Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад

Только вот он не был человеком. Не до конца. Перед Кайлеан предстал ходячий труп с руками его невесты, которые Сила Проклятых соединила с его телом. Из раны, что Кайлеан ему нанесла, вытекала не только кровь. Внезапно его окружили темные ленты, именно в ране берущие начало, волна чар понеслась в сторону девушки, заставляя ее молниеносно уклоняться. Она перекатилась через плечо, но, прежде чем успела встать на ноги, из темного облака вынырнула тварь. Казалась она выше и шире, нежели миг назад, кожа блестела, словно ее натянули на слишком большой скелет, а голову словно разбил чей-то удар, один глаз был явно выше, нос превратился в дыру, окруженную схожими с пиявкам щупальцами, губы иссохли, открывая треугольные острые зубы. Когда тварь бежала, казалось, что на ногах ее есть лишний сустав между коленом и стопой.

Именно столько Кайлеан и успела заметить. Когда бы не дух пса, наверняка окаменела бы от ужаса и была бы разрублена первым ударом. Она же отреагировала инстинктивно, встала в защиту, сократила дистанцию, оттолкнулась от него плечом и отскочила в сторону. Ловчий, казалось, состоял из кусков железа, обтянутых заскорузлой кожей.

А его скорость. Ох, его скорость! Только теперь она поняла, что раньше он старался оставить ее в живых. Не показал все, на что способен, а может, был в силах сделать это лишь в таком вот виде, но уж когда он его принял…

Он легко отбил первую ее контратаку и напал сам. Казалось, что было у него два, а то и четыре меча, удары обрушивались, словно лавина, один за другим, без перерыва, без мига передышки. Сражался он без особой утонченности – справа, слева, верх, низ, и снова, и снова. Все быстрее и быстрее, напирая на нее, словно взявшая разгон панцирная пехота. Это не могло затянуться надолго.

Он остановился на полушаге, с мечом, поднятым для очередного удара. Она использовала это мгновение, чтобы отскочить и перевести дыхание.

– Дух пса… В тебе дух пса… или волка.

Некоторое время казалось, что он пытается что-то вспомнить.

– Ланн’ховен, – прошипел он. – Ты Ланн’ховен, Ловец Душ. Связываешь и приводишь к послушанию духов людей и животных, черпаешь их Силу и мощь. Ты опасней любого чародея, сестра, намного опасней, а Сила твоя десятикратно проклята в Меекхане, где стоит противу нее и Великий Кодекс, и все религии. Тот, кто может оставить при себе чужую душу, не отыщет покоя ни в одном уголке империи.

Она увидела его лицо и задрожала.

– Сила, Кайлеан. Невообразимая Сила. Вот чего ты можешь достичь. Обычный чародей или даже боевой маг перед тобой – словно дитя. И ты ведь именно этого и жаждешь, девушка, верно? Жаждешь поглощать души, черпать из них силу, умения, быть властительницей в собственном мирке. И года не пройдет, как заимеешь ты их при себе десятки, после – сотни. Наисильнейшие мира этого падут пред тобою на колени и станут молить о милосердии. А ты им его дашь… или нет. Поскольку править будет лишь твоя воля.

Он опустил оружие.

– Ну, Кайлеан, дух одного пса – это ничто. Ты можешь получить души всех обитателей этого вшивого городка и всех се-кохландийцев, которые сейчас здесь гибнут. Для начала. Будешь их госпожой и властительницей. Отплатишь им за все обиды и унижения. Никто и слова злого не скажет о меекханской сиротке и фургонщиках. Никто даже помыслить не посмеет ничего дурного, ибо я научу тебя следить за такими мыслями и отвечать на них. – Он заглянул ей в глаза, два бездонных колодца минуту пытались выпить ее душу. – Одно слово, Кайлеан, и закончим этот поединок, чтобы отправиться в ночь на охоту.

Она глубоко вздохнула и тоже опустила оружие.

– Когда напали бандиты, – начала она, – у нас было четыре пса. Трех убили сразу, четвертого стоптали и оставили со сломанным хребтом. Звали его Бердеф. Был он наполовину овчаркой – наполовину волком и… моим другом. Отец повторял, что такой пес ни в ком не признает хозяина, но если увидит в тебе друга, то ты не найдешь лучшей опоры в жизни. Я плакала, когда взяла камень, чтобы… оборвать его страдания.

Помётник улыбнулся.

– Я не могла, Помётник… не могла этого сделать. Я была одна посреди степей, только что убили мою семью, а я намеревалась лишить жизни последнего из ее членов. Я боялась, плакала, сопливая, словно малое дитя, и просила моего пса, чтобы он остался со мною… чтобы не покидал меня одну… потому что я не справлюсь. – Кайлеан смотрела, как улыбка твари исчезает, как та начинает понемногу понимать. – И знаешь что? Он остался. Остался, потому что захотел, потому что был моим товарищем, другом. Я не знаю, кто я такая, но уж точно не Ловец Душ. Я не ловлю их – лишь предлагаю договор… добровольный договор… союз. Я не могу никого заставить, поскольку душа всегда – только дар. И единственное, что я могу сделать, так это освободить ее из ловушки.

