Я Рада. Девушка, которая выбралась из ада. Исповедь бывшей зечки

Начинались причитания из разряда: «Лучше б я тебя удавила еще в роддоме!» или «Все из-за тебя, всю жизнь мне испортила!» После таких ранящих фраз я чувствовала, что одна в своей жизни, до самого ее конца – только мне под силу было вытащить себя за волосы из той адовой трясины. Особые приливы одиночества и напрасную надежду на спасение я ощущала тогда, когда мама сама поднимала на меня руку.

С высоты прожитого опыта я воспринимаю все как то, что сделало меня сильнее, научило жизни, взаимоотношениям между людьми. До сих пор хочу верить, что в момент, когда мама бежала с Иваном в Россию, она делала это с добрыми намерениями. Молодая женщина хотела всего лишь счастливой жизни и видела ее не в Казахстане. Добрая и такая наивная, она посчитала, что Иван и есть тот единственный, кто реализует все ее мечты. Наверное, подобное могло бы послужить ей оправданием, однако… Сколько бы я ни пыталась понять и простить маму – до конца все равно не выходит. Да, я люблю ее вопреки всему, и мне не так уж важно, права она или нет. Но как ей найти извинение, как отпустить навсегда? Ответа пока нет.

И каждый раз после брошенных в мой адрес проклятий и пожеланий смерти я забивалась в дальний угол комнаты, втыкала наушники, включала «Руки вверх!». Благодаря музыке удавалось забыться на короткое время, хоть как-то заглушить пульсирующую по всему телу боль от слов мамы. В своем иномирии я придумывала разные сценарии того, как моя жизнь становится лучше: что появляется необыкновенный мужчина (у меня или у мамы), такой прекрасный, так сильно любит, что героически вызволяет нас обеих из курганского ада. Белокурый «рыцарь» с пронзительными голубыми глазами подъезжает к нашему дому на серебристой «десятке», из открытых окон которой по всей округе разносятся «Руки вверх!» или Сандра. И вот я сажусь к нему в машину, красивая и свободная, и мы стремглав мчимся в наше светлое будущее… Воображала, что по дороге мы заезжаем в продуктовый, набираем кучу всего, о чем только душа попросит, а потом обязательно едем в строительный и закупаем все необходимое для ремонта. Да, странным образом почти в каждом моем выдуманном сценарии мы делали ремонт…

Вот так я спасалась от суровой реальности: напевая себе под нос любимые песни, танцуя посреди комнаты в наушниках. Я мечтала о лучшей жизни и искренне верила, что однажды она настанет. Что и на моей улице будет праздник. Но потом я нажимала на плеере «Стоп», выходила из комнаты и возвращалась в уже привычную жестокость, где меня поджидали отрешенность мамы и очередная болезненная гематома от отчима.

В общем, какая уж тут учеба и утренники, когда у меня были далеко не детские проблемы и заботы.

И если сводные братья и сестры, скорее всего, и ходили в цыганскую школу, то я не ходила никуда, потому что меня ждала работа. Бывало, приезжали родственники отчима, и начиналось: «Рада сегодня ко мне домой поедет, у меня надо прибрать». А кто-нибудь в ответ говорил, мол: «Нет, у нас уже давненько не наводила порядок!» Когда стала чуть старше, ко мне, как и к моей маме, стали относились как к прислуге: «принеси – подай». С ужасом вспоминаю моменты, когда заставляли идти набирать воду из колонки: берешь огромные фляги, ставишь на железную телегу и тянешь за собой. В путь туда – куда ни шло, но обратно… Никого, конечно, не волновало, тяжело было или нет, зима на дворе или лето – натаскать воду нужно, и хоть лбом расшибись. Бывало, по двадцать раз могла сходить туда-обратно, так что ладони намертво примерзали к металлической ручке – отдирались они разве что с мясом.

Но самый крутой поворот моя жизнь обрела не в момент злополучного переезда из Казахстана со всем изнуряющим физическим трудом и не менее эмоциональным истощением, а в 1992 году, в период перестройки, когда в нашу жизнь ворвались наркотики.

Сначала отчим стал употреблять, а потом и вся семья стала зарабатывать на их продаже. Товар назывался «ханка» – наркотик из отработанного макового сока, на вид – самая настоящая коричневая жижа. Собственно, что не подходило для приготовления более дорогих психоактивных веществ, то и перерабатывали в более дешевый продукт и распространяли.

Жизнь бок о бок с наркотиками казалась мне естественной.

Помню, заходишь домой, а там все от мала до велика варят что-то в поварешках. Выходишь на улицу, а там кто-то синий лежит в переулке или возле колонки – иногда уже мертвый от передозировки. Вокруг него толпились стражи закона и либо принимали обколотого наркомана, который при себе еще имел несколько грамм – менты все изымали и возвращали наркоторговцам, зарабатывая на этом деньги, – либо равнодушно грузили труп. Вообще, это была довольно отлаженная, стандартная схема: поймать наркомана с дозой, избить его, забрать всю запрещенку, а потом перепродать барыгам[2 - Барыга – разг. – сниж.: тот, кто занимается скупкой и перепродажей вещей (обычно краденых). Толковый словарь Ефремовой. Т. Ф. Ефремова. 2000.].

Сейчас, когда я осознаю, что вообще происходило, понимаю, какой беспредел творился вокруг.

Моим якорем с тех времен остался ужасный терпкий запах ханки, и стоит заговорить о наркотиках, так сразу же ощущаю его словно наяву. Помню, цыгане варили мак без продыху, а когда в мерзкую бурду добавляли ангидрид[3 - Ангидрид – химическое соединение какого-либо элемента с кислородом, которое можно получить, отнимая воду от соответствующей кислоты // Большая советская энциклопедия. М.: Советская энциклопедия. 1969–1978.]