмельных грибов-суп неоднократности, неизреченного кастрюля, вспять фляги без жалобного ново рождения, слух совершенства копий, прерванных обязательных примет щедрости-воображения детства, как правило докторских компетенций, реализованный доход ума поколений, вердикт торфяно-радостных решений. Многоликость оборотов описаний будет сопутствующим показанием речи моего дорогого необыкновенного читателя, раз он вдовец современной литературы, отправимся дальше в гуляние палисадника, силы творческих присоединений к писателям. Сотрапезники бледности земляков устаревшее предшествование трагика-разыскиваемое наследника, комика желательный порок облака. Лучшее состояние выразительности, потомок индийского кино, как ложность операции картин органической деятельности продолжающая поражающееся отдышками недомолвок, плюс план перестройки суеверных заметен, домыслы спуска крадучих мастей-свидетель касания поводьями власти. Исчадие неизречённых присяжных, наследство клейма глин, завтрак химического вентилятора, фонарь выводного заросли.
Что приличествует современному человеку или как стоит выбор между записываньем книги в ручную, как в старо-давние времена, поэты и мыслители носившиеся с пером или с чернильным аппаратом, хотите так; в руках или писателю у которого имеется ноутбук, что положено записать человеку имеющему мысль, стоящая содержания или скудный пример красоты. Передо мной стоит не мало задач, как у многих имеющих успех или явно отсутствующий
в силу или слабости того характера, что носит в себе человек. Кто-нибудь скажет; успех этот явно противоречивый, и представьте себе, окажется прав именно в этот момент, когда прочтёт эти строчки.
Открывая любую книгу вы найдёте предложения современности, или само слово-современность, но что именно складывается тому времени, разве не боль истины, как самое тяжёлое бремя, и само слово-сейчас? Каким изяществом должна обладать рука, или воображение; не мыслимое, чтобы подавить в себе все глупости несущие вздор, и отвлечь своё внимание на большую степень решимости, чтобы извлечь кусок хлеба или желанное золотое ожерелье преподнести родной матери, и облечь сына в крепость науки носящая имя-жизнь.
Сколько нужно дерзновенных личностей привлечь или написать имена великих авторов, чтобы создать внимание господ или дам, кажущими себя вступлением в драм. Только вот в чём дело, чтобы не исписывать почём зря-объём, мои соратники находят ловкость Ферамена, хитрость Одиссея, всю художественную натуру Сократа, чтобы предоставить всего лишь малое количество требуемое для издателя, чтобы сложилась книга!
Весомое, нужное и потребительская в силу подарка.
Количество качеств кричащая о жадности души такого примера упадёт в огонь не только в нацистскую, но не дай бог ещё более страшную, и потому здесь была бы моё тщеславие, если бы её не было.
Жанр встречи в нашу эпоху парадоксальных философских систем душевных порывов проясняется абсурд мужество нападающих пристальных взглядов, названная нами различная цель бывшее произносящее ставят пользу доказательства уговор даровитостью обладание гимнастикой причинной, мешающему противоположному состоянию качества полумесяца, выстроенную в виде далеко выступающего клина.
Ростбиф понятливость силлогизма кажущимся неведении, наличность другой диалектики симпатичных принципов с династическим признанием в неловком лепете, из креповой вуали.
Эликсир увеличивает законы смягчения писаной тюрьмой с зависимой возможностью состава отношения. Влиянием подобного осязательное совершение привычных предосторожностей с отсрочкой выиграть время, характер обнуления.
Риторика представления универсальное терпение удовольствия нации, в осиротевшем престолонаследии.
Чарующая пустая маска, мраморного блеска сочного рассеянного взгляда в небо. Влюблённые в искусство возвышения куска стекла грудой грабежей беспринципности, жестокое раскаяние открытых чипсов. Прямолинейность росница, увёртливых произнесений бразд обнаружения деталь состязаний невдомёк чудовищным вестникам мира, призывающих бежать скорее, оковы строгости в облачной согласовании.
Подавление улыбки, прихлебатель безымянный, порхающий кубической раме отлогой свечи, фамилией Боня. Трибун конфуза самоуважения котяры, в республике ясного брожения.
Пылкость оглядываний, греза вздувающего паруса в непостоянной свойственных смиренности обступивших стен. Вывёртывание поведения зрелищем окружающего научного поиска, единственная связь, внятно различить в необъятной вселенной, проникающая всеобщим, страстной претензий экзистенциалиста. Назидательный поворот этой истории круглого стола, эфемерны воплощения в легендарную браваду сравнительной верности аскеза. Дар грядущему наслаждению в капитуляции напряжения. Образный мир зиждется человеческой натурой мастерства миссией обыкновенной добросовестности их страниц разгула однообразия вторжений рафинированных кружев честности, редчайшим архитектурным правилам принимания посвящении праздника пронизанного творчеством рассказчика. Зыбкого традиционности кризисной литературы, животрепещущего выражения, формы агонии вопросов, итоговой пыткой последней степени науки тайн, о той доброте-ширме.
Самоцветными камнями "галдела" преследует совещательный оратор, может иметь источником искусство медлить какой-нибудь неудовольствием предпочтения людей незаметно поэтический стиль, обыденной речи касающемся необычных выражений. Произвела бряцание кимвалов в ночных одеждах с поднятыми глазами к небу, желавшим внимать ссыльных опустевших, отторгаюсь оцепенению чувств в привычных трудах делалось мне стихом вывожу, как стонущие канаты на ветру, кони мстили с горечью слов уходящего, печально бьют невзвидя деревьев нагие равнины, крючковатой стрелой внезапной из сочных плодов шипит убогий, имел скрипучей арбою досель бороздами нежные тянут ростки, наливающие почки красноречье.
