Заметки о России

Проф. Нюэрупу.

Дорогой, добрый г-н профессор!

Два Ваши последних и единственных письма, которые я получил в этом городе, сильно обрадовали и ободрили меня и тем, что убедили меня в Вашей неизменной благосклонности и дружеском отношении ко мне, и тем, что содержали интересные известия[273 - Имеется в виду информация о поступлении в университетскую библиотеку крупного собрания книг на санскрите, персидском и арабском языках.]. О том, что они в большой степени подействовали на меня и на план всего моего путешествия, Вы, несомненно, уже узнали от профессора Мюллера, если до него дошло мое последнее письмо, отправленное через Швецию[274 - Речь идет о письме от 28 сентября 1818 г., в котором Раск предлагал изменить план и вернуться в Копенгаген на год для работы над санскритскими материалами, а уже потом отправиться в Индию морским путем.], или в любом случае при нынешней оказии[275 - Имеется в виду письмо Мюллеру от 12 октября 1818 г., датированное тем же днем, что и письмо Нюэрупу.].

Лобойко делает хорошие успехи в датском и сейчас переводит на русский вступление к моей англосаксонской грамматике, чтобы напечатать его в журнале, который издается здесь так называемым Вольным литературным обществом[276 - Имеется в виду Вольное общество любителей российской словесности, которое издавало с 1818 г. журнал «Соревнователь просвещения и благотворения». Упомянутый перевод в журнале напечатан не был.]. Вольное общество значит общество, труды которого и предприятия можно свободно рецензировать, так как у него нет статуса императорского, потому что все с этим статусом неприкосновенно, каким бы абсурдным, бессмысленным и совершенно безумным оно ни было[277 - Раск преувеличивает: некоторые научные общества имели в названии слово «императорское», но запрета на критику их изданий не было.]. Это самое Вольное литературное общество меня также, благодаря дружбе с Лобойко, почтило званием своего члена-корреспондента[278 - Раск был принят в общество 9 июля 1818 г., см.: Базанов В. Ученая республика. М.; Л., 1964. С. 445.]; общество, конечно, незначительное по сравнению со Скандинавским, но в высшей степени яркое и всегда интересное, как любой прудик в песчаной пустыне.

От профессора Дегена я ничего не слышал и не видел с моего отъезда из Копенгагена и поэтому не посетил никого из его друзей-математиков. Хотя я думал о том, чтобы самому сходить к Шуберту, но все мои знакомые единодушно описывают его как странного, строптивого и нудного вельможу, с которым невозможно иметь дело. Однако я познакомился с другим человеком математического склада ума, а именно надворным советником Пантцнером. Он, несомненно, является человеком редкой эрудиции во многих областях, особенно в естествознании, но вряд ли знаком Дегену, иначе я бы очень просил передать привет от него, так же как и от меня самого. У меня есть и еще один привет, путешественнику Вормшёльду от художника Хориса с корабля «Рюрик», в случае если я не обременил этим проф. Мюллера в предыдущем письме[279 - В письме Мюллеру от 28 сентября 1818 г. говорится только о пересылке письма неизвестного отправителя конференц-советнику Вормшёльду (то есть П. Вормшёльду, отцу путешественника; см.: Breve fra og til Rasmus Rask. B. I. S. 349); об этом же см. ниже, в конце данного письма.]. Я почти не искал других знакомств, так как большинство здесь не из моего мира; все глаза следят за nervus rerum gerendarum[280 - движущей силой вещей (лат.), то есть деньгами.] или в любом случае за благодетельной богиней, которую воспел Тройель[281 - П.М. Тройель в «Оде к Глупости» (1779) воспел «благодетельную Глупость, величавую богиню, которая щедро и вслепую наделяет простофиль золотом, чинами и душевным блаженством» (Danske Skjemtedigte / Udg. af Christian Winther. Kj?benhavn, 1872. S. 340).]. Если бы я должен был здесь часто посещать солидные собрания, то я бы в три или четыре раза больше разъезжал и ничем не занимался. Несколько немецких профессоров составляют самый важный круг моих знакомых, но большинство из них задирают носы так высоко, что я боюсь за потолочные балки. Трое французских ученых, которых я повстречал, еще меньше мне по вкусу, хотя у них и нет такой варварской (беспардонной) заносчивости, как у немцев, но с ними обстоят дела так, как француз в Швеции выразился о винной бутылке, когда его попросили налить себе самому: «Внутри – никого», сказал он и показал на донышко[282 - Та же шутка в контексте описания Московского университета встречается в письме Ларсену от 25 июня 1819 г. Смысл ее в том, что француз ошибся в выборе шведского отрицательного местоимения для замены слова «вино» и употребил существительное-местоимение ingen, обозначающее одушевленные существа. Различия в категориях рода и одушевленности-неодушевленности в шведском и французском языках привели, таким образом, к «одушевлению» вина.]. В общем, здесь ни у кого многому не научишься, все надо исследовать собственными трудами, ибо здесь в обществе совсем нет уважения к науке. Если профессор получил мое первое письмо из Петербурга о немецком театре, то с небольшими поправками Вы можете применить его к Большому Императорскому Русскому театру[283 - Имеется в виду Большой каменный театр, находившийся на месте нынешней Консерватории.], в котором я теперь также один раз побывал, чтобы увидеть «Ифигению в Авлиде», гранд-оперу и т. д.[284 - Имеется в виду трагедия Расина в пяти действиях в переводе с французского М.Е. Лобанова.], а после этого – оригинальный русский фарс, «Угор и Марфа»[285 - См.: К[орсаков] А. Марфа и Угар, или Лакейская война. Комедия в одном действии. Переделанная с французского из сочинений Дюбуа. СПб., 1816. Комедия шла 18 сентября 1818 г. вместе с «Ифигенией в Авлиде»; театральная афиша сохранилась в Отделе редкой книги, рукописных, архивных и иконографических материалов Санкт-Петербургской государственной театральной библиотеки в подшивке афиш императорских театров (Афиши – программы 1818 г. Инв. номер 10017).]! Так как Клитемнестра[286 - Клитемнестру играла Е.С. Семенова. Эту ее роль упомянул А.С. Пушкин в «Моих замечаниях об русском театре»: «…она одушевила измеренные строки Лобанова» (Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Изд. 4. Л., 1978. Т. 7. С. 9). Другие восторженные отзывы об этой роли см. в кн.: Петровская И.Ф., Сомина В.В. Указ. соч. С. 111.] хотела бежать за своей дочерью и ее спасти, стражник вытянул шпагу из ножен и приставил ей к талии. Греческие воины были одеты как лопари в леемовском описании Финнмарка[287 - Область на севере Норвегии.]. Щиты точь-в-точь соответствовали шаманским бубнам и так далее[288 - См.: Leem K. Beskrivelse over Finmarkens Lapper, deres Tungemaal, Levemaade og forrige Afgudsdyrkelse. Ki?benhavn, 1767. Изображение лопаря с шаманским бубном см. на: Tab. XC, XCI.]. Каждое действие неизменно сопровождалось аплодисментами; помимо того, троих из актеров в конце криками вызвали на сцену. Извините меня за эти пустяки и вспоминайте вечно преданного и благодарного Вам

