История Русской Православной Церкви. 1900-1927

Между митрополитом Антонием и Победоносцевым возникает конфликт. Победоносцев считает, что митрополит Антоний интригует против него, и настаивает на том, чтобы обсуждение церковных проблем было перенесено в Синод, а Особое Совещание – упразднено. Он надеялся, что в Синоде все архиереи выступят вместе с ним против митрополита Антония.

Вопрос был перенесен в Синод, который, однако, не оправдал надежд Победоносцева. 22 марта 1905 года в Синоде была составлена записка к Государю. В записке Синод, ссылаясь на каноны (например, 4-е и 5-е постановления Никейского Собора, где говорится о созыве Поместных Соборов каждые полгода), обосновывал необходимость созыва Поместного Собора, на котором необходимо избрать Патриарха. Состав Синода должен быть изменен, избираться он должен на Соборе и действовать как орган при Патриархе, а не при Государе. Победоносцев был обескуражен тем, что Синод, столько лет бывший ему полностью послушным, выступил против него.

31 марта Николай II, познакомившись с запиской синодалов, наложил резолюцию о готовности созвать Собор в благоприятное для сего время. Я думаю, что тогда это не было отговоркой. Император действительно поддержал идею созыва Собора, но ситуация в стране была очень сложная.

Победоносцев, увидев, что Император готов пойти навстречу сторонникам Собора, решил опереться на епархиальных архиереев. Он считал, что решение Синода – результат давления на него митрополита Антония, и поэтому поставил на Синоде вопрос о том, чтобы все епархиальные архиереи до конца 1905 года представили свои мнения о целесообразности церковных преобразований. Соответствующий указ появился 27 июля 1905 года. Каждый архиерей мог высказать свою точку зрения не только на преобразования, но и вообще на положение дел в Церкви. Победоносцев не был против разового совещания, но о патриаршестве он и слышать не хотел, считая, что возглавление иерархии самодержавным Государем – самое благоприятное для Церкви в России.

В это время события в политической жизни продвигались вперед. Необходимость реформ все более осознавалась в высших кругах, результатом чего стал манифест Императора от 17 октября 1905 года о даровании широкого перечня свобод русскому обществу и о создании Государственной Думы с законодательными функциями. В апреле 1906 года, после внесения изменений в законы Российской империи и возникновения конституционной монархии, самодержавие перестало существовать в своем прежнем статусе – как неограниченная монархия.

Победоносцев был против всего этого. Он ждал результатов отзывов епархиальных архиереев. Но время не терпело. 17 апреля 1905 года правительство издало временное постановление о веротерпимости, которое даровало свободу всем конфессиям. Некоторые ограничения оставались для иудеев и для старообрядцев (позже и старообрядцы были полностью уравнены в правах), а в положении Православной Церкви ничего не менялось. Произошло именно то, чего боялся митрополит Антоний.

Желая активизировать полемику вокруг преобразований, Митрополит Антоний ждал благословения на опубликование в Церковном Вестнике, официальном органе печати, записки о необходимости перемен в русском церковном правлении. Записка, написанная тридцатью петербургскими священниками, которая впоследствии получила название «Записка тридцати двух», появилась 15 марта 1905 года. Среди этих священников мы видим и серьезных пастырей, и некоторых будущих обновленцев. В этой записке, адресованной митрополиту Антонию, петербургские священники, а они считались элитой среди духовенства, поддерживали преобразования, предлагавшиеся митрополитом Антонием.

Кроме тех мер, о которых шла речь выше, в записке выдвигались справедливые требования об упразднении практики перемещения епископов с кафедры на кафедру, уравнении всех епархий и кафедр, упразднении наград духовенству. Авторы записки настаивали на том, чтобы в приходском управлении присутствовало соборное начало, а настоятель опирался на мнение паствы. Кроме того, предлагалась выборность епископата и духовенства. Таким образом, эти требования были весьма радикальны.