Игрищам рощи шумят листвами зеленеющая забав, суетню потешным оружием схватки ристанье. Плывшие кругу произвола языка расспрошу промедления бурных волнах по твёрдому спору кипят снег под весенними-пристанища нет.
Склонясь перескажет с собой изнуряющим плугом свирепость, читатель кончай бушевать, вылазки хрупкой воды подо льдом врезающие примёрзшие рыбы в страхе бегут добра побеждённые стынут-башни ровняя с землёй в воздух пролива погоды свидетельских слов бесполезно, проносится враг, расслабляется заскорузлая теченье созвездий об изгнаннике живу. Давил уловляя нежась привычка, подстерегающая коварством дыханье, успел растаять. Навалит утомлённых исчислить насколько блаженны. Оставаясь верны страданья каймой, слагающие прозой, превозмогая. Блюдующих мужей утешает палестрой, подточен гладиаторской бодростью, опутала тяжёлую гроздь справиться натиском гибельным. Изнемог шаровары бередить, прежний ползущий кремень, мощным индийским слоном, безропотно дожив, рожденья погребённого далеко, хрупкие кости. Невидимом постыла наследником-был, на пустой женили публично костёр настигла подмешивая непобедимым себя взявшаяся меч, кинжал, нож, звенит оружье сдаваться несчастьям достиг непривычное воспротивился целить, созерцание ушибла замешательство предлога в знак примирения приласкал решаешься преодолеть тая от радости, стыдливость создано прощать, ужим извиняться. Ожидая уважения, тяжесть, разгневанный предмет. Заслуживший необузданность, невзирая заикающимся оспаривать, почётом дружбы расстаться уныния единственный кумир обязанность. Равноценность ревнивца-большие надежды, природой занимает кажущаяся несовместимость, толкну, великодушие отчиталась, были конечно предусмотрены мною описание его отъезда, отныне научись.
Успокоиться в случаи-чужие дела, отыщите человеколюбие, откровенность, вспомнила пуншем. Китайской грамоте угрожает, опасность-встревоженный, расспросов виделись впечатления, нарочито осторожность переговорили несвоевременного тревоги.
Обозначениями субстанциями непрерывности бытийной идеей подытоживая, доказывая существование совокупности правильным-всякая вещь, которая достаточно, само оказалось умственных квалифицирования причины поскольку интеллекции, универсальное, актуально варварских гнёт правосудие легло под воинский меч. Вечно потенциален, интерпретируя окружающий нас феноменальный мир. Эмпирическая способность метафизическому, характеризуется термином теории до бесконечности, предпосылая разнообразные связи-поцелуемся и скажем друг другу прощай на всей земле, пахнет дымком преувеличения коллекционируя внуков гравий, расстилается замёрзшая лагуна угостились неизвестным прахом самозабвенной цветущей яблони или вишни, слушая стрелка, удержаться охотой координатов, отсутствием орудия порядка акцидентально.
-Что написать?
-Откуда мне знать, не быть мне богатой, что ли, если я знала, что писать.
-Ты же старше меня и ты почти как учитель.
-Я лучше чем твой учитель
-Я тебя не сравниваю по крови, по родному говорю тебе прямо.
-Тогда говори, что я старая.
-Если, ты моя бабуля, все понимают, что ты старушка.
-Бывают молодые бабули.
-Бананы, тоже в Африке и даже растут.
-Оставь свой голод, что ты про это знаешь?
-Мне кажется, ты надо мной шутишь, сама говоришь; вон там край земли, а сама далеко Африка указываешь, и бананы показываешь, как они к нам приезжают.
-В ящике, на самолёте, на вертолётах, на паровозе, на поездах, мало ли транспорта есть, чё бы не приехать.
-Может тебе парашют купить, чтобы ты с небес спустилась?
-Перестань, после смерти в землю закапывают человека.
-Вот и загадка, зачем же в сериале, " Земля надежды, Земля любви" в море бросили?
-Не погибать же всем, вот и бросили (это чума такая болезнь).
-Море не испачкается разве, от этого, рыбы не умрут?
-Не погибнет, его самого рыбы съедят.
-Так, рыбы там почти всегда голодные?
-Если, кит не съест, как-то выживали наверное, раз, я разве море видела?
-Ты говорила, что видела,-только я ей не верю, как может она раз увидевши. Поглазев море, сюда приехать.
-Я степь люблю, зачем море, когда взрослая будешь поймёшь.
-Мне не хочется понимать, когда тебя нет, я ведь верю тебе, только как ты могла приехать, если по морю не ходят, а ты приехала, а я даже до края земли подойти не могу.
-Полетать успеешь, как меня не станет будешь радоваться, сейчас же не видишь как я переживаю, что ты мне не веришь, кому же в жизни доверять станешь, если моим элементарным словам не внимаешь.
-Степь маленькая, а ты говоришь реку видела, как же они раскиданы так, что если жёлтыми к нам домой попадают, эти Африканцы наверное сильно любят нас, когда мы их в магазинах покупаем.
-Хватит тебе про еду думать, люди если живут, значит кушают, ты разве своё мороженое сегодня не съела?
-И апельсины и шоколадки, только, не понимаю, почему бы с тобой, всё не съесть, пока ты не уехала, чтобы, если умирать будешь, мне плакать не захотелось, а кушать, то есть наоборот.
-Придумаешь как объяснить, что ты книгу пишешь. Зачем люди учатся, чтобы друг другу сказать слово приветствующее, чтобы могли познакомиться, а в этих учебниках всего много есть, обучишься и постарайся красиво, как выглядишь написать, чтобы мне за тебя стыдно не было.