Р.Р.

Большой привет Грёнланду. Я с сердечной радостью и весельем посмотрел его шведские мелодии и поразился его правильному шведскому, подобного которому я пока еще у иностранца никогда не видел, также гравировка была выполнена достаточно хорошо[289 - Речь идет о сборнике народных шведских песен с нотами: Gr?nland P. Alte Schwedische Volks-Melodien gesammlet von Erik Gustaf Geijer und A.A. Afzelius. Kopenhagen, 1818. Предисловие написано на немецком; тексты песен – на шведском без перевода.].

Чтобы не показаться небрежным, ниже перечисляю письма, которые я получил: два от Вас, вложенные в два от Ларсена. – Одно от проф. Мюллера с заграничными паспортами[290 - Два паспорта (на латинском и на французском) от имени короля и рекомендательное письмо на английском генеральной таможни и коммерц-коллегии, см.: Breve fra og til Rasmus Rask. B. III.1. S. 136 (коммент. к строке 336.33).] – отослан ответ. – Одно от г-на Эгильсена, ответ отослан через Швецию[291 - Эти письма не сохранились.]. – Одно от Комиссии по древностям вместе с одним от Томсена, на оба отосланы ответы, а в Комиссию послано собрание редких гравюр на меди с изображениями древностей из здешней Кунсткамеры[292 - Преемником комиссии является Национальный музей в Копенгагене, где ныне хранится копия письма комиссии и оба письма Раска. Получение гравюр на 26 листах было подтверждено в каталоге новых поступлений в издававшемся комиссией ежегоднике: Antiqvariske Annaler. 1820. S. 374, но в собрании музея они не сохранились. Благодарю В.Х. Грамбю за поиски материалов, связанных с Раском.], через датское посольство. Ни от каких других датчан или исландцев я не получал ни писем, ни какого-либо рода известий. Точно ли дошли большое письмо от Пантцнера и от меня профессору Эрстеду, а также конференц-советнику Вормшёльду от неизвестного, оба посланы с корабельной оказией?

Петербург, 20 октября 1818 г. К. Мольбеку[293 - Место хранения: Копенгаген. Det Kongelige Bibliotek. Ny kgl. saml. 2336I 4° № 1715. Опубликовано: Breve fra og til Rasmus Rask. B. I. S. 358–359.]

Петербург, 20 октября 1818 г.

Высокочтимый г-н секретарь[294 - В это время К. Мольбек занимал в копенгагенской Королевской библиотеке должность второго из двух библиотечных секретарей, т. е. заместителей главного библиотекаря; упомянутый ниже Э.К. Верлауф был первым библиотечным секретарем (см.: Kongelig Dansk Hof- og Statskalender for Aar 1818 / Udg. af Hans Henrich Frost. Ki?benhavn, [1818]. Sp. 301–301).]!

Покорно прошу извинить меня за то, что решился побеспокоить Вас этими несколькими строчками, в общем-то не собираясь сообщить Вам никаких особо интересных новостей. Дело в том, что канцлер Румянцев попросил меня узнать, нет ли в книжных собраниях Копенгагена славянских или русских рукописей или же других неизданных материалов, касающихся непосредственно истории России или каким-то образом связанных с данной темой. Если таковые найдутся, ему понадобятся краткие сведения об их содержании, времени написания и т. д. – разумеется, если раздобыть их не составит особого труда, – ибо он впоследствии, по-видимому, намерен, в зависимости от обстоятельств, заказать их списки или даже издать эти материалы. Полагаю, что в университетской библиотеке ничего подобного не отыщется, однако что касается Королевской библиотеки, то, помнится, я видел там как-то одного господина, работавшего с достаточно объемистыми русскими документами. Думается, там также могут отыскаться те или иные материалы относительно старых связей датчан с прибалтийскими провинциями нынешней России. Раздобыв краткие и четкие сведения по данному вопросу, Вы бы дали ход новым исследованиям, укрепили графа и прочих в плодотворности тех идей по поводу Дании и датских ученых, которые я пытаюсь донести до них, а также оказали лично мне существенную помощь в моей работе на благо скандинавской и в особенности отечественной литературы, в чем я и по сей день не имею ровно никакой поддержки Копенгагена. В связи с вышеизложенным хотел бы попросить Вас заняться данным делом, которое, несомненно, может обернуться всем нам во благо.