Предложения епархиальных архиереев

Во второй половине 1905 года стали присылать свои записки епархиальные епископы. Эти записки были изданы в трех томах; затем вышел дополнительный том с записками, которые пришли позже. Все епископы, в той или иной форме, высказывались за предлагаемый перечень реформ. В частности, практически единогласно они высказались за созыв Поместного Собора. Все епископы высказывали неудовлетворенность тем, что происходит в Церкви в настоящее время.

По некоторым деталям созыва Поместного Собора архиереи разошлись во мнениях. 6 архиереев, в том числе Антоний (Храповицкий), Агафангел (Преображенский), Ермоген (Долганом), выступили против участия в Соборе приходского духовенства и мирян. 23 архиерея, в том числе митрополит Антоний (Вадковский); будущий кандидат в патриархи, епископ Арсений (Стадницкий); будущий глава одной из юрисдикций «зарубежников» Евлогий (Георгиевский); будущий священномученик Владимир (Богоявленский) и Сергий (Страгородский), выступали за то, чтобы представители приходского духовенства и мирян имели право участвовать в Соборе с правом решающего голоса. Большинство архиереев, то есть больше тридцати человек, высказались за то, чтобы представители приходского духовенства и мирян участвовали в Соборах с правом совещательного голоса.

Обратите внимание: расхождения епископов во мнениях касались лишь принципов работы Собора. А они, как видим, были за два века основательно забыты. Опыт церковный в этом отношении, опыт предшествующих веков, мог дать очень серьезную пищу для размышления.

Хотелось бы обратить внимание на чрезвычайно интересные предложения епархиальных архиереев по вопросам епархиального управления. Большинство епископов высказалось за то, чтобы число епархий в Русской Церкви было увеличено в несколько раз. Если в это время епархия в России соответствовала по своей территории губернии (области), то епископы предлагали создать епархию в одном или нескольких уездах (районах). Они, тем самым, готовы были пойти на то, чтобы число епископов увеличилось у нас в два или в три раза. При этом материальное положение епископа, его общественный статус значительно изменились бы. По существу, епископ превращался бы в благочинного. Но епископы шли на это, исходя из того, что в течение веков в Русской Церкви архиереи занимались, главным образом, судебно-административными делами в своих епархиях, а такого близкого контакта с клиром и с паствой, какой имел место во многих других Православных Церквах, где епископские епархии территориально малы, не было. Епископы размышляли о существе дела, и это был признак того, насколько у них было развито чувство ответственности за свое архиерейское служение, насколько они трезво воспринимали проблемы церковной жизни. Они предлагали на территории 8–10 епархий создавать митрополичий округ, управлять которым будет с титулом митрополита один из епархиальных архиереев. Именно такая система характерна для восточных Православных Церквей.

Далее епископы настаивали на том, чтобы был отменен действительно являющийся элементом Римо-Католической практики в Русской Церкви институт викарных епископов. Конечно, при столь обширных епархиях, какие были в то время, необходимость викарных епископов, непредусмотренных канонами, была обоснована. Но при предлагаемом варианте уездных епархий этот институт должен был бы отпасть.

Большинство епископов высказывалось за то, чтобы назначение на епископскую кафедру было пожизненным. Тем самым они отказывались от перспективы возвышения по иерархической лестнице и проявляли высокое чувство долга перед Церковью. Кроме того, пожизненное назначение делало епископов более независимыми от светской власти, убирало лишние, не всегда здоровые стимулы в их деятельности. Это предложение свидетельствует о мудрости иерархов, большинство из которых имело печальный опыт попадания на епископскую кафедру с различных церковно-административных и учебно-административных должностей. Традиционный путь епископа в те времена был таков: честолюбивый студент Духовной Академии принимал постриг в конце обучения и несколько лет пребывал на различных должностях (инспектор семинарии, ректор семинарии, инспектор Академии), а потом, не зная ни монастырской, ни приходской жизни, он назначался на епископскую кафедру и в итоге становился во главе епархии. Такое положение дел создавало множество практических проблем. Епископы предложили очень оригинальную, в церковной жизни себя оправдавшую, практику. Они высказались за то, чтобы, когда ставился вопрос о поставлении на кафедру епископа и Синод оказывался перед выбором: ставить монаха или вдового священника, предпочтение отдавалось последнему. Важно отметить, что практика наша показала, что епископы из вдовых приходских священников, знающие не понаслышке приходскую жизнь, оказываются очень достойными пастырями. Таковым был, например, митрополит Кирилл (Смирнов).

