Против всех

Я замолк. Черт. Становится все поганее…

Степаныч продолжал:

– Витек давний мой кореш. Иногда я ему помогаю в кое-каких… делах. Вот и заглянул он ко мне. В обычных обстоятельствах никто бы не поднимал шума раньше времени. В розыск официально пока не объявляли…

– Ситуация хреновая, брат, – перебил его я. – Я не хочу в это верить. Но, боюсь, что и пропажа тех малых, и собака – все связано. Это упырь. И не один.

– Спятил? – с последней надеждой в голосе спросил Степаныч.

– Рад бы, но нет. – Я злобно пнул окурок на земле. Сжал до хруста кулак. Дебильный план горел в мозгу ярким пламенем, пугая и заводя одновременно. – А теперь ответь мне на вопрос, брат. Ты засаду устраивать умеешь?

Безумный план и его последствия

Это всегда жуткое место – особенно ночью. Заброшенное кладбище за лесом, далеко от деревни, поросшее густой растительностью и почти ставшее само лесом. Глухое место, куда никто не ходит и не ездит, даже стороной. Потому что заросли и заброшены дороги, их практически нет.

Дикая луна только усиливает жуть. Потом скрывается.

Порыв ветра пробрал до костей. Но настоящий холод не от ветра вовсе. Это неземной, жуткий холод, от которого не укрыться. Очень хочется верить, что он заморозит страх. Страх, который сводит с ума своей мистической хваткой. Любой человек, оказавшийся здесь в таких обстоятельствах, поседеет за час-два. Или просто даст деру. Побежит, не оглядываясь, не останавливаясь, не замедляя шаг, глотая сбившееся холодное дыхание, в липком поту, из последних сил… Если у него хватит ума не торчать тут, а именно бежать. И бежать подальше. А если он не настолько туп, чтобы переться сюда, то просто никогда, ни при каких обстоятельствах не окажется здесь.

Я не воин. Я плохо держу контроль над собой. Я жутко боюсь.

Но я здесь. И бежать не собираюсь.

Я знаю, что ищу тут. И я знаю, что это тоже ищет меня. И сегодня я дам этому бой. Смертельный бой.

Не в первый раз. Жутко, мерзко, опасно и с жертвами, никак не героически. Но не в первый раз. В отряде охотников я всегда считал себя слабым звеном. Всегда до одури боялся. Но как-то держался. И пусть не благодаря мне, а скорее вопреки, мы охотились. Бойцы Ската свое дело знают. Даже такой балбес и паникер, как я.

Будет бой. Не в первый раз. И не в последний, надеюсь. Я держу панику мертвой, ледяной хваткой и не даю ей вырваться наружу. Чувства, как всегда, обострились. Левая кисть чуть подрагивает. Дурацкая дрожь, чтоб ее. Но я снова делаю три глубоких вдоха. Биение сердца чуть успокаивается. Совсем немного, буквально чуть-чуть, но я овладеваю собой. Так надо.

Я здесь. Я не побегу. Я вызываю огонь на себя.

И скоро твари придут. Совсем скоро… Ну, где же вы?

Прошлой ночью они ходили у дома, но внутрь не пробились. Сработали обереги и защитные меры. Они ходили вокруг да около, оставив явный след – глубокую, длинную царапину-порез на заборе. Но почти не оставили следов вокруг. Что ж…

Хватит юлить. Хватит терзать случайные жертвы, которые не нужны. Вас послали за мной… так вот он я. Чего ждете?

Запах сигарет усиливает мой запах. Запах тела. Запах человека. Я не стал применять ни маскировочных спреев, ни «кожи».

Снял все обереги. Я открыт.

Стоять на месте жутко холодно. И я медленно двигаюсь между корявыми, высохшими, какими-то мертвыми и жуткими деревьями. Ветки в темноте, как кривые когти, тянутся, пытаясь дотронуться. Но это лишь деревья.

Страх достигает предела. Пытается душить. У него это не получается. Все. Точка. У меня уже нет сил бояться. Дебильный, безумный план. Вот так вот открыто вломиться прямо в самый гадюшник.

Упыри, если и обитают, то именно в таких местах. Низший уровень. Кладбищенские твари. Мерзкие, дикие убийцы и потрошители. Отродье, укус которого всегда смертелен.

Я прохожу несколько метров. Ноги начинают увязать в чем-то. И чем дальше, тем больше понимаю. Это не просто грязь. Эта мерзкая, вязкая, полужидкая масса – верный признак того, что я не ошибся.

Мне ни разу не приходилось выманивать упырей из такого логова. В ночь той операции я был на прикрытии. Однако Шура Скат обеспечил всем не только физическую, но и теоретическую подготовку. Истинное знание порождает эффективные навыки. Особенно в нашем ремесле.

Здесь тихо. Неестественно, жутко тихо. Тишина режет по нервам. Режет ножом. Плохо заточенным ножом в руках садиста, который орудует упорно, жестоко и беспощадно, но неспеша.

Я слышу шорох – как гром. Вздрагиваю, чуть ли не подпрыгнул. Сердце забилось. Контроль летел ко всем чертям.

Снова шорох – тихий, вкрадчивый. Потом наглее. Уже не шорох – шорохи. Они идут. Один – сзади. Второй – чуть левее. Третий. Мать твою, четвертый! И пятый… Заходят с разных сторон. Окружают. Это… это пиздец.

Зубы стучат чечетку. Я пытаюсь закрыть глаза и унять ебучую дрожь – не получается ни то, ни другое. Крадутся, как падальщики. Но нет. Это не падальщики. При сегодняшних обстоятельствах – они хищники. Тупые, но ведомые кем-то хищники. И я их цель.

Стук сердца. Второй. На третий молнией пронзает порыв – бежать! Бежать отсюда нахрен! Куда угодно, но быстро! Прорываться сквозь эти мертвые деревья, прорваться, бежать, бежать, спасаться…

Но я не побегу.

Шорохи уже не шорохи, а шаги. Они приближаются, не крадучись. Смело. Уверенно. Увереннее с каждым шагом. Я резко смотрю вниз – в неверном проблеске выскочившей из-за туч луны становится светлее, и я вижу это. Вижу оторванную, нет, отгрызенную жуткими, мутантскими, кривыми и рвуще-острыми зубами – человеческую кисть. Рядом ошметок. Чего – не знаю и не хочу знать. Но пропавшая днем парочка, как я и догадывался, уже не найдется…

И в глубине, в темноте среди деревьев, прямо напротив меня – два красных, жгуче-потусторонних, и одновременно леденящих, злобных глаза. Я уже видел эти глаза. Встреться с ними один раз, и пропадет сон. Вглядись в них, и рассудок захочет съебаться.

Но я не побегу.

Страху уже больше некуда расти. Это предел. Я снова нахожу в себе силы, чтобы сохранить власть над разумом. Потому что еще точно такая же пара глаз светится справа, и слева тоже, и…

Они приближались. Чувствуя, что жертва совсем без защиты.

Впереди забулькала, потом взбурлила полужидкая земля, брызнуло во все стороны, рвануло… и резко выбрался страшный, огромный, упырь. Он был реально огромен. Больше остальных. От него разило гнилью. Кривая, шишкастая голова с массивной челюстью, прожигающие огни-глаза – в них безумно пылает, кипит обжигающе-леденящая, парализующая злоба. Мощные лапы и уродские когти, которые, блядь, не только способны взмахом выпустить кишки – именно этими когтями, лапами, этот ублюдок разрывает и потрошит…

Ублюдок завыл истошно и адски, вой перешел в рык и какой-то утробный хруст, и он бросился прямо на меня.

Сделал прыжок – всего один прыжок, с которого можно достать, задеть.

Но я резко отпрыгнул в сторону, уходя с траектории прыжка. Каким чудом – не знаю… И все же, каким бы ни был я плохим учеником, но кое-чему научился, видимо. Ублюдок пролетает мимо, толкает меня – и скорее всего это не толчок, это рана, большая глубокая рана от когтей, но я пока не чувствую это.

Я умудрился сгруппироваться и перекатиться, встать на ноги. Обернулся – ублюдок взвыл еще громче и прямо-таки гадко, задергался в сети-ловушке. Сверху с легким хлопком прозвучал выстрел, потом второй. Серебряные пули вошли в башку ублюдка-вожака, внутри провернулись и разорвались, выплюнув вонючее содержимое из угластого жуткого черепа, который секундой позже разорвало. Брызнуло. Упырь дернулся и упал, задрыгался. Он издыхал.

Степаныч сработал четко и метко.

Но некогда оценивать результат его работы – остальные упыри уже несутся ко мне, несутся дико и быстро. Один попался в капкан передней лапой, перевернулся по инерции кувырком, резкий визг-вой. Задержит это его не надолго, но задержит.

Еще двое попались в сеть. Один напоролся на выскочивший остро заточенный кол. А вот другие… Обходят ловушки, гады. Но не все ведь должно идти идеально гладко, верно? Один особо гнусный и ободранный, горбатый в середине позвоночника упырюга попался в капкан, но лишь чуть-чуть, кусок стопы оторвало, это добавило ярости, и он дико бежит прямо на меня, даже не прихрамывая, не замечая, – адская бесчувственная тварь. Двое других поблизости, один в прыжке…

Еще выстрел. В шею – упырь летит подбитый, но еще живой. Степаныч херачит разрывными, но их немного. Я еле уклоняюсь от летящей туши, хватаю рукоять кинжала, и меня настигают еще двое упырей. Я падаю, но с подвохом, тут же перекатываюсь резко, мимо мелькают адские когти, что-то впилось в ногу… лишь бы не зубы! Я ору от ярости, изгибаюсь и вонзаю в адски горящий глаз кинжал – пол-лезвия ухнуло внутрь, пытаюсь дернуть назад – застряло, черт…

Ногу пронзает боль – я кричу и изворачиваюсь, пытаясь понять, что это – зубы, когти, просто резануло, оторвало? Снова выстрел, летят куски черепа и мозги. Тот, кто меня цапнул, отлетел на метр и свалился в грязь. Хорошо, что просто цапнул. Хотя это и плохо – гадины, как правило, ядовиты или просто жутко заразны, и даже обычные раны, даже поверхностные, чаще всего гноятся и становятся смертельными, если вовремя не обработать. И это только когти. Про укусы молчу. Тут уже что-либо делать бесполезно, это кранты.

Я отдышался, как-то краем сознания отмечая еще выстрелы – Степаныч добивает попавшихся в ловушки. Один гад вырвался, но ненадолго. Брат стреляет без промаха.

Слышу дикий хруст веток, снова выстрел – к корням более-менее прочного и ветвистого дерева валится туша упыря, который пытался вскарабкаться наверх. Он обнаружил укрытие Степаныча. Но Степаныч – спецназ. Тут же быстро спустился и спрыгнул следом, на землю, упруго и профессионально.

Подбежал ко мне.