Искренне преданный Вам

Р. Раск

Секретарю библиотеки г-ну Мольбеку

P.S. Вы вполне можете лично направить данные сведения по адресу графа и передать их в российскую дипломатическую миссию в Копенгагене; если они к тому же будут на немецком или французском языке, граф сможет сам ознакомиться с ними без помощи переводчика. Как бы то ни было, желательно, чтобы эти сведения были записаны латинскими буквами, ибо иные здесь не могут быть прочитаны никем, кроме урожденных немцев, – причем в печатном виде, не говоря уже о рукописном. Большая просьба передать привет проф. Верлауфу и прочим нашим общим знакомым. Если Вы увидитесь с моим комиссионером, торговцем колониальными товарами г-ном Ларсеном, или с профессором Нюэрупом, прошу сообщить им, что я до сих пор так и не получил ни одной книги из тех, что просил прислать после моего прибытия сюда. Между тем я уже писал им обоим, равно как и профессору Мюллеру и прочим, с позапрошлой почтой через Германию, и надеюсь, письма эти достигли адресатов. Один из здешних русских ученых, заказавший прислать ему «Ученые известия»[295 - См. выше, примеч. 102.], весьма удивлен, что не получил никакого ответа. Нет ли возможности раз в месяц отправлять их через российскую дипломатическую миссию в Копенгагене в адрес российской миссии в Стокгольме и оттуда в датскую миссию в Петербурге? Ведь доставка их по почте представляется чрезвычайно дорогим делом. Вероятно, неплохо было бы обсудить эту возможность с Мюллером или Нюэрупом. Ведь коль скоро сюда не доходит ничего из Копенгагена ни посуху, ни по морю, то о какой связи может идти речь? В таком случае лучше прямо написать об этом пару строк и переслать письмо по почте, чтоб никто не мучил себя напрасными ожиданиями.

Петербург, 27 ноября 1818 г. П.Э. Мюллеру[296 - Место хранения: Копенгаген. Det Kongelige Bibliotek. Add. 627 m 4°. Опубликовано: Rask R.K. Samlede tildels forhen utrykte Afhandlinger. D. 2. S. 286–290 (частично); Thomsen V. Nogle andre Raskiana // Nordisk Tidskrift for Filologi og P?dagogik. 1874. Ny R?kke. B. 1. S. 310–311 (частично); Breve fra og til Rasmus Rask. B. I. S. 363–366.]

Петербург, 27 ноября 1818 г.

Высокочтимый г-н профессор!