Данное предложение не отменяло монашества епископата, хотя некоторые епископы и высказывались за то, чтобы у нас была введена греческая практика поставления епископов только из рясофорных монахов. Мантийные монахи в Греции не имели право быть епископами и должны были находиться только в монастырях. Здесь епископы, большинство из которых прошли описанный выше путь от студента Академии до архиерея, весьма трезво высказывались за оздоровление епархиальной жизни.

Все архиереи высказались против выборности епископата.

Все архиереи в той или иной степени высказались за расширение прав прихода. Они требовали восстановления у прихода права юридического лица, права владеть собственностью. Они высказывались за расширение участия Церкви в общественной жизни, за преобразование церковного суда, что в тех условиях было чрезвычайно важно. Нам об этом сложно сейчас говорить, потому что церковный суд сейчас ни в епархиях, ни в Москве вообще не функционирует. Кроме того, многими епископами была высказана мысль о создании двух типов Духовных школ: общеобразовательной и пастырской, а также о создании богословских факультетов при университетах, что позволило бы активно богословски образовывать мирян и подключать их потенциал к церковной жизни.

В богослужебной области также были высказаны пожелания преобразований. В частности, это касалось очень больной темы сокращения богослужений. В предложениях епископов содержалась мысль о необходимости создания трех редакций Богослужебного устава: для монастырских, приходских и домовых храмов. Кстати сказать, это было поддержано и на Соборе 1917 года. Некоторые радикально настроенные епископы высказывались не просто за редактирование богослужебных книг, а за перевод богослужения на русский язык.

У большинства епископов содержались требования внесения таких изменений в государственные законы, которые бы охраняли церковную собственность от секуляризации, поскольку печальный опыт XVIII века мог у нас повториться в любой момент. Собственность Церкви, действительно, не была законодательно защищена от посягательств государства.

Таким образом, епархиальные архиереи не просто признали необходимость глубоких перемен, но во многом поддержали те идеи, которые были уже высказаны митрополитом Антонием, членами Синода и представителями церковной общественности. Победоносцев понял, что церковная иерархия не с ним, а против него. В это же время он переживал и еще одну, очень тяжелую для него, драму. Несмотря на его сопротивление, Император Николай II 17 октября 1905 года подписал составленный Витте манифест, который устанавливал не только множество свобод в различных сторонах государственной и общественной жизни, но и создавал орган, который ограничивал законодательные функции Императора – Государственную Думу. Победоносцев понял, что это первый шаг на пути к конституционному преобразованию Российской государственности.

Победоносцев видел, что епископы хотят ограничения функций самодержца в церковной жизни, потому что восстановление Поместных Соборов и патриаршества выведет Государя из того положения, в котором он находился, а он был главой иерархии. Будучи человеком принципиальным, Победоносцев этого принять не мог и подал в конце 1905 года в отставку, а в 1907 году скончался.

Итак, хотя Поместный Собор еще не собрался, главное препятствие было устранено – Победоносцев ушел, а Император Николай II в это время был настроен к Собору весьма благожелательно. Когда 16 января 1906 года к Императору обратился новый обер-прокурор Синода князь Оболенский, который полностью был солидарен с Синодом в его желании собрать Собор, Император подписал указ об учреждении Предсоборного Присутствия, органа, который должен был подготовить созыв Поместного Собора в ближайшее время.

