* * *
Наступил день икс. Тринадцатое июня. С днем рождения, Сан Саныч! Но теперь у меня другая дата дня варенья, а про эту буду вспоминать иначе – как не дал погибнуть в пожаре Алёне. Если получится… Да, конечно, получится! Неизвестность настораживала и бодрила.
Встал я раньше обычного. Сгонял на пробежку. Помучил турник, брусья. Подтягивался я уже целых пятнадцать раз. Неплохо, если учесть, что провел примерно десяток тренировок. У моей тушки потенциал определенно есть.
Вернулся в общагу, сходил в душ. Попеременно переключал холодную и горячую воду. Словил бодряк, побрился и пошел готовить завтрак. В этот раз решил сам сделать, так как Нурик еще спал.
На работе был рано. Мухтар удивился, но, естественно, обрадовался. Я его покормил, на скорую руку вычесал, похлопал по холке и сказал:
– Сегодня меня не теряй, дела важные. Но Серый скоро придет, погуляет с тобой. Кузнечиков не жри, под забор не копай, сотрудников не пугай, а то Кулебякин ругается. Нет, его не надо грызть, он наш начальник. Да и мужик, вроде, ничего, просто устал и нервничает. И да… чуть не забыл… Если получится – кусни лучше Трубецкого. Это тот, которого ты обоссал тогда, помнишь? Ну, с барашками на голове. Ну все, покедова…
Я зашел в здание, выловил Баночкина, благо ночью была его смена.
– Привет, Миха, что невеселый? – зашел я в дежурку.
– Да поспать не дали, – зевал он. – Всю ночь какие-то дебилы звонили, а телефон, сам понимаешь, не отключишь. Просили наряд прислать. Видите ли, инопланетяне их облучают. Вроде, не осень еще, а уже обострение.
– Это не обострение, это передозировка веселительными напитками.
– Я им тоже сказал, вы что, пьяные? Знаешь, что они ответили? Что это так совпало… А ты чего хотел-то? Рации нет для тебя, не пришли еще новые.
Я махнул рукой – мол, разговор совсем о другом пойдёт.
– Скажи Кулебякину, что я с утра был, все дела собачьи переделал, и на планерке меня не будет. Мне на мясокомбинат нужно, по агитационно-общественной теме. Шеф в курсе. Просто договорился встретиться с ними с самого раннего утра, пока смена у них не началась. Буду там с населением работать.
Ответом мне было молчание. Потом Баночкин подхватил отвисшую челюсть и проговорил:
– Вот поражаюсь тебе, Саня, как это так ты через меня отпрашиваешься? Даже нет, не отпрашиваешься, а вот что – уведомляешь начальника о своих планах. Другого бы он давно публично матом выпорол, а тебе – все с рук.
Я покачал головой.
– Зависть – плохое чувство, Миха.
– Да я же по-белому завидую. Ладно… Передам Петру Петровичу. Так тебя что, вообще сегодня не будет?
– Скорее всего.
– А Мухтар?
– Помощник придет, заниматься будет…
Я вернулся в общагу. Нурлан уже проснулся. Жевал жареную картошку и никак не мог понять, откуда она взялась в сковородке. И куда же тогда делся я.
– Проснулся, герой, – хмыкнул я, входя в комнату.
– Слушай, Мороз, – округлил он глаза. – А Вася сильно на меня злая вчера была? Я же ей не открывал, пока Аглайку спускал с окна. А потом залетела, как буря, и под кровать заглянула, и в шкаф.
Да уж, конспирация вчера была мощно завалена.
– Сильно, но жить будешь, сказала, только батур тебе оторвет. Но ты и без него проживешь, да? Это же не смертельно. В Италии раньше вообще все певцы такие были. О! – я резко повернулся к нему. – Может, тебе вокалом потом заняться? Не думал? Сейчас в моде жгучие чернявые певцы.
– Как это не смертельно? На фига мне такая жизнь? – Нурик даже ноги сжал, будто закрывал сокровенное. – Что делать-то теперь, Мороз? По-любому, коменда мне не поверила, что никого я не водил.
Ну ещё бы. Я подождал пару секунд – не из вредности, а в воспитательных целях.
– Что делать, что делать? Поговорил я с ней.
– С кем? – не верил своим ушам сосед. – С Васей? Говорил? Да ну-на?!
– Да ну-да!
– Как это – поговорил? Она же сразу орет! Не орала, что ли? Выселю! На работу сообщу! Будешь сортир драить! Вот это всё?
– Нет, мы с ней нормально поговорили, она женщина одинокая, ей внимания не хватает, а вы ее за цербера принимаете, души в ней и загадки не видите.
Видимо, мои слова прозвучали так, будто я без всякого предупреждения заговорил на другом языке.
– Так, а делать-то что-на? – чесал репу Нурик. – Загадку отгадывать? Или в душу лезть?
– Вот скажи, герой-любовник, чего хочет одинокая женщина? – прищурился я на товарища, как экзаменатор на зеленого студента.
– Ха! Известно чего, того самого! – Нурик изобразил недвусмысленные движения тазом.
– Дурак, ты Ахметов, садись, два. Внимание ей нужно. Вни-ма-ни-е! Понял?
– Ага… Конечно… Не понял… Ты, Мороз, прямо скажи, мол, Нурлан Баянович, иди туда, принеси то, сделай это. И Вася не в претензиях ко мне станет. А то я эти ваши русские фразы не все понимаю.
– Да перестань прикидываться. Все ты понимаешь, Нурик.
– Ну не скажи! Далеко не всё. Вот, например, как можно жир с солью есть, а салат из свеклы и капусты варить?
– Это сало и борщ, сам же их хряпаешь, что за ушами пищит.
– Ну привык уже, да… Вкусно…
– Вот и к коменданту привыкнешь. А чтобы она добрее стала, удели ей свое внимание. Сделай ей приятное…
– Сортир вне графика драить? Ну не-е… перед мужиками западло.
– Почему сортир сразу? Сделай приятное как мужчина.
– А? Того её? – Нурик опять задвигал тазом.
– Как настоящий мужчина, – поправил его я.
Ну, конечно, намёки ушли в молоко.
– Ты чо, Мороз? Я столько не смогу, она ж не Натаха, – Нурик кивнул на плакат-страницу из журнала «Советский экран», который висел у него над кроватью и на нем была запечатлена секс-символ СССР – актриса Наталья Варлей.