Полученное мною Ваше послание от 30 октября искренне порадовало меня своей ясностью, основательностью и назидательностью, тем более что здесь у меня совсем нет друзей либо доброжелателей, на чьи советы в делах я мог бы полностью положиться. Между тем из отправленного мною позже письма Вам станет, надеюсь, понятно, что я лишен каких-либо колебаний в намерении осуществить мой план и что я испытываю лишь неуверенность, выбирая лучший из способов претворения его в жизнь. Различие между ними заключается в следующем: в то время как по морю вполне можно добраться до Ост-Индии, я не знаю никого, кому удалось бы проделать этот путь по суше. Из Калькутты и Мадраса морем в Бирму можно провозить с собой что угодно, однако доставить то же самое туда из Петербурга – это все равно, что из Лабрадора в Буэнос-Айрес. Имея при себе свои книги, ученый везде чувствует себя как в своем рабочем кабинете, без них же он – как кузнец без молота и наковальни. Просмотрев индийские материалы в университетской библиотеке, я смог бы получить представление обо всей индийской литературе, а также понять, что уже изучено, а что требует дополнительного освещения; с этого я как раз и собирался начать по прибытии в Индию. Однако стоимость морского путешествия вполне может быть настолько высока, что его осуществимость для меня либо для кого-либо более достойного окажется в высшей степени проблематичной. В этом случае, в соответствии с Вашими пожеланиями и тем, что продиктовано состоянием дел в Копенгагене, мне [придется отказаться от морского пути], ссылаясь на то, что ultro posse nemo obligatur[297 - никто не обязан делать сверх возможного (лат.).]. Вы совершенно правы, указывая, что не должно писать книги в дороге, однако Вы бы меня извинили, вспомнив, что данная моя поездка является лингвистической и записки о ней станут своего рода грамматикой (или же чем-то вроде нее). Я накопил изрядное количество мелких изменений и усовершенствований к классическим и систематическим описаниям большинства европейских и некоторых азиатских языков, благодаря чему их истинная природа и взаимное соответствие становятся гораздо более очевидными, нежели до сих пор. Боюсь, правда, что данные усилия могут пропасть втуне, если мне не удастся самому осуществить окончательную правку всех моих записок; доктор Бресдорф[298 - Я.Х. Бресдорф разделял интерес Раска к орфографии, рунологии и сравнительному языкознанию; как и в случае с Раском, подлинное значение его трудов было осознано только последующими поколениями лингвистов, см.: Hovdhaugen E., Karlsson F., Henriksen C., Sigurd B. The History of Linguistics in the Nordic Countries. Helsinki, 2000. P. 102, 137, 141.] во всяком случае смог бы лучше других составить из них что-либо полезное – своего рода Раскиану. Беда в том, что мне не удастся захватить с собой мои словари арабского и персидского языков (Голиуса и Хопкинса)[299 - См.: Jacobi Golii Lexicon Arabico-Latinum. Lugduni Batavorum, 1653; Hopkins D. A Vocabulary Persian, Arabic, and English / Abridged from the quarto edition of Richardson’s Dictionary as edited by Charles Wilkins. L., 1810.]. Также весьма важны для меня были бы мои татарские, финские, венгерские и лапландские материалы, равно как и большинство моих рукописных тетрадей. – Тем не менее я весьма сомневаюсь, что смогу взять все свои вещи с собой в данное путешествие, когда вопрос о нем решится окончательно. Об этом, дорогой г-н профессор, я позабочусь самостоятельно; при этом уверяю, что испытываю самое искреннее стремление доставлять Вам и прочим моим благожелателям как можно меньше хлопот и разочарований. Я не могу сообщить Вам точной даты своего отъезда: день отправления был определен еще летом, я уже был полностью готов к путешествию, однако меня подвели предполагаемые попутчики. Теперь же мне предстоит обсудить некоторые вопросы с графом Румянцевым, уклониться от чего решительно невозможно, не скомпрометировав себя лично и все наше Отечество, которое я здесь в известной мере представляю[300 - Раск подал Румянцеву план поездки с целью изучения «феннских» народов и ждал решения; см. дневниковые записи за 16 и 30 ноября и 5 декабря 1818 г.]. Кроме всего прочего, это может иметь необычайно большое значение для предстоящего путешествия. Надеюсь, однако, что у Вас в связи со всем этим не закрались сомнения в моем твердом намерении осуществить данную поездку. Почти каждый понедельник я регулярно бываю у него с Аделунгом и Кругом и, используя свое влияние, пытаюсь убедить его осуществить доработку и печатание нового полного Lexicon Fennico-latino-germanicum[301 - Финско-латинско-немецкого словаря (лат.). Словарь вышел в свет благодаря финансовой поддержке Румянцева: Renvall G. Suomalainen Sana-Kirja: Lexicon lingu? Finnic?, cum interpretatione duplici, copiosiore Latina, breviore Germanica. Abo?, 1826. 2 t.], над составлением которого уже полным ходом трудятся в Або и для которого разработаны многие новые буквы. В приватном общении с автором данного труда Густавом Ренваллем я предложил новую систему организации падежей и склонений с их новыми обозначениями, которую он и взял за основу грамматического введения к словарю, несмотря на то что она находится в явном противоречии с изданными им прежде работами (диссертациями) на данную тему. Я надеюсь, что это будет воспринято как необычайно важное и полезное открытие с точки зрения науки и послужит делу прославления нашего Отечества. Мои труды по продвижению датской литературы можно отчасти назвать невольными, ибо я как датский ученый и профессор был просто не в состоянии не посодействовать этому; но не могу отрицать, что данные усилия неизменно приносят мне великую радость. Между тем эффект от них увеличился бы десятикратно, если бы книготорговля и обмен корреспонденцией соответствовали бы моему энтузиазму, а также желанию и настрою некоторых здешних ученых. Число их невелико, и особым влиянием они не пользуются, однако ведь надо с чего-то начинать. Среди них следует выделить наиболее значимого – титулярного советника Лобойко, а также наиболее энергичного – пастора Гиппинга, законоучителя в Императорской гимназии, финна по рождению, человека, обладающего превосходным характером. Он приложил немалые усилия для учреждения здесь некоего скандинавского общества, однако не особо в этом преуспел, ибо направления деятельности подобного общества весьма ограничены. Сознавая это, он не далее как сегодня побывал у меня с тем, чтобы обсудить свою новую идею. Необходимо (сказал он) наладить линии связи с Данией и Швецией, организовать регулярный обмен письмами, чтобы мы здесь знали, что там происходит, и, в свою очередь, сообщали туда, что происходит у нас и в Финляндии. Для этого желательно было бы создать небольшое общество, которое, даже если бы ничего не издавало, могло бы вести рукописный обзор литературы, которая, с точки зрения членов данного общества, могла бы заинтересовать иностранцев. Краткие выдержки из данного обзора, а в случае проявления заинтересованности те или иные заметки в полном объеме могут направляться за рубеж с целью последующей их публикации в соответствующем издании. А сюда равным образом могли бы поступать подобные материалы для публикации их на шведском либо на русском языке. Это общество представляется мне в качестве своего рода филиала Скандинавского общества; также в этой связи я думаю и о скандинавском библиографическом указателе[302 - Раск имеет в виду издаваемый Я. Дейхманом указатель скандинавской литературы, см. выше, примеч. 103.], который должен, наконец, включить в себя и финскую литературу, то есть все то, что печатается на шведском (и финском) языках в Финляндии, а также в Петербурге, ибо именно здесь место встречи скандинавских и германских литератур, а также живет множество финнов, которые уже совершенно ошведились. Сейчас их литературные труды остаются неизвестными прочему миру, и включение их расширило бы указатель и усилило интерес к нему. Я писал об этом Нюэрупу и Дейхману, но не получил по этому поводу ответа. Можно было бы задуматься и о том, чтобы на основе данного указателя делать периодический обзор зарубежной литературы. Досадно, что в Скандинавии нет ни одного научного издания подобного рода. Причем выходить оно должно, вне всякого сомнения, в Дании, как в стране, которая находится в непосредственной близости к зарубежью[303 - Не вполне ясно, что тут подразумевается под словом «Udlandet»: другие скандинавские страны, литературу которых предполагается освещать, либо нескандинавское зарубежье (то есть в первую очередь Германия).] и язык которой целиком принадлежит двум странам и наполовину – третьей и четвертой[304 - Дании, Норвегии, Швеции и Финляндии.] (я включаю сюда также и Финляндию, которая расположена всего в нескольких милях от Петербурга и при этом обладает собственной конституцией, имеет собственный университет, а также множество гимназий и школ, где основным языком является шведский, а датский – нельзя сказать, чтобы был полностью неизвестен). Если бы я постоянно находился в Копенгагене, у меня наверняка возникло бы желание объединить свои усилия с деятельностью молодых ученых и попытаться осуществить нечто подобное. Как бы то ни было, мне хотелось бы рекомендовать Вам рассмотреть идею пастора с целью ее применения и реализации. Я попросил его изложить соображения по данному поводу на шведском языке и, быть может, несколько позже возьму на себя смелость переслать их Вам. Полагаю необходимым, чтобы он и советник Лобойко стали членами-корреспондентами Скандинавского общества, ибо я сомневаюсь, чтобы удалось отыскать лучших и более значимых кандидатов на данные должности. Именно пастор подписался на «Записки»[305 - Речь идет о «Det skandinaviske Litteraturselskabs Skrifter» (1805–1832) – журнале Скандинавского литературного общества.] Скандинавского общества, из которых, правда, получил лишь полтома. Я рекомендовал Дейхмана, кроме них двоих, также коллежскому советнику и библиотекарю профессору Френу, однако последний – урожденный немец и ученый-востоковед – желал бы получать из Копенгагена и Лунда лишь латинские и немецкие материалы. Я рекомендовал Дейхмана и многим другим, но эти трое могли бы быть крайне важны для развития литературы и книжной торговли.