Жизнеописание митрополита Антония (Вадковского)

Александр Вадковский родился 3 августа 1846 года в селе Царевка Кирсановского уезда Тамбовской губернии, в семье священника Василия Вадковского. Тамбовская губерния была чрезвычайно интересна: с одной стороны, там было много язычников, мордвинов, а, с другой – немало святых. В детстве, когда его отца, бедного провинциального священника, посетил правящий архиерей епископ Феофан Затворник, он сугубо благословил именно младенца Александра, и это стало в семье знамением, что его ожидает особая судьба.

В 1860 году Александр закончил Тамбовское Духовное училище и поступил в Тамбовскую Духовную Семинарию. Там он нередко читал часы на службах у святителя Феофана Затворника и окормлялся именно у него. Вообще, у них было что-то общее в характерах, а именно – духовная трезвость.

В 1866 году, будучи 20 лет от роду, Александр поступил в Казанскую Духовную Академию. Семья его была бедна, его приняли казенным стипендиатом. Учился он весьма успешно и в 1870, заканчивая Академию, защитил магистерскую диссертацию. Он написал курсовое сочинение, которое было выдвинуто, исходя из его основательности, сразу на соискание степени магистра богословия. Специализировался Александр Вадковский по кафедре гомилетики. В 1871 году он остался доцентом на этой кафедре. Одновременно Александр работает не только как преподаватель, но и как ученый, и как редактор солидного журнала «Православный собеседник». Начался его путь академического профессора. Большая часть профессоров тогда в Казанской Духовной Академии были мирянами. Это характерная особенность для Духовных школ того периода времени.

В 1872 году Александр Вадковский вступил в брак с Елизаветой Дмитриевной Пеньковской. Брак это был уникален. Молодой 28-летний доцент взял на себя тяжелый крест – его жена была тяжело больна туберкулезом, и он знал, что она обречена на смерть. Для благочестивого православного человека жениться на человеке смертельно больном – это тяжело еще и потому, что нормальный православный человек не думает, вступая в первый брак, о втором браке. Так что это был, действительно, поступок незаурядный. У него родилось двое детей, но через 7 лет его жена скончалась. Правда, его академическая карьера складывалась весьма неплохо, он к этому времени был уже экстраординарным профессором. Перечень ученых званий в Высших учебных заведениях в России был довольно многообразным: приват-доцент, адъюнкт-профессор, экстраординарный профессор, ординарный профессор, заслуженный ординарный профессор. Поскольку каждому профессорскому званию соответствовал определенный чин, то Александр в тот период времени должен был получить чин статского советника. За этим стоял определенный общественный статус и материальное обеспечение.

Александр Васильевич воспитывал двух детей, вел преподавательскую деятельность, но его постигло еще одно страшное испытание. Однажды вечером к нему пришел сотрудник журнала «Православный собеседник». Они беседовали о журнальных делах, журналист тот был очень грустный, сказал, что у него дома дети болеют дифтеритом. Он ушел, а через несколько дней оба ребенка Александра Васильевича Вадковского заболели дифтеритом, и один за другим умерли. Это случилось в 1882 году. Ему было всего лишь 36 лет, он уже вдовец и человек, потерявший детей. Александр Вадковский для себя сделал выбор очень определенный – он решил принять монашеский постриг. 4 марта 1883 года его постригли с именем Антония Печерского в память об очень уважаемом им Казанском архиерее Антонии (Амфитеатрове). Он остался преподавателем. 6 марта отец Антоний уже иеромонах.

