Одну мою песню, которую я спел, будучи с мамой в очередном турпоходе, у меня даже купил какой-то патлатый парень «для своей команды», как он выразился. Заплатить он был согласен лишь при условии, что автором песни будет теперь считаться он, а не я. Мне это было безразлично; поэтому я легко расстался с «авторским правом» в обмен на некоторое количество купюр.
Также, ко мне, с просьбой научить игре на гитаре, напросился в ученики мой сосед. Я хотел было отказаться, но он предложил платить за уроки, и я согласился. Так меня появились собственные деньги, пусть и небольшие.
Попытку же старшеклассников «поговорить по-взрослому» я сразу пресёк самым жёстким образом, впервые воспользовавшись своим умением в конфликте. И от меня отстали.
Школа, в которой я учился, была «восьмилетка», и те, кто хотел окончить 10 классов должны были перейти в другую – «десятилетнюю» школу. Как правило, желающие учиться дальше переводились в соседние школы объединившись; так было и проще добираться, и входить в новый коллектив легче уже привычной компанией. Но я решил поступить иначе, и перейти в дальнюю школу, чтобы там не было никого из моей прежней. И где бы никто меня не знал. Чтобы никто не мог сравнить меня прежнего и настоящего. У меня всё ещё сохранялась иллюзия возможности прожить обычную жизнь обычного подростка.
Глава 8
Родители к моей идее со сменой школы отнеслись с сомнением, но в общем, не возражали, привыкнув к тому, что я уже довольно самостоятельный и знаю, что делаю.
Завершив успешно экзамены за 8 класс, я забрал документы из своей, теперь уже бывшей школы, и в один из последних июньских дней, понёс их в другую. Подальше от прежней. Родители были на работе, поэтому формальностями своего перевода я занимался самостоятельно.
Войдя с жаркой улицы в школу я очутился в просторном и прохладном холле, из которого в разные стороны вели несколько дверей. В поисках каких-нибудь указателей я принялся оглядываться и тут же заметил девушку, стоящую посреди холла с папкой в руках и также несколько растерянно осматривающейся.
Выглядела она фантастически. Первое, что сразу бросалось в глаза – это её волосы. Вернее, их цвет.
Они были розовые!
РОЗОВЫЕ!
Это сейчас таким цветом никого не удивишь, но в то время, когда даже обычная покраска волос у школьницы какой-нибудь «иранской хной» вызывала негодование преподавательского состава и «комсомольского и пионерского актива», розовые волосы у ученицы, безусловно, должны были вызвать как минимум истерику. А уж выйти на улицу с такими волосами – это хуже, чем голому. Но тем не менее, волосы у девушки были именно такого цвета. Ну, может не ярко-«кислотного», а скорее бледного, да ещё не тотально, а больше отельными прядями, однако никаких сомнений в их цветовой гамме не оставалось.
– Здравствуй, красивая девочка, – обратился я к ней. – Ты, случайно не знаешь, кому здесь документы на зачисление надо отдать и где?
Девушка резко повернулась и зло глянула на меня:
– Решил посмеяться? Или одолел приступ остроумия?
– И в мыслях не было, – поднял я обе руки вверх. – А как же мне ещё обратиться к тебе? Я ведь не знаю твоего имени. Не могу же я сказать красивой девушке «Эй!» – развёл я руками. – Поэтому мне ничего не оставалось, как говорить то, что вижу. А я вижу красивую девушку.
– А ты всегда говоришь то, что видишь? Т. е. правду? – хмыкнула розоволосая.
– Разумеется, нет. Я говорю лишь то, что считаю нужным сказать. Хотя, был один, хм, весьма известный человек, который полагал, что правду говорить легко и приятно.
– И всем хорошо известно, чем это для «весьма известного человека» закончилось.
Я пожал плечами
– Каждый делает свой выбор. И иногда он вдруг оказывается самым главным решением в жизни. Или после неё.
Девушка с интересом посмотрела на меня и протянула руку:
– Меня зовут Даша.
– Кирилл, – осторожно дотронулся я до её руки.
Тон у Даши значительно смягчился. Она глянула на документы в моих руках
– Ты, я вижу, тоже здесь впервые?
Мы быстро выяснили, что оба мы пришли по одному и тому же поводу; Даша, как и я, переводилась из другой школы, и тоже в 9-й класс. Это почему-то меня обрадовало.
– Давай проситься в один класс; новичкам всегда лучше держаться вместе.
– Я не против. Но думаю, что здесь всех новеньких загоняют в один класс.
– Ага. Так им проще отделять агнцев от козлищ.
Мы одновременно рассмеялись.
В этот миг со стороны одной из дверей, выходящих в холл, послышался несколько раздражённый голос:
– Хватит уже любезничать, молодые люди. Идите сюда с документами.
В проёме двери показалась женщина лет сорока. Увидев Дашу она буквально остолбенела.
– Девочка, ты что, собираешься в ТАКОМ виде учиться в школе?! – буквально возопила она.
Даша немедленно затвердела лицом;
– А что с моим видом не так?
Подцепив двумя пальцами край юбки она демонстративно оглядела себя.
На Даше было двухцветное широкое сине-розовое платье из лёгкой ткани, длиной чуть ниже колен, с открытой спиной и руками и белые босоножки на низком каблуке. А я впервые внимательно посмотрел ей в лицо.
Главное, что я увидел, и что не сразу заметил раньше в затенённом холле после яркой улицы, это необычный цвет Дашиных глаз. Радужка её глаз не была какого-то одного цвета, а имела как бы несколько колец от жёлтого у зрачка до голубого на периферии с тёмным ободом. При этом по «кольцам» радужки словно искры были разбросаны разноцветные точки. Всё это создавало эффект «лучистых», светящихся глаз.
Высокий лоб, длинные брови, едва видные немногочисленные пятнышки веснушек, ровные губы. И слегка оттопыренное, по сравнению с другим, правое ухо. Которое не пряталось стыдливо за волосами, а словно нарочито было открыто «на показ» выстриженными волосами этой стороны. И это нисколько, на мой взгляд Дашу не портило, а напротив – вместе с тонкой длинной шеей придавало ей вид своеобразной наивности, «детскости», и даже некоторой беззащитности.
Между тем конфликт грозил перерасти в скандал; пришедшая тётка повысила тон и громкость:
– Нормальные родители такого не допустили бы никогда. Кто твои родители, девочка? Как они тебя на улицу-то в таком виде выпускают?
– Выпускает…, мама выпустила. – тихо сказала Даша.
– А отец твой куда смотрит? – не унималась женщина
– А он никуда не смотрит. Уже… – ещё тише ответила Даша и я заметил, что её глаза зло заблестели.
Пора было вмешаться.
– Уважаемая, извините, не знаю Вашего имени отчества. Вы же видите, что девочке этот разговор крайне неприятен. Её что, обязательно нужно довести до слёз? Или это такой местный педагогический приём? – попытался я перевести её внимание на себя.
– А ты ещё кто такой, что перебиваешь взрослых? – разъярилась женщина ещё сильнее.
– А я ей брат, – спокойно ответил я, краем глаза уловив удивление и благодарность в Дашином взгляде. – И сейчас каникулы, а не учебный год. Так что можем ходить, как угодно.