Карнавал смерти

Виктории хотелось сказать «смогу» – разумеется, она сможет, – но девушка злилась, что он не появился в кафе накануне. Джордж воспользовался ее колебанием, чтобы вручить салфетку с номером телефона. Виктория огляделась, быстро скомкала салфетку, пока никто не заметил, и отошла, надеясь, что писатель больше ни о чем не попросит. Весь день она не смотрела в его сторону, а Джордж громко печатал без остановки, словно провоцируя ее. Виктория слышала непрекращающееся «тук-тук-тук» по клавиатуре. Как ему только удавалось сосредоточиться?.. Виктория рассчитала его лишь в конце дня.

– Значит, в пятницу? – уточнил Джордж, оставляя на столе щедрые чаевые.

– Девять, восемь-восемь-девять-три, один-четыре-три-шесть. Позвони, – продиктовала Виктория и ушла. За стойкой она мысленно сосчитала до тридцати, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.

Когда девушка оглянулась через плечо, Джордж уже ушел. Она что, спятила, давать ему свой номер? Неужели он так быстро запомнил его? Или его застали врасплох? Лучше не знать. В глубине души она понимала – доктор Макс прав. Чем меньше она контролирует себя, тем больше у нее свободы. И это хорошо. Прежняя Виктория ни за что не сообщила бы мужчине свой номер.

Люди встречаются с другими людьми вечером по пятницам – это нормально. К тому же Джордж и вправду мог стать просто другом. Да уж, ирония судьбы – и вместе с тем такая банальность… Нельзя делать из всего проблему. Психиатр и тетя Эмилия гордились бы ее поступком. Виктория вдруг ощутила, как ее переполняет сочувствие ко всему миру. Она даже была готова простить Арроза: он просто еще один парень, воспитанный в духе «нет ничего плохого в том, чтобы поцеловать женщину против ее воли». Он, конечно, уже усвоил урок. Наверное, пора ответить на его сообщения.

Оранжевое небо окутывало административные здания в центре Рио. Виктория решила присесть на скамейку на улице Лаврадио и полюбоваться садившимся солнцем за конусом кафедрального костела. Домой она добралась почти в восемь. По пути ее не смущали даже бары на углу улицы, битком набитые выпивающими после работы. В подъезде она столкнулась с Джексоном – соседом-проституткой. Его «точкой» была скамейка возле «Старбакса» в Синеландии. Судя по количеству вылитого на него лосьона после бритья, он направлялся на работу.

Виктория медленно поднялась по лестнице, опираясь на перила и рассеянно вспоминая подробности того момента, когда она продиктовала свой номер Джорджу: негромкие разговоры вокруг, выражение его округлившихся глаз, недоеденный круассан на столе. Прошла по коридору, ища ключи в боковом кармане рюкзачка. Но в нескольких шагах от двери замерла: дверь была явно взломана, а дверная ручка валялась внизу на коврике. «Черт, в квартиру вломился вор», – была ее первая мысль. Кражи со взломом в ее районе случались все чаще и чаще.

Девушка осторожно и совершенно бесшумно открыла дверь. Гостиная в идеальном порядке. Виктория огляделась по сторонам: стулья на местах, мягкие игрушки – на полках, рядом с приключенческими и научно-фантастическими книгами. Ноутбук, самая ценная вещь в квартире, по-прежнему лежал на диване. На кухне вроде тоже ничего не пропало. Виктория взяла самый острый нож из ящика стола и направилась к раздвижной двери, ведущей в спальню. Она была закрыта, как ее и оставили. Девушка на цыпочках прошла вперед и вошла в комнату, готовая ко всему. Если она закричит, соседи должны ее услышать. Но она не закричала. На стене над кроватью черной краской из баллончика были выведены огромные буквы:

ХОЧЕШЬ ПОИГРАТЬ?

У нее подкосились ноги, и Виктория рухнула навзничь. Ее вырвало прямо на одежду. Теплая вонючая жижа, стекавшая по блузке, не давала отключиться. Он все еще здесь, в комнате? Лежа на полу, Виктория изогнулась, чтобы поправить протез и сесть на корточки. Отодвинула нож и уперлась руками в пол, пытаясь подняться. У нее кружилась голова, волосы прилипли ко рту и потным щекам. Она попробовала встать, но локти подломились, и Виктория снова всей тяжестью рухнула на пол грудью и животом. Подползла к кровати, словно тонущий человек, и привалилась к матрасу, уцепившись за простыню. Ей удалось приподняться на несколько дюймов, опираясь на протез.

Она окинула комнату затуманенным взглядом, но, похоже, там никто не прятался. Может, в шкафу? Тут Виктория заметила на кровати, между подушками, в нескольких сантиметрах от себя что-то черное, похожее на большой кусок угля. У нее екнуло сердце: Абу. Она потянулась к плюшевому мишке и прижала к груди; ее трясущиеся руки испачкались в еще свежей черной краске.