Его пострижение в монашество было воспринято профессорско-преподавательской корпорацией как какое-то юродство; он был вторым монахом после ректора среди преподавателей Казанской Академии, большинство же были миряне. Им казалось странным, что освободившийся от пут семьи вдовец, который вполне может еще вступить во второй брак, статский советник, у которого весьма благополучно складывается карьера, вдруг обрек себя на такую жизненную стезю. Обратите внимание, как это характеризует ситуацию в Казанской Академии: профессора, которые преподают богословие, аскетику, не могут согласиться с тем, что один из коллег принимает монашество. Если мы вспомним митрополита Антония (Храповицкого), который побывал преподавателем в трех, а ректором в двух Академиях и вел нескончаемые битвы с профессорами, то поймем, почему они сформировали потом целую плеяду обновленчески настроенных священнослужителей.

14 ноября 1883 года иеромонах Антоний (Вадковский) был возведен в архимандриты и стал настоятелем Казанского Иоанновского монастыря, но продолжал оставаться профессором Духовной Академии. Это был прецедент, для Казанской Академии необычный. Хочется подчеркнуть, что Антоний не был монахом «условным», он действительно совершал в монастыре монастырскую службу, монашеское правило, и его монашество было своеобразным вызовом весьма секуляризованной профессуре Казанской Академии.

В 1884 году отец Антоний стал инспектором Казанской Духовной Академии, что было, безусловно, полезно, ибо он своим личным авторитетом человека аскетической жизни, своим монашеским саном подвигал студентов, к которым относился всегда весьма мягко, весьма терпимо, на действительно серьезную духовную жизнь. При этом он продолжал свою научную работу, но она, конечно, занимала меньше места в его жизни.

В 1885 году в Казань приехал Константин Петрович Победоносцев. Он познакомился с архимандритом Антонием. Архимандрит Антоний произвел на него очень хорошее впечатление. Победоносцев оценил не только благочестивого монаха, но и хорошего церковного администратора, просвещенного ученого. Уезжая из Казани, всесильный тогда Победоносцев сказал ему, что он должен ожидать в ближайшее время перемен в своей жизни.

В 1885 году стали поступать сведения о том, что отцу Антонию готовится назначение в Петербург. Действительно, вскоре он был назначен инспектором в СПбДА. Это был только первый шаг к его, оказавшейся впоследствии блестящей, петербургской карьере. Пробыв два года инспектором, он 3 мая 1887 года был поставлен в епископы Выборгские и назначен ректором СПбДА, которая переживала период удивительного расцвета. Достаточно сказать, что это было время, когда в Академии сформировались такие выдающиеся наши иерархи, как Михаил (Грибановский), Антоний (Храповицкий), Сергий (Страгородский), Тихон (Беллавин).

Михаил (Грибановский) принадлежал к той плеяде русских богословов, которые поставили остро вопрос о необходимости освобождения русского богословия из пут западной схоластики. Он рано скончался, но продолжателями его идей были и Антоний (Храповицкий), и Сергий (Страгородский), и Иларион (Троицкий) – все те, кто в богословии очень много сделал именно для того, чтобы развенчать стереотипы схоластического сознания, прочно укоренившиеся в наших духовных школах. Например, юридическая теория сатисфакции, с которой боролись и Антоний (Храповицкий), и Сергий (Страгородский). Все они очень хорошо вспоминали об Антонии.

В Академии создавалась удивительная атмосфера. С одной стороны, поднялся ее научный уровень, с другой – епископ Антоний стремился к тому, чтобы студенты активно, уже со студенческой скамьи, приобщались к конкретному церковному служению. Он всячески поощрял участие студентов в приходской жизни, их просветительскую деятельность на приходах. В это время активизируется «Общество распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви». В содружестве с ним студенты Духовной Академии начинают активно заниматься просветительской деятельностью на приходах Санкт-Петербурга.