В завершение хотелось бы поздравить Вас с Рождеством и Новым годом и пожелать Вам всего наилучшего.

Искренне Ваш

Р. Раск

По-видимому, Вы наслышаны о том, как протекает путешествие Гумбольдта, а также о том, сколько он получил на осуществление своей поездки[306 - А. фон Гумбольдт с 1814 г. работал над планом четырех- или пятилетней экспедиции в Персию, на Памир, в Тибет, в Гималаи, затем через всю Индию на Цейлон, а оттуда на острова Малайского архипелага, с возвращением в Европу через Америку. В октябре 1818 г. прусский король Фридрих Вильгельм III выделил на экспедицию значительные средства (12 000 золотых талеров в год). Экспедиция не состоялась из-за противодействия Британской Ост-Индской компании, не без оснований опасавшейся, что путешественник встанет на сторону покоренных англичанами народов. См.: Botting A. Alexander von Humboldt. Biographie eines grossen Forschungsreisenden / ?bers. von Annelie Hohenemser. 5. Aufl. M?nchen, 1993. S. 269–271; Wulf A. The Invention of Nature: Alexander Von Humboldt’s New World. N.Y., 2015. P. 192–209.]. Организованное таким образом предприятие просто не может не увенчаться успехом! NB. Не будете ли Вы столь любезны прислать мне точное описание дара Валлиха библиотеке?

Петербург, 1 февраля 1819 г. А. Ларсену[307 - Место хранения: в 1924 г. находилось в частном собрании Э.Э.К. Керульфа (г. Орхус). Опубликовано: Kristensen M. To breve fra Rasmus Rask // Danske Studier. 1924. S. 31–32 (по копии, выполненной В.Ю. фон Хольстейн-Ратлоу).]

Дорогой и любезный Ларсен!