* * *

Виктория отреагировала иначе, чем я думал. Делая этот ход, я рассчитывал, что она потеряет контроль над собой, почувствует себя беззащитной и сразу бросится ко мне за помощью. Она этого не сделала. С одной стороны, я разочарован. С другой – горжусь ею. Мне нравятся трудности. Нравится, что она превзошла мои ожидания. Это еще больше будоражит.

Наконец-то процесс пошел. Нельзя торопить события. Я ждал двадцать лет, все тщательно подготовил – и не собираюсь все испортить. Беру телефон и набираю ее номер. Не жду, что она ответит. Но важно, чтобы Виктория знала: я рядом, я забочусь о ней, она может на меня рассчитывать.

Все это часть моего плана.

5

Единственный источник света – уличный фонарь на углу; его лучи проникают через наглухо закрытое створчатое окно гостиной. Свернувшись калачиком на диване, Виктория уставилась на защитные устройства, установленные сегодня на ее дверь. Ей пришлось до дна опустошить банковский счет, чтобы оплатить полный комплект: пять замков трех разных марок. Помимо тройного, с никелированной цепочкой, позволяющей приоткрывать дверь, ей поставили два усиленных замка системы «Тетра» – один на уровне глаз, другой у пола – и два безопасных засова. Двойной слой пузырчатой пленки под входным ковриком должен был предупредить о чьем-то нежелательном визите. Теперь Виктория чувствовала себя чуть спокойнее. Она предпочла бы дверь со стальными пластинами, но такая стоила целое состояние. Все утро четверга ушло на мытье стены в спальне и отстирывание Абу в раковине. Она так старалась, что порвала его шерстку, и маленькие пенопластовые шарики выкатились наружу. Пришлось собирать их по одному и зашивать медвежонка. Еще она купила банку белой краски и перекрасила стену; сильный запах не выветрился даже к пятнице. Виктория посмотрела на кухонные часы, чувствуя: сейчас что-то произойдет. Было девять вечера.

Звуки с улицы с каждой минутой становились все громче. Вечера в районе Лапа всегда оживленные. Толпы людей из самых разных слоев собирались в барах, возле уличных ларьков с сэндвичами и коктейлями «Кайпиринья», на музыкальных площадках с самбой, регги или форро[24 - Форро – бразильский парный танец.], в караоке-барах и бильярдных. Со своего места девушка могла одновременно следить за дверью и окном. Она не спала почти двое суток; веки стали свинцовыми, голова отупела. Время от времени Виктория все же задремывала на диване, прижимая к себе Абу, ставшего блекло-серым после тщательной стирки. Но почти сразу просыпалась в холодном поту от слишком красочных кошмаров: топор, пробивающий деревянную дверь, как в «Сиянии»[25 - «Сияние» – кинематографический триллер-хоррор С. Кубрика по одноименному роману С. Кинга.]. У нее затекла спина, и постоянно подмывало опустошить целую бутылку водки, чтобы притупить боль. К счастью, Виктория не держала дома алкоголь с тех пор, как бросила пить. Она успела доесть остатки фруктов, хлеба и йогурта в холодильнике, а за день до этого поджарила последний кусочек куриного филе. Придется в выходные пойти в супермаркет и сделать огромное усилие, чтобы не прихватить с собой бутылку. На столе посреди комнаты на расстоянии вытянутой руки лежал кухонный нож, а рядом с ним – швейцарский армейский перочинный нож. Мобильник тоже был там, с полностью заряженной батареей – на случай, если понадобится позвать на помощь.

Вчера днем ей много раз звонил Бели. Наверное, беспокоился, что она не появилась на работе без предупреждения. Доктор Макс оставил несколько сообщений, потому что Виктория пропустила сеансы в четверг и пятницу. Арроз продолжал названивать без остановки, оставляя длинные голосовые сообщения, которые она не удосужилась прослушать. В полдень в четверг звонили с неизвестного номера, оказавшегося в итоге телефоном, нацарапанным Джорджем на салфетке. Может, хочет назначить свидание… После случившегося сама идея встречаться с посторонним человеком казалась абсурдной. Да и вообще с кем бы то ни было. Хотелось замуроваться и отгородиться от всего мира. Только это не выход.

Окно – путь отхода, если злоумышленник вернется. Будь это приличный дом вроде тех, где живут богатые люди в южных районах Рио, то в холле и на лестничной клетке стояли бы камеры, и Виктория смогла бы выяснить, кто вошел и разукрасил стену. Она подумывала расспросить соседей, не видели ли они постороннего, но это пустая трата времени. В дом постоянно входила и выходила куча народу. Тот же Джексон всегда водил клиентов к себе. Иногда из-за стенки до нее долетали стоны, и, когда ей это надоедало, она включала музыку в наушниках.