Фигура епископа Антония была чрезвычайно заметной, и через 5 лет, в 1892 году, он получил свою первую кафедру – стал архиепископом Финляндским. В это время его представили императрице Марии Феодоровне, которая весьма покровительствовала митрополиту Антонию, как и многим другим выдающимся деятелям нашей церковной и государственной жизни. Попав в Финляндию, архиепископ Антоний оказался в очень сложном положении. Дело в том, что Великое княжество Финляндское довольно давно получило автономию от российских Государей и жило самостоятельной жизнью. Что касается православных, то нужно иметь в виду, что подавляющая часть православных финнов (карелов) находилась на территории Олонецкой губернии, а в Финляндии православных финнов было очень мало, основную часть православных там составляли русские чиновники и военные; вопрос о Православной Миссии среди финнов в Финляндии стоял остро. Финское население относились к Православию очень настороженно, рассматривая Православие, как одну из форм усиления русского влияния в Финляндии. Этого финны не хотели, и нужно было проявлять чрезвычайную деликатность, что и было свойственно архиепископу Антонию. И он с безусловной деликатностью, но весьма активно осуществлял Православную миссионерскую деятельность.

За короткий промежуток пребывания его на кафедре число приходов в Финляндии возросло с 23 до 37 (это говорит о том, насколько слабые были позиции Православия в Великом княжестве Финляндском), было создано два журнала на русском и на финском языках, начала работу комиссия по переводу богослужебных книг на финский язык. Антоний создал первый женский монастырь в Финляндии, но главным своим делом, исходя из специфики религиозной жизни финнов-лютеран, он считал церковное просвещение. Весьма успешно создавались церковно-приходские школы (70 школ на 37 приходов), начался процесс постепенного обращения финнов в Православие, процесс очень медленный, который существенно не повлиял тогда на религиозную ситуацию в Финляндии, но по существу этот процесс сделал впоследствии неизбежным возникновение существующей и ныне Финской Православной Церкви.

Исходя из специфики миссии в лютеранской стране, большое значение Антоний Вадковский уделял благотворительности. Он создал епархиальное попечительство (богадельню для православного духовенства и его семей). Но при этом он не растворился в деятельности внешней, социально-просветительской, а оставался монахом. Короткие периоды отдыха архиепископ Антоний проводил в Ильинском скиту на одном из островов Ладожского озера, где жил в простой монашеской келье, как простой монах, совершая монашеское правило.

Пребывание в Финляндии не изолировало архиепископа Антония от высшего церковного управления. В 1893 году он возглавил комиссию по диалогу со старокатоликами, которые тогда всерьез рассматривали перспективу возвращения в Православную Церковь. Эта перспектива, действительно, была чрезвычайно реальной: у старокатоликов не было евхаристического общения с протестантами, они не приняли постановлений Первого Ватиканского собора и имели православную догматику.

В 1892 году в Санкт-Петербурге появилась книга архиепископа Антония «Из истории христианской проповеди», где были собраны все его многочисленные работы по гомилетике. Этот солидный фолиант стал основанием для того, чтобы в 1895 году Казанская Академия присвоила арх. Антонию докторскую степень.

В 1897 году состоялся исторический визит архиепископа Антония в Англию. Приглашение было по случаю шестидесятилетия королевы Виктории. Это был первый визит такого высокопоставленного иерарха Русской Православной Церкви в Англию, а тогда стоял вопрос и о диалоге с англиканами. Его личность произвела очень благоприятное впечатление, архиепископ Антоний получил докторские степени Кембриджского и Оксфордского университетов, самых главных университетов в Англии. Он проявил себя не только дипломатом, он проявил себя также и богословом, способным вести очень конструктивный диалог с инославными, свидетельствовать о Православии в стране, в которой, действительно, чрезвычайно сложно было поколебать протестантские устои. Тем не менее, пребывание в Англии Антония (Вадковского) открыло для него сердца многих англичан, с которыми он общался; это была очень успешная поездка.

Он вернулся в Россию, и в Рождество 1898 года появился указ о возведении его на кафедру Санкт-Петербургского митрополита после скончавшегося митрополита Палладия, далеко не лучшего иерарха, занимавшего эту кафедру. Первую свою литургию митрополит Антоний отслужил на Рождество в Исаакиевском соборе и 27 декабря въехал в митрополичьи покои в Александро-Невскую Лавру. Он стал первенствующим иерархом Русской Церкви.