Вот уже кончился январь, но вплоть до сегодняшнего дня (1 февраля) я так и не получал от тебя никаких известий. Поверь, что мой кошелек столь же нуждается в твоих вливаниях, сколь трубящий олень, разыскивающий воду для питья. Я вынужден был отказаться от возможности продолжить свое путешествие, ибо нынешнее мое состояние – точнее, состояние кошелька – не позволяет мне отправиться на другой конец света. Так что если тебе дорого мое благоденствие, прошу тебя изо всех сил поторопиться. Пока ты получишь данное письмо, закончится февраль! Ответа от тебя я смогу дождаться не раньше конца марта, а к тому времени я уже должен был бы быть весьма далеко отсюда! В настоящий момент было бы неверным сказать, что я нахожусь в стесненных обстоятельствах, однако, поскольку я собираюсь отправиться в Индию, нынешних средств моих на это явно не хватит. Я беру уроки персидского и армянского языков, а на это нужно много денег – на покупку книг и на все прочее, так что если бы я не ограничивал себя во всем, то давно бы уже был на мели. А ведь за все то время, что я нахожусь в этой стране, я не покупал себе ничего нового, кроме пары перчаток к Рождеству, большого количества книг и тому подобных вещей, траты на которые невозможно предусмотреть. Не буду повторять все то, что ты и сам сможешь узнать из вложенного (незапечатанного) письма моего профессору Мюллеру. Боюсь лишь, что мои письма Магнусену, Мюллеру, Торстейнссону и в Исландское общество[308 - Имеется в виду Исландское литературное общество, созданное по инициативе Раска в 1816 г.] снова пропадут – я посылал их также через Швецию, однако по почте. Если профессору Мюллеру удастся, как он планировал, раздобыть для меня еще средства и даже увеличить выделяемую сумму, незамедлительно вышли мне эти деньги, чтобы я смог обеспечить себе тылы и безбоязненно отправляться в путешествие.[309 - Я прошу только выделить 50 ригсдалеров Исландскому обществу – да и то лишь в том случае, если осуществится план Мюллера, в соответствии с которым он обещал раздобыть мне 700 специев в год на три года; в противном случае не посылай им ничего. Странно, что никто из исландцев ни словом не упоминает в своих письмах, получили ли они последние 50. Тем не менее мне кажется, что ты как-то писал об их отсылке, так что, надеюсь, они достигли адресата.] Если все образуется, не стоит ожидать, что твои письма – кроме ответа на это мое послание – застанут меня в этом городе; тем не менее, прошу тебя, не забывай, как и прежде, время от времени, в особенности если случится что-то важное, присылать мне сообщения об этом, как и прежде, на адрес пастора Гиппинга. Говорят, что все письма, отправляемые отсюда за границу и получаемые из-за границы, вскрываются. Однако мне не известно, запрещена ли пересылка векселей обычным письмом без указания вложения, так что остается лишь надеяться, что, в свете сказанного выше, с ними ничего не случится. Будь также любезен сообщить Дейхману, что я убедил здешнего датского консула Герике[310 - Правильно: Геркена, тут ошибка Раска или публикаторов. См. выше, примеч. 119.] принимать пересылаемые книги и платежи за них, которые Дейхман будет получать в копенгагенской «Рюберг и комп.». Ему лишь надлежит составлять разборчивые счета-спецификации латиницей в двух экземплярах, один из которых должен прилагаться к посылке, а другой направляться по почте. Посылки лучше всего направлять на адрес датского консула, а также делать пометку П.Г. (пастор Гиппинг), а письма, написанные по-датски латиницей, необходимо направлять непосредственно на адрес последнего. Попытайся также с помощью профессора Нюэрупа достать опись индийских, персидских и арабских книг и документов, поступивших в университетскую библиотеку из Калькутты от Валлиха. Это не составит особого труда, ибо в большинстве своем все заглавия английские. Для меня важны точные указания года и места издания, а также чтобы данная опись была составлена на хорошей бумаге и не была особо объемной. Засим не стану утруждать тебя на этот раз ничем более, кроме как просьбой передать многочисленные приветы твоей милой семье, а также прочим нашим любезным друзьям, в особенности исландцам. Всего тебе самого доброго, дорогой и верный мой друг!

Искренне преданный и любящий тебя

Расмус Раск

Петербург, 18 февраля 1819 г. К.Ф. Дегену[311 - Место хранения: Копенгаген. Det Kongelige Bibliotek. Add. 280 Fol. Опубликовано: Breve fra og til Rasmus Rask. B. I. S. 392–394.]

Петербург, 18 февраля 1819 г.

Проф. и д-ру Дегену.

Высокоуважаемый господин профессор!

Меня немало поразило Ваше хорошее послание, и особенно то, что оно написано по-русски. Мне бы следовало ответить на том же языке, но хотя я говорю на нем каждый день, все же мне не очень легко говорить на нем или писать. Кроме того, я ежедневно говорю на немецком и шведском, часто на английском, иногда на датском и латинском и занят изучением такого же количества азиатских языков. Чтобы все их не смешать и не запутаться в них, я принял за правило все соотносить с родным языком, который кроме того есть и всегда останется моим любимым и которым я пользуюсь всегда, когда это приемлемо и возможно. К тому же русский представляется мне достаточно скудным и жестким для общения, так что я действительно удивляюсь профессору, который столь многого в этом языке достиг. Однако ближе к делу[312 - Нижеследующие характеристики ученых даны в ответ на просьбу, высказанную в письме Дегена (написанном по-русски): «Ваше жилище, неусыпны мой друг, как же от писм приметно, достоиным и преученым тем мужам, госпп. действительным статским советникам, Фуссу и Шуберту, несмотря на их справку, незнакомое пребывало. Я по той причине вас прошу принести словесно поклоны мои покорнейшие и рекоммендовать их вашего друга наилучшим образом. Опишите мне, пожалуите, само своиственное этих мужей, дабы мое воображение начертывает себе картину славных этих человеков, какого вида имеет Евлеров зять, какого тот испытатель течения тел небесных, какая физиогномия этимолога Аделунга? и пр. пр. Все это меня трогает столько, что способный случай пропустить не можно» (Breve fra og til Rasmus Rask. B. I. S. 378–379). «Евлеров зять» – Н.И. Фусс, зять И.А. Эйлера; «испытатель течения тел небесных» – Ф.И. Шуберт.]: я, действительно, побывал у Шуберта и Фусса; то, что они якобы напрасно пытались меня разыскать, – неправда, к которой эти добрые господа прибегли, чтобы приличным образом оправдаться, ведь я столь часто бывал у Круга, Аделунга и других немецких профессоров и академиков, что они, если бы хоть слово им сказали, смогли бы получить обо мне сведения либо передать мне, что они желают меня видеть. В то же время не стоит их слишком строго судить, так как они заняты столь разнообразными делами и живут в совершенно ином мире. Фусс – его превосходительство, а Шуберт – старик, увешанный орденами[313 - Имеются в виду ордена Св. Анны 2-й степени и Св. Владимира 3-й степени. Ср. воспоминания об участии Ф.И. Шуберта в посольстве графа Головкина в Китай в 1805 г.: «Шуберт, забывая, что он князь звездочетов, мало дорожил своим достоинством и предпочитал ему светские отличия; он видел в себе генерала, потому что на шляпе имел плюмаж, а на шее сияющий огромный Анненский крест, еще довольно редкий, носящих который простой народ величал тогда превосходительством» (Записки Филипа Филиповича Вигеля. М., 1892. Ч. 2. С. 118).] и т. д. Но кажется, что Wenn irgend nun ein Rang, wenn Gold zu steifen Hals dir gab и т. д.[314 - «Пускай тебе твой чин и злато ожесточили выю» (далее идет речь о том, что гордая голова все же склонится к чудесному цветку, который «по-другому зовут – Скромность»). Раск цитирует стихотворение Г.А. Бюргера «Цветок чудес» (1789), положенное на музыку Л. ван Бетховеном (op. 52, № 8).] не является его девизом. Ни одного из них не может хоть как-то заинтересовать моя персона – грамматика! чернильница! перо! pedantus, pedanta, pedantum![315 - Перефразируются реплики Тибое из комедии Л. Хольберга «Якоб фон Тибое, или Хвастливый солдат» (1725): «Где ты, pedantus, pedanta, pedantum?» (акт 2, сцена 2); «Этакий малый, philosophus, grammaticus, pedantus, и у него хватает наглости…» (акт 5, сцена 6); «Можно подумать, господа, что приближается конец света, когда мы видим, что мухи решили побороть слонов, комары – львов, карлики – исполинов, а Стиготий [персонаж пьесы], чернильница, перо, pedantus, grammatica, школяр пошел против человека, имя которого знают в Голландии, во Франции, в Амстердаме, в Брабанте да и во всей Европии! [т. е. против самого Тибое]» (акт 5, сцена 8).] Кроме того, господин профессор никоим образом не может по самому себе судить об иностранных ученых в России; здесь, по сути, ученых нет, но господа и р[абы][316 - В оригинале «Herrer og S[laver]». Здесь можно увидеть отклик на размышления С.С. Уварова в речи, которую Раск слушал в Педагогическом институте и которую в немецком переводе он получил в дар от автора (см. часть II, с. 107, 112). Уваров говорил о существовании двух классов в древности, свободнорожденных и рабов, и трех после падения Западной Римской империи и «триумфа германского права» – рабов, свободных воинов и господ. См.: Rede des Herrn Curators des St. Petersburgischen Lehrbezirks S. v. Ouwaroff… gehalten in der Feierlichen Versammlung des Paedagogischen Central-Instituts den 22 Maerz 1818 / Aus dem Russischen [?bersetzt von Fr. v. Hauenschild]. St. Petersburg, 1818. S. 56–57.] – это те два класса, к которым должно отнести каждого. Вообще-то с Шубертом я, не будучи с ним знакомым, был в обществе у Аделунга. Фусс со мной обошелся довольно любезно; а впрочем, самый важный из наших разговоров состоял в том, что он выразил удивление по поводу прекращения выхода «Записок» Датского общества наук[317 - Королевское датское научное общество, основанное в 1742 г., известно также, по кальке французского варианта названия, как Датская королевская академия наук и литературы. «Записки» выходят с 1745 г. (в настоящее время в виде серий монографий под общим названием Scientia Danica).]. Вы видите как это учтиво и приятно для меня Сказанно[318 - Это предложение приписано Раском на полях на русском языке.]. Я его уверял, что они продолжают выходить, но он не поверил по той причине, что сам очень аккуратно высылал русские acta[319 - См.: Mеmoires de l’Acadеmie Impеriale des Sciences de St. Petersbourg (I–XI, 1809–1830); Фусс ссылался на более привычное ему название предшествующих серий «Acta (Nova Acta) Academiae Scientiarum Imperialis Petropolitanae», выходивших с 1778 по 1806 г.], но в течение семи или восьми лет датских не получал. Он осведомился о секретаре, и я сообщил, что Эрстед был последний, о ком я с уверенностью могу сказать. Хотя я теперь не знаю, имеете ли вы отношение к Обществу, но я бы все-таки попросил бы Вас поговорить об этом деле с профессором Эрстедом и проследить, чтобы он в конце концов не забыл уладить его. Раз уж я здесь начал давать Вам поручения, не мог бы я обеспокоить еще одним к Эрстеду. Тут есть один превосходный немецкий ученый, надворный советник Пантцнер, душа Минералогического общества[320 - Имеется в виду Санкт-Петербургское минералогическое общество, основанное в 1817 г.], который желал бы получить некоторые минералы из Исландии. Чтобы продвинуть дело, я написал по-исландски хирургу Свейну Паульссону в Исландию[321 - Письмо Свейну Паульссону от 14 августа 1818 г. было получено адресатом 8 июля 1819 г. Место хранения: Рейкьявик. Landsbоkasafn ?slands. Hi? ?slenzka Bоkmentafеlag 7 Fol.; публикация: ?orv. Thoroddsen. Brеf frа R.Kr. Rask // Eimrei?in. 1911. Аrg. 17. S. 98–99. См.: Breve fra og til Rasmus Rask. B. II. S. 314; B. III.1. S. 161–162 (коммент. к строкам 393.21 и 393.31).], который достаточно разбирается в естествознании, а кроме того пару слов проф. Эрстеду, чтобы порекомендовать ему посредничество, наконец и Пантцнер, который был с ним знаком лично, также написал письмо и приложил устав Общества, и все это было послано с оказией по морю, но никто из нас с тех пор так и не получил в ответ ни слова, и мы не знаем, дошли ли эти послания или нет[322 - Об этих письмах см. также в письме Мюллеру (Breve fra og til Rasmus Rask. B. I. S. 349) и Нюэрупу (Ibid. S. 358). По-видимому, письма не сохранились, см.: Breve fra og til Rasmus Rask. B. III.1. S. 142 (коммент. к строке 349.29), 162 (коммент. к строке 394.1).]. При том что и связь ненадежная, и наша литература здесь незнакома, тем не менее был бы крайне желателен более систематический литературный обмен там, где его возможно завязать; и хотя бы слово или письмо от Нюэрупа или моего доверенного лица[323 - Имеется в виду А. Ларсен.] о том, что вещи прибыли и что-то было предпринято, чтобы исполнить требуемое, было бы нам обоим крайне интересно и приятно.