Сейчас музыка не помогала. Тело налилось свинцом, умоляя о выпивке или отдыхе; Виктория повалилась на диван, медленно погружаясь в успокаивающую пустоту. С нее капал пот. В этот час на улице многолюдно – прекрасный шанс для преступника рискнуть и вернуться снова, поэтому приходилось бодрствовать. Виктория встала и умылась в раковине, чтобы немного освежиться. Сняла джинсы и оставила их на кухонном табурете; теперь на ней были только футболка и нижнее белье. Выпила стакан воды, съела последний банан из вазы с фруктами и попыталась разобраться в доносящихся издалека звуках: телевизор на пятом этаже, хлопанье двери на третьем, шипение радио на первом, пронзительный смех на углу улицы, тяжелые шаги то ли вверх, то ли вниз по лестнице. Все было бы намного проще, поставь она камеру в коридоре, над дверью или у входа в дом. Может, следовало позвонить Аррозу и попросить помочь установить охранную систему в квартире – он наверняка знает, как это делать – и одолжить у него телескоп, чтобы поставить у окна. Виктория даже выяснила, почем в интернете продается оружие. Мало того что стволы дорогие, так их еще трудно приобрести. Арроз должен знать более простой способ раздобыть пистолет.

Виктория вернулась на диван, ощущая дискомфорт в левой лодыжке. Сняла протез и попыталась сосредоточиться. Первые несколько лет после того, как она лишилась ноги – ее пришлось ампутировать, когда из-за ножевых ранений развилась гангрена, – девушку преследовали фантомные боли, словно конечность все еще находилась на своем месте. Мозг хотел и дальше управлять ногой и не мог смириться с ее потерей: тело жаловалось, что балетки сдавливают пальцы, а ногти на ногах отросли так, что изогнулись, царапая пол и врастая в ступню. Все это было лишь плодом воображения, но чувствовалось именно так. Доктор Карлос испробовал разные методы, пока наконец Виктория не научилась концентрироваться с закрытыми глазами и мысленно отзеркаливать правую ногу на несуществующую левую. Тогда ее мозгу казалось, что она стрижет ногти или чешет коленку на левой ноге всякий раз, когда проделывает это с правой. Со временем это превратилось в такую же привычку, как чистить зубы по утрам или завязывать бант на голове перед выходом. Зуд в несуществующей ноге становился все сильнее и сильнее. Виктория зажмурилась, но ничего не могла представить. Ее раздражало все: жара, мелодия самбы из соседнего бара, полумрак в гостиной, бегающие вверх-вниз по телу мурашки…

Она открыла глаза. Культя, которая заканчивалась чуть ниже колена… Как она могла видеть, что чего-то не хватает, если бы мозг не осознавал этого? Человеческий разум – отвратительная вещь. Как и все человеческое тело. Болезни, бактерии, грибковые инфекции, рак… По крайней мере, сейчас у нее хотя бы нет месячных.

Внезапный шум заставил насторожиться. Кто-то поднялся по лестнице и остановился в конце коридора. Если это Джексон, то с ним должен быть клиент, но полночь еще не наступила. Виктория внимательно прислушалась: шаги одного человека. Она быстро надела протез. Это была самая продвинутая модель, позволяющая свободно двигаться, с аэродинамическими зазорами и легкой посадкой. Металлическая конструкция весила ровно столько же, сколько и настоящая нога, поэтому особой разницы при ходьбе не чувствовалось. Подрастая, Виктория меняла протезы, как другие – очки. А когда пришло время выбирать окончательный вариант, купила лучший из возможных.

Девушка молча подошла к табурету, на котором оставила джинсы. Лодыжка невидимой ноги горела, поэтому она сжала левое бедро обеими руками, пытаясь унять боль, но тщетно. Пришлось закусить край футболки, чтобы не шуметь. Виктория привалилась к столешнице, натянула джинсы и снова прислушалась к звукам из коридора. Ни поворота ключа в соседской двери, ни движения на лестнице. Просто тишина. А потом лопнула пузырчатая пленка под ковриком. По ту сторону двери кто-то был.

Виктория схватила нож и, прихрамывая, подошла ближе. Ощущения были такие, будто ядовитые муравьи ползают по лодыжке, пожирая плоть, чтобы добраться до костей. Ей хотелось спросить, кто там, но она сдержалась. Сердце колотилось с оглушающей частотой. Говорят, у страха есть свой запах и звук. Виктория не знала это наверняка. Оставаясь на месте, девушка прислонилась к дверному косяку и прижала ухо к замку в ожидании каких-нибудь звуков. Ничего. Какая же она дура, что не поставила глазок! В чем польза от замков, цепей и ножей, если нельзя увидеть, кто поджидает тебя по ту сторону? Она немного выждала. Снова звуки лопающейся пузырчатой пленки, затем – ломающейся пластмассы из-под дверного коврика. Виктория высоко подняла нож и взяла мобильник в другую руку. Кому звонить?