Хотелось бы обратить внимание на его удивительный стиль управления епархией, на его удивительный образ жизни. Митрополит Антоний восстанавливает основательно забытую нашими архиереями практику регулярного посещения тюрем, причем, он обязательно посещает тюрьмы в Светлую Седмицу, как это было в допетровской Руси (когда и царь посещал узников, и митрополит Московский). Он активно начинает организовывать материальную помощь заключенным, он возвращается к практике использования «права печалования».

Известна одна, чрезвычайно показательная, история. По делу о заговоре с целью покушения на Александра III, где проходил Александр Ульянов, проходил и один из профессорских стипендиатов СПбДА Новорусский (у него хранился динамит). Его приговорили не к смертной казни, а к длительному сроку заключения в Шлиссельбургской крепости.

Митрополит Антоний знал его еще по Академии, он посетил его в Шлиссельбургской крепости и, побеседовав с ним, пришел к выводу, что он раскаялся, и тогда владыка Антоний обратился к Императору с просьбой о помиловании Новорусского. Просьба эта была удовлетворена. Новорусский, освобожденный из Шлиссельбурга, приехал в Петербург, провел несколько дней в покоях митрополита Антония, а потом отправился в Выборг и жил жизнью мирного обывателя, никаких предосудительных действий он уже не совершал.

Одновременно митрополит Антоний осуществлял очень большую деятельность в сфере социальной благотворительности. Он являлся председателем совета Императорского человеколюбивого общества, председателем Попечительства Марии Александровны о слепых, участвовал в деятельности созданного под покровительством императрицы Александры Феодоровны Братства во имя Царицы Небесной. Нужно сказать, что эта благотворительная деятельность митрополита Антония была колоссальных масштабов.

Вот несколько бытовых черт, чрезвычайно ярких. Оказавшись в Петербурге, митрополит Антоний отменил торжественные трапезы, парадный выезд. Он не имел никогда шелковой рясы и ходил всегда в шерстяной, по тем временам это, конечно, было удивительно – первенствующий иерарх Церкви так аскетичен. Оклад у него по тем временам был немалый: 4 000 – годовое содержание и 25 000 – доля кружечного сбора. Из этих 29 000 сразу шли в благотворительные организации, в которых он участвовал, – 27 000; а 2 000 он, как правило, раздавал клирикам, которые к нему приходили, раздавал всем тем, кто нуждался. При этом митрополит Антоний никогда ни к кому не обращался на «ты», что в церковной среде было необычным. Страх перед архиереем, имевший место во многих епархиях, в Петербургской епархии постепенно проходил, почему и духовенство здесь стало поднимать голову и старалось участвовать в каких-то церковных начинаниях. Он чувствовал за собой поддержку петербургского духовенства, почему и сам, со своей стороны, был так активен. Его мягкость, открытость, деликатность не мешали ему быть человеком принципиальным в вопросах, касающихся Церкви и веры. Вы уже имели возможность убедиться в его последовательной жесткой позиции в вопросе о восстановлении Поместного Собора и патриаршества.

Еще один пример, очень характерный для митрополита Антония – его участие в деле Льва Толстого.

Синод принял указ об отлучении от Церкви графа Льва Толстого 16 марта 1901 года. Указ напечатан в «Миссионерском обозрении», в июньском номере 1901 года. Это решение Синода обросло различными легендами. Вспомните, например, рассказ Куприна «Анафема», где главный герой, диакон, прочитав с умилением повесть Толстого «Казаки», вспоминает, что ему нужно идти в храм и провозглашать анафему Толстому, но он вместо анафемы произносит многолетие. Никакого распоряжения об анафематствовании Толстого в храмах не было, хотя, в принципе, после этого указа его можно было анафематствовать вместе с еретиками в чине Торжества Православия. Может быть, кто-то так и и делал.