Безумие Джоула Делани

Тед имел в виду поездку Джоула в Марокко и последовавшую за ней депрессию. Про свой уход к Марте Тед, очевидно, забыл.

– Да, та самая, – подтвердила я. – Они снова стали встречаться.

– Я слышал, Джоул переехал к вам.

Об этом Тед, вероятно, узнал от детей.

– Нужно время, чтобы подыскать другую квартиру, – сказала я.

– Почему он посещает «знаменитого психиатра»?

«Черт бы побрал проклятую газету», – подумала я.

– Это просто, помогло вытащить его из «Бельвю».

– У него были постгаллюциногенные реакции?

Конечно, Тед следил за современной медицинской литературой.

– Да, кое-что было. Но теперь Эрика ему помогает.

– В какой форме они проявлялись? – спросил он, с трудом сдерживаясь, и затем, видя, что я колеблюсь, добавил: – Побеги? Внезапные путешествия?

– Не совсем. – Я замолчала, как будто разговор уже закончился, но Тед ждал. – У него было несколько приступов амнезии.

– Амнезии? – удивился Тед. – Но это совсем не характерно.

Наступило молчание. Он задумался. Я напряглась, чувствуя опасность. Тед был ужасно умен.

– У него были такие приступы вчера вечером? – наконец спросил он.

– Черт возьми, Тед! – Внезапно я пришла в ярость – как мать, защищающая своего детеныша. – Он просто попробовал ЛСД, как тысячи других парней. Он же не стал от этого… – Я не решилась произнести «убийцей» и сказала «преступником». – Почитай криминальную хронику. Уже известна целая серия точно таких же случаев. Полиция ищет какого-то Дровосека.

– Совершенно верно, – мрачно подтвердил Тед. – Кэрри и Питер мои дети. И я не хочу, чтобы они подвергались такой опасности.

– Какой опасности? – Я смутно сознавала, что уже кричу. – Когда произошли все остальные преступления, Джоул был в Марокко.

– Ради Бога, Нора, – устало возразил Тед. – Откуда ты знаешь, что он там был?

– Он писал открытки. И я посылала ему деньги на обратную дорогу.

– А тебе точно известно, когда он туда полетел?

Некоторое время мы молчали, испытывая ненависть друг к другу.

– Он не должен жить в вашем доме, – заявил Тед, заканчивая наш разговор.

Последующие несколько недель стали настоящим кошмаром. Требование Теда оказалось невыполнимым. Могла ли я выгнать родного брата в самый разгар расследования убийства? Наверное, даже Тед понял это. Во всяком случае, он больше не пытался на меня давить, только спрашивал, как идут дела с поисками новой квартиры. Джоул стал каким-то вялым.

Он по-прежнему посещал Эрику, но уже не рыскал по издательствам в поисках работы и гораздо меньше следил за объявлениями о сдаче квартир. Когда я заглядывала к нему в комнату, он чаще всего спал. Я убирала очки, чтобы они не разбились, и подолгу смотрела на его беззащитное лицо, пытаясь освободиться от подозрений, которые нагнетал Тед.

Возвращаясь из Марокко, Джоул потерял свой паспорт и имел некоторые неприятности в аэропорту Кеннеди. Следовательно, никаких отметок о прибытии в Танжер не осталось. Но ведь полиции нетрудно установить такие вещи. Они могли бы послать запрос в Интерпол или отделение Сюртэ в Танжере.

Судя по сообщениям прессы, расследование шло полным ходом. Соседи Шерри, рабочие прачечной, бакалейщики, киоскеры – все были опрошены. Полиция получила специальный телефонный номер для сбора информации об убийстве.

Но моя жизнь стала невыносимой. В час или два ночи я просыпалась от телефонного звонка и невразумительно отвечала на вопросы репортеров. Звонили и какие-то типы, главным образом сумасшедшие, подозревавшие своих соседей. Я уже не говорю о непристойных звонках. Однако их было так много, что мне наконец пришлось ввести домашнее правило – когда звонил телефон, трубку снимала только я. По уграм у меня болела голова и возникали весьма нелестные мысли о собратьях по разуму.

Новая горничная, миссис Гриви, не облегчила мою жизнь. Маленькая, смуглая и морщинистая, как грецкий орех, она взирала на всех нас с недовольным видом. Вторгаясь в мою спальню, когда я работала, миссис Гриви заводила длинный рассказ о злых кознях своих родственников, которые жили в Балтиморе. Я не понимала многое из того, что она говорила. У нее была нижняя вставная челюсть, которой она не желала пользоваться.

Постепенно мои силы истощались. Новый роман застопорился. Все утро я пила кофе и смотрела в окно. Снова и снова в сознании возникал вопрос Теда о Танжере.

Потеря паспорта начала приобретать зловещий оттенок. Я знала, что Джоул был там, – он получил посланные мной деньги на дорогу. Но мне очень хотелось уточнить дату вылета. Я обшарила комнату в поисках старых открыток: проклиная свою неаккуратность, перерыла все ящики, бюро и шкафы, заваленные рукописями. В конце концов мне удалось отыскать лишь последнее письмо Джоула, написанное в танжерском отеле «Кашбах». Почерк был небрежным. Джоул сообщал мне, что он болен и оказался в отчаянном положении.

Я стояла у окна, глядя на желтые бутоны форзитии в саду, когда мне пришло на ум, что я точно не знаю и других дат – времени трех остальных убийств. Первое, очевидно, произошло в мае. А может, и нет, может, еще в конце апреля. Газеты не стали раздувать эту историю, пока она не повторилась. Я мучительно пыталась вспомнить, в апреле или в мае уехал Тед. Потом у меня за спиной послышался вздох миссис Гриви, и я уловила запах лимонного масла. Она протирала комод.

Внезапно почувствовав, что не вынесу еще одного рассказа о жизни в Балтиморе, я оделась и отправилась в публичную библиотеку.

Нужные сведения нашлись в указателе «Нью-Йорк-Таймс» под рубрикой «Убийства и покушения на убийство в Нью-Йорке».

М. Санчес, девушка 18 лет, убита и обезглавлена в Центральном парке, апр. № 21, 30:3.

Т. Ругьеро, девушка 18 лет, убита и обезглавлена в школьном саду, июнь № 15, 26:1.

В. Диас, девушка 19 лет, убита и обезглавлена в Центральном парке, сент. № 30, 1:5.

Т. Перес, свидетель, разыскивается, окт. № 17, 18: 4.

Я переписала информацию на старый конверт и закрыла указатель. Мне не очень хотелось читать сами статьи. Но зал микрофильмов находился на том же этаже.

Через несколько минут я получила три рулона пленки и села перед одной из больших металлических машин.

Убийство Марии Санчес занимало лишь два дюйма на странице 30 апрельского 21-го номера, располагаясь между «Тремя жертвами в отеле на побережье» и «четырьмя жертвами авиакатастрофы». Указывались лишь имя, возраст и адрес жертвы, а также то, что она была найдена обезглавленной в той части парка, которая называется Рэмбл. На такую заметку едва ли обратил бы внимание случайный читатель. Пуэрториканская девушка по глупости отправилась гулять ночью в парк.

Я перемотала пленку и вставила следующий рулон.

Терезе Ругьеро отводилось гораздо больше места – шесть дюймов на странице 26 июньского 15-го номера. Приводились данные медицинской экспертизы, и сообщалось об отсутствии на месте преступления орудия убийства.

Я вспомнила, что более живые «Ньюс» и «Нью-Йорк-Пост» снабдили историю красочными подробностями, упомянули предыдущий случай и дали убийце прозвище Дровосек.

Но даже «Нью-Йорк-Таймс» посвятил первую полосу сентябрьского 30-го номера Виктории Диас.

ТРЕТЬЯ ДЕВУШКА ОПЯТЬ ОБЕЗГЛАВЛЕНА В ПАРКЕ

Вчера ночью в Центральном парке возле пруда была зарезана Виктория Диас, 19 лет, Западная улица, 110. Ее отрезанную голову, привязанную за волосы к нижней ветке дерева, обнаружил Дэниел Хоуи, который рано утром гулял со своим пуделем. Тело оказалось в кустах в 20 ярдах от места убийства. Это уже третий случай обезглавливания молодых девушек за четыре месяца. Первая жертва, Мария Санчес, была найдена в районе Рэмбл Центрального парка. Вторая, Тереза Ругьеро, обнаружена в школьном саду поблизости от парка.

Полиция патрулирует Центральный парк. Главный медицинский эксперт сообщил, что девушке сначала перерезали горло, а затем ее голова была отсечена. Следов изнасилования не обнаружено. Смерть наступила около полуночи. Вскрытие будет произведено сегодня в госпитале «Бельвю». На месте преступления не найдено никакого оружия. Кошелек девушки с ее недельным заработком лежал рядом с телом. Убитая работала секретаршей на фабрике.

В настоящее время опрашиваются друзья и родственники жертвы. Полиция разыскивает возможного свидетеля, Тонио Переса, 17 лет, 405. Вторая Восточная улица.