Аделунг, насколько я могу судить, превосходный человек, который ученость и трудолюбие сочетает с воспитанностью и добрым сердцем. Он рябой на лицо и, кажется, у него несколько повреждены глаза, но в остальном он хорошо сложен и в целом привлекателен; он занимается лингвистикой и многого бы добился, если бы жива была Екатерина II[324 - Раск имеет в виду интерес Екатерины к сравнительному языкознанию и посвященный ее заслугам труд Ф.П. Аделунга: Adelung F. Catherinens der Grossen Verdienste um die vergleichende Sprachenkunde. St. Petersburg, 1815.]. Вообще же здесь достаточно много делается в плане сочинений по лингвистике, недавно был здесь напечатан монгольским наборным шрифтом монгольский трактат о[325 - Над словами «трактат о» сверху приписано альтернативное определение: «взгляд на».] христианстве[326 - Имеется в виду один из миссионерских трудов Я.И. Шмидта; о них см.: Babinger F. Isaak Jakob Schmidt, 1779–1847. Ein Beitrag zur Geschichte der Tibetforschung // Festschrift f?r Friedrich Hirth zu seinem 75. Geburtstag 16. April 1920. Berlin, 1920. S. 11–12.], и здесь же готовится к печати китайско-манчжурско-монгольско-русско-латинский словарь (в тематическом порядке), китайская часть литографически, остальные наборными шрифтами[327 - По-видимому, речь идет о неосуществленном издании: «…все русские китаеведы того времени составляли рукописные словари ‹…›. Можно только жалеть, что эти словари не были изданы» (История отечественного востоковедения до середины XIX века. М., 1990. С. 272).]. Чего здесь не хватает, так это ученых, которые бы понимали, как надо себя вести, когда хочешь внести вклад в науку, и у которых было бы время и настроение этим заниматься. От описания Шуберта и Фусса я попросил бы меня уволить, но могу сказать, что живут они день за днем в радости и блеске своего великолепия и, вероятно, проснутся только at the shock tumbling down in the ocean of oblivion[328 - от удара, падая в океан забвения (англ.). Приблизительная цитата из текста «Гора Науки: Видение» (The Hill of Science. A Vision), впервые опубликованного в кн.: Aikin J., Aikin A.L. Miscellaneous Pieces, in Prose. L., 1773. P. 27–38. В данном месте видения описывается печальный конец тех, кто идет по пути Праздности: храма Истины на горе Науки они не достигнут, но река Незначительности унесет их в залив Забвения. Как предположила М. Бьеррум (Breve fra og til Rasmus Rask. B. III.1. S. 162), непосредственным источником явилась хрестоматия: Bruun T.C. Engelsk Accentueret L?se-Bog. K?benhavn, 1802. S. 46–57. У ее составителя, Т.Х. Брууна, Раск в Копенгагенском университете слушал лекции по английской литературе.].

Сейчас я вторично собираюсь уезжать в Азию[329 - Первый раз Раск собирался отправиться в Азию летом 1818 г. См.: Breve fra og til Rasmus Rask. B. III.1. S. 149 (коммент. к строке 364.16). О причинах задержки см. письмо П.Э. Мюллеру от 27 ноября 1818 г.], и я надеюсь, что теперь это осуществится, так что прощаюсь с первым моим сердечно дорогим учителем и благодетелем. Позвольте мне добавить новое определение – с другом, а также уверить, что Вас, находящегося среди Вашей счастливой милой семьи, постоянно и дружески вспоминает вечно

преданный Вам

Р.К. Раск

Петербург, 25 апреля 1819 г. А.Ю. (А.М.) Шёгрену[330 - Письмо написано на шведском языке. Место хранения: Хельсинки. Kansalliskirjasto. Опубликовано: Dyggve H.P. Tre ikke tidligere trykte breve fra Rasmus Rask // Danske Studier. 1932. S. 140–141; Breve fra og til Rasmus Rask. B. I. S. 417–419.]

Петербург, 25 апреля 1819 г.

Хотя во время моего пребывания в Або у меня не было случая лично познакомиться с Вами, мне тем не менее довелось неоднократно слышать хвалебные отзывы о Вас и, если не ошибаюсь, даже однