Парк

– Полет в космос всегда был моей мечтой. У вас, наверняка, тоже есть мечты. И абсолютная любая мечта чего-то стоит. Просто моя немного дороже вашей, – ответила Нина, смотря прямо в глаза репортеру.

– У детей, больных раком тоже есть мечта. Но им не на что ее купить. И вы могли бы им помочь, но вместо этого летите развлекаться в открытый космос, – журналист не унимался.

– Вчера я перевела пятнадцать миллионов долларов на счет благотворительной организации «Шанс». Сегодня я купила электронный билет в Парк за семнадцать миллионов четыреста тысяч. Из этой суммы сорок процентов пойдут на благотворительность.

Нина села в машину, не сказав больше ни слова. Она смотрела через затемненные стекла на толпу, которую разгонял телохранитель, взяла в руки медальон и открыла его, нажав на кнопочку. Медальон построил живую проекцию маленького семилетнего мальчика, который произнеся «Мамочка, я тебя люблю», поцеловал ее в щечку.

– Я купила тебе подарок, о котором ты мечтал, – сказала она, но мальчик смотрел на нее, слегка улыбаясь, и больше не двигался и ничего не говорил, а спустя секунду исчез.

Она снова нажала на кнопку и услышала: «Мамочка, я тебя люблю».

* * *

В мастерской, в которой трудилось более шести сотен ландшафтных дизайнеров, кипела работа. Кто-то на грани нервного срыва рвал свои зарисовки, кто-то швырял планшеты. Конкуренция накаливала обстановку до предела: коллеги спорили друг с другом и ругались, критикуя работы конкурентов.

Ким просматривала свои работы и лучшие лазером копировала с бумаги в электронный альбом, преобразуя их в объемные проекции. Она не обращала внимания на суету вокруг себя. За соседним столиком ее подруга исправляла недоработки своего проекта.

– Я пытаюсь получить право на реализацию проекта уже третий раз, и сейчас все, что мне необходимо сделать, – убрать эти чертовы недочеты. От качества проработки замечаний Совета зависит результат моей работы, – она ругалась.

– Я неудачно презентовала семь вариантов проекта, прежде чем утвердили восьмой, – успокаивала подругу Ким.

– Но ты реализовала уже четыре и все это за семь лет.

– Но сколько неудач я потерпела. Я выносила на обсуждение Совету девятнадцать проектов. Только представь себе! Девятнадцать! – Ким сама недоумевала над цифрой. – Я скажу, неудачи здорово бьют по самооценке и силе воли. Да и в целом неблаготворно влияют на настроение…

– Я завидую твоей стойкости.

– Именно за нее я получила привилегированное право на посещение Парка, – Ким поделилась новостью, которая стала известна ей самой всего несколько часов назад.

– Ты шутишь?!

– Нет! Сегодня утром мне вручили электронный билет на 29 сентября, – Ким достала его из подарочной коробки.

– Как это здорово!

– Да уж. Я всю жизнь училась космическому ландшафтному дизайну, сначала у своих родителей, затем в университете, потом на специальных курсах переподготовки и повышения квалификации, – рассказывала Ким, рассматривая свой билет. – Я дизайнер в пятнадцатом поколении. В пятнадцатом! Вся моя семья посвятила свою жизнь работе над строительством и обустройством Парка. Нам принадлежит дизайн одной стационарной гавани и трех блуждающих. Жаль, что только одна я смогу увидеть то, что строили мы почти десять веков.

– Так ты будешь в числе первой космической десятки?

– Да, но на самом деле все немного не так, как муссируется в СМИ. Мы будем первые, кто отправится в Парк, но не единственные. Следом за нами через каждые шестьдесят минут будут точно также отправлять последующих посетителей. Всего за сутки в Парк отправят двести сорок человек. А с каждым днем интервал между отправкой будет только сокращаться, а значит, и количество посетителей будет только увеличиваться.

– То есть ты в первой, но не в единственной десятке?

– Именно так. Но даже если я была бы в последней десятке, я все равно была бы счастлива.

– И как долго вы будете в Парке?

– Мне сказали, что мы отправляемся по четырехмесячному маршруту.

– И что за маршрут?

– Пока не имею понятия, – радостная Ким закрыла проектный альбом. – Через неделю начнется плановый инструктаж, и тогда я все узнаю.

– Как бы я хотела оказаться на твоем месте, – подруга расстроилась. – А ты единственная, кто получила пропуск в Парк?

– Нет, еще несколько человек.

– А по какому принципу отбирали?

– По количеству реализованных в парке идей дизайнеров, по стажу работы и преданности компании, как они сказали. Я попала под все критерии.

– А я пролетаю мимо по всем пунктам, – подруга покачала головой. – Да и эта чертова система снабжения гавани не дает возможность установить искусственные фильтры света.

– Не переживай. Ты всего-то работаешь два года. У тебя все впереди, – успокоила ее Ким. – А по поводу искусственных фильтров света, могу посоветовать использовать имитаторы структур, там есть и те, которые могут создать иллюзию определенного света или цветов.

– Точно, об этом я даже как-то не подумала, – коллега снова с головой погрузилась в работу.

Ким рассматривала свой электронный билет, а потом, отложив его, наклеила в альбом последние чертежи, сделанные вручную.

– Вот и все, – сказала он. – Собрание работ пятнадцати поколений моей семьи готово.

– Ты что-то сказала? – спросила подруга, которая ухватила конец фразы.

– Нет, ничего.

– О, боже, ты, наверное, единственный дизайнер из всех, кто до сих пор использует карандаши, ручки и бумагу, – она улыбнулась.

– Да, в современных музеях до сих пор висят полотна, созданные на бумаге. И пока нет ни одного музея, в котором были бы представлены электронные проекции произведений искусства.

– Это все потому, что человечество в последнее тысячелетие было увлечено созданием Парка. Я слышала, что сорок семь процентов людей на Земле сейчас занято в сфере космического строительства и смежных отраслях. По-моему, это беспрецедентная цифра.

– Да, – безразлично ответила Ким и положила свой билет на альбом.

* * *

Рассел зашел в просторную гостиную, в которой так же, как и в его офисе, через панорамные окна можно было увидеть весь город. Он развязал галстук, расстегнул несколько первых пуговиц рубашки и снял платиновые запонки с манжет. Рухнув на огромный белый диван, он раскинул руки и смотрел на бар, который располагался прямо напротив него, думая, какой алкоголь выбрать себе под настроение. В глаза бросилась бутылка виски, которая стояла прямо на барной стойке, и почти пустой бокал с отпечатком розовой помады.

– Джесси! – окликнул он официантку, которая подошла, чтобы спросить, можно ли подавать ужин.

– Да, Мистер Стоун, – она догадалась, что сейчас получит выговор. Хозяин никогда ни за что не благодарил, ни о чем не спрашивал, ничем не интересовался, никогда не называл ее по имени. Она вообще не была уверена, что он знает ее имя, хотя она каждый день подавала ему и его жене завтрак, обед и ужин. Он был убежден, что хорошая прислуга не задает вопросы, она должна сама догадаться, когда и что нужно сделать, и со временем она к этому привыкла.

– Почему на барной стойке стоит бутылка, а я рядом грязный бокал? – спросил он. – Ты настолько занята, что у тебя не было времени убрать все это?

– Я не допила свой бокал! – в разговор вмешалась Доминик. – Джесси, ты свободна.

– Хорошо, когда допьешь, убери его сама. Я не люблю беспорядок в доме, и ты об этом знаешь, – произнес он равнодушно, словно обращался не к своей жене, а к уборщице или официантке.

– Я забыла. В этом доме все всё вылизывают до блеска! – она взяла бокал и демонстративно облизала отпечаток помады, который оставила на бокале. – Начиная с этого дурацкого бокала, заканчивая твоей задницей!