Он понял быстрее, чем она рассчитывала, и без предупреждения бросился вперед с мечом, обеими руками вознесенным над головой, нанес удар, который мог бы перерубить Кайлеан напополам, от макушки до копчика. Она парировала, напрягая все силы, хотя острие едва-едва отклонилось, потом бросила саблю и ухватилась за его запястья. За руки молодой девушки, единственную часть этого тела, которая не подверглась изменению.

Кайлеан словно нырнула в яму, наполненную разлагающимися трупами. Ее облепили тени воспоминаний, эмоций, страхов, боли, ненависти, сожаления. Горького отчаяния. Она сжала зубы и нырнула еще глубже, в сторону пятнышка света, которое ощутила на самом дне.

Чары, создавшие Проклятого, не намеревались облегчить ей задачу. Ее захлестнули чувства – те самые, из-за которых люди скручиваются в клубок и воют от страха или бросаются вперед в безумии берсерка. Ужас, безумие, паника, ненависть. Ненависть ко всему миру, ко всему, что живет, ходит, дышит и смеется. Жажда власти, превосходства, желание победить любой ценой, остаться наверху, достичь безоглядного подчинения себе всего и всех. Чтобы они расплатились за презрение, невнимание, фальшивое сочувствие.

Но с ней был дух пса. Он обернул ее защитным плащом, и весь этот ужас вдруг стал не опасней грязного тумана, чем-то не достойным внимания. Кайлеан потянулась глубже.

«Пойдем, сестра, – подумала она. – Пойдем со мной. Пойдем, Кеннея, пора уходить».

Дух молодой женщины, заключенный до той поры в теле Помётника, поднялся и соединился с Кайлеан.

Она отпустила руки бывшего жреца и отступила.

Он завыл.

Завыл голосом, какого ей слышать прежде не приходилось. Меч выпал из его ладони и воткнулся в землю.

Кайлеан спокойно отступила на пару шагов. Теперь у нее было время.

Помётник упал на колени и зарычал в небеса. Пытался потянуться к мечу, но руки, украденные у его невесты, уже оказались мертвы. Без души девушки они сделались всего лишь двумя кусками чужой плоти, пришитыми к культям. Внезапно он всхлипнул и поднял их к глазам:

– Кеннея… ох, Кеннея, – и он начал превращаться в человека.

Кайлеан медленно подняла его меч. Тот казался невыносимо тяжелым и горячим. Рукоять едва ли не обжигала ладонь.

Аредон-хеа-Цирен опустил руки, взглянул ей в глаза и произнес:

– И станешь ты стеною меж Тьмой и Светом. И будешь ты Щитом против Мрака. И будешь ты Мечом Справедливости. И не дашь моим врагам ни минуты отдыха и сна, и станешь преследовать их до края земли. И не будет ни дня, ни часа, когда бы они могли чувствовать себя в безопасности. И не дашь им ни пищи, ни питья, ни места у огня. Да будут прокляты те, кто склоняется…

Кайлеан встала на полусогнутых ногах и ударила. Показалось ей, что в миг, когда меч отделил голову Помётника от туловища, клинок его вспыхнул молочным светом. А может, был это лишь лунный блеск на острие.

Она опустила оружие на землю.

Потянулась вглубь – в то место, которое открыла в себе давным-давно, во время наихудшей ночи в своей жизни. Промыслила имя.

Дух молодой женщины появился где-то на краю зрения. Она не пыталась к нему тянуться. Сказала Помётнику правду, талант ее состоял в том, чтобы делать предложение и выслушивать ответ. Решение же принадлежало духу и ей самой. А она не желала входить в союз с душой девушки, заточенной вот уже несколько лет в теле Проклятого.

Она подняла свою саблю и двинулась улицами города.

Ей навстречу выехал отряд из нескольких человек. Командир на ходу соскочил с коня.

– Кайлеан…

– Кха-дар, я…

– Тихо, девушка, тихо. Все уже хорошо, Молнии отступают из города, и я не знаю, уйдет ли за реку хотя бы третья их часть.

– Кха-дар…

– Мы слышали битву здесь, я думал, мы не поспеем. Ты его убила?

Ему можно было и не говорить кого.

– Да.

– Хорошо. Очень хорошо. Второй за одну ночь. Прославишься, Кайлеан.

– Я не хочу славы, кха-дар.

– И правильно, слава – госпожа капризная, – отмахнулся Ласкольник. – Вы там, проверьте закоулки. Нужно очистить город.

Через какую-то минуту они остались одни. Кха-дар встал напротив нее, сложил руки на груди.

– Странные настали времена, девушка, – сказал он, глядя куда-то вперед. – Триста лет назад империи пришлось решать одну из серьезнейших проблем, с какой доводилось сталкиваться. Поглощая новые земли и новые народы, она встречалась со способами пользоваться Силой, о каких меекханские чародеи и жрецы едва-едва слыхивали. Они же принесли в те земли аспектированную магию – прирученную, которую можно измерять и взвесить. А здесь, на Востоке и Севере, наткнулись они на Двусущных, на Ловцов Душ, на Говорящих-с-Конями, племенных певцов Силы, Режущих Кости, Танцоров Духов и на множество прочих. Началась война, – вздохнул он тяжело. – Некоторые говорят, что дело было во власти, что Сила, магия – это власть, а империя не намеревалась делиться ею ни с кем. Аспектированная магия, благословенная жреческими элитами, – это возможно, но племенные амулеты из костей и перьев – строго запрещены. Такие времена.

– Кха-дар…