Не успела она ничего придумать, как послышались шаги в коридоре. Незваный гость удалялся. Собрался уходить? Или готовился взломать дверь? Такая неопределенность была просто невыносима, как будто внутри Виктории разрасталась язва. Это Таггер, вернувшийся спустя столько лет? Или его подражатель? Она должна знать наверняка. Стараясь не шуметь, отодвинула запоры и открыла замки. Повернув ручку, осмелилась приоткрыть дверь на небольшую щелку, через которую просматривался темный коридор. Сразу же разглядела неподвижную тень на верхней площадке лестницы. Мужчина стоял к ней спиной и с чем-то возился. Пистолет? Отмычка? Не раздумывая, Виктория шагнула в коридор. Все произошло слишком быстро: она подошла вплотную, занеся руку и готовясь ударить сзади, но мужчина резко обернулся, предчувствуя нападение. Ее мозгу потребовалось меньше секунды, чтобы понять, кто перед ней, и нож сам собой опустился. Лезвие чиркнуло по руке доктора Макса, когда тот попытался остановить Викторию. По его коже заструилась кровь. Девушка уставилась на рану, потеряв дар речи; ей хотелось разрыдаться. Она нервно сглотнула и извинилась.

– Я беспокоился… – Доктор Макс зажал порез другой рукой, словно не произошло ничего особенного. – Что случилось?

Виктория посмотрела на приоткрытую дверь, боясь, как бы кто не увидел эту странную сцену: дрожащая женщина, окровавленный нож, раненый мужчина… Она завела психиатра в квартиру и заперлась на все замки. Принесла из ванной антисептик и бинт и перевязала доктору Максу руку, одновременно пытаясь объясниться. Слова застревали в горле, но рассказанная правда делала все еще реальнее и страшнее. Виктория на секунду прервалась, чтобы глотнуть воды, и закончила историю надписью на стене и установкой дверных замков. Ее вдруг встревожила одна деталь.

– Откуда вы узнали мой адрес?

– Он всегда был у меня в папке с историей твоей болезни в кабинете.

Виктория не помнила, чтобы заполняла какие-то анкеты. Правда, в самом начале своего лечения она была не в себе…

– Почему вы не постучались?

Доктор Макс вздохнул. Казалось, вопрос смутил его.

– Здесь я вышел за профессиональные рамки. – Он посмотрел на забинтованную руку. – Не следовало приходить к тебе домой, но я очень волновался. Ты не пришла ни вчера, ни сегодня утром и не отвечала на звонки. Я весь день думал, как мне поступить, и решил приехать сюда. Я не собирался заходить в дом, просто хотел позвонить в домофон и… поговорить. Убедиться, что все в порядке.

– Здесь нет домофона.

– Теперь я это знаю.

– Как вы попали внутрь?

– Дверь была приоткрыта. Я вошел, даже не задумываясь. Собирался еще раз позвонить тебе, прежде чем постучать в квартиру. А потом вышла ты и…

– Мне очень жаль. Я не хотела сделать вам больно.

– Вик, тебе нужно позвонить в полицию.

– Ни за что.

Макс подошел к двери осмотреть замки и засовы. Дверь напоминала вход в тюремную камеру.

– Я… – Психиатр заколебался. – Я могу пойти с тобой.

Виктория знала, что это снова выйдет за его профессиональные рамки.

– Можно посмотреть надпись? – спросил доктор, когда Виктория не ответила.

– Я все закрасила.

Он взглянул на нее с непонятным выражением. Девушке не понравилось подозрение на его лице. Хотя в ее диагнозе не было слова «бред», Макс смотрел на нее как на психа, называющего себя Наполеоном.

– Я верю тебе, – наконец произнес доктор. – Но почему ты не хочешь обратиться в полицию?

Виктория молчала. После трагедии ей потребовались бесчисленные сеансы с доктором Карлосом, чтобы осознать: гибель семьи не должна определять ее будущее. Ей нужно преодолеть свою ярость, и тогда потеря родных станет только одной из многих глав в биографии Виктории Браво. Значимой, но отнюдь не последней, как сказал психиатр. Разумеется, это оказалось нелегко. Со временем она научилась по-другому воспринимать боль и чувство вины, избавляться от травм и не искать объяснений, чтобы контролировать свою боль. Для этого Виктория отстранилась от той части своей жизни, даже перестала искать себя в интернете. Ей нельзя звонить в полицию, чтобы прошлое не нахлынуло снова.