Дорога домой

Погружение не  давало результатов.

Нэла, распахнув как можно шире глаза, вглядывалась в  черноту.

Ни-че-го.

Расстроившись, она вернулась на  поверхность и  села, сложив руки на  коленях, устало опустив на  них голову…

Ей было очень одиноко. И  это чувство неизмеримой горечью рвалось наружу.

Вот что значили слова Белого Ворона.

– На  кого  же я оставлю работу?

Нэла не  в первый раз осознавала всю иронию сложившейся ситуации  – когда знание правды не  решает буквально ничего.

Муравей деловито полз по  её руке  – тонкой, гладкой и  белой, непостижимым образом вырвавшейся из  костюма. До  Нэлы донёсся далёкий шум листвы… И  вот уже буря бушевала вокруг этой маленькой Ведьмочки.

Она обречённо обернулась к  Гостю.

– Что  ли, опять жители пожаловались?

Устало присела в  реверансе и  склонила голову. Какими  бы ни  были их отношения с  Королём, смотреть ему в  глаза было всё-таки опасно. Очень опасно.

– Я  лишил тебя костюма не  поэтому.

Голос был грозен и  суров, как всегда. Нэлу удивляло, что её оставляет равнодушным это качество Гостя  – громыхать и  рокотать своим голосищем, сотрясая всю Вселенную, и  вовсе не  раздражает, да и  не  восхищает особо… А  ведь это был Главный Дар Короля  – то, что делает его Невероятным, возвышает над остальными, в  том числе и  над Нэлой.

Она думала не  о  костюме и  не  о  причинах, по  которым её лишили права на  работу.

Она думала о  своём отношении к  Королю.

Было ощущение, что если она вдруг захочет, то легко выйдет из-под его влияния.

Она подняла глаза и  посмотрела прямо на  него. Буря испуганно отпрянула от  её голубых, огромных, будто два блюдца, глаз.

Муравей своей крошечной лапкой поддерживал бутылку, что еле держалась на  неровных камнях. Вид у  него был очень уставший, но  по-прежнему деловой.

Со стоном Буря, уменьшаясь и  сужаясь, стекала вот уже сизой струйкой сигаретного дыма в  тоненькое горлышко коричневого стекла бутылки.

Не громами и  камнепадами, а  еле слышным сквозняком прощался Король со  своей Королевой.

С той, что не  покорилась ему никогда.

Белый Ворон Сэсэн вовремя подхватил обессилевшую от  напряжения Нэлу и, устроив её поудобнее на  заботливо подкаченном Муравьём камушке, заткнул пучком травы бутылку с  джином.

– Отличное зелье получится. Нэла, отпразднуем им  осень  – как думаешь?

Нэла слабо улыбнулась пересохшими, потрескавшимися от  усталости губами и  погрузилась в  глубокий, как чёрные воды Байкала, обморок.

V

– Ревнуешь? – Сэсэн в  упор смотрел на  только-только проснувшуюся Нэлу.

Нэла устало легла на  траву, вперилась взглядом в  серое небо и  призвала дождь.

Крупные капли дождя падали на  её лицо, стекали с  закрытых век по  щекам тоненькими струйками, и, минуя белую изящную шею, в  конце концов достигали земли.

– То было Счастье.

Голос Нэлы был глухим, словно из-под земли.

Белый Ворон Сэсэн лёг рядом и  взял Нэлу за  руку.

Они молчали.

Наконец лучший листочек каждого, даже самого юного деревца в  окрестности обзавёлся личной капелькой.

Нэла готова была начать дирижировать.

Сосредоточившись и  выбрав наилучший момент, она резко распахнула глаза.

Сорвавшись с  ресницы, её личная капелька запустила эффект домино. Хрустальный звон первого дождя мая зазвенел волной мира, расцвечивая Вселенную симфонией любви.

VI

Нэла хитро глядела на  Шамана, который с  удовольствием прихлёбывал горячий травяной чай.

Костёр весело потрескивал, горели звёзды…

Нэла любовалась им, и  впервые за  долгое время чувствовала умиротворение и  спокойствие.

– Ты меня смущаешь, правда.  – Щёки Сэсэна и  впрямь горели  – то  ли от  костра, а  может, и  от  стеснения.

Нэла невозмутимо потянулась, лёжа в  холодной траве, и  молча продолжила смотреть на  небо  – чёрное-пречёрное.

«Думал  ли ты когда-нибудь о  том, чтобы остаться?»

«Нет, Нэла. Я  слишком люблю этот мир. Жизнь…»

«Там тоже  – жизнь».

Белый Ворон Сэсэн встал и  нервно заходил вокруг костра.

«К чему это разговор, Нэла?»

Будто поняв, что-то, он  резко остановился и  подошёл к  всё ещё лежащей на  траве Ведьме.

«Бессилие  – не  приговор, Нэла. Ты можешь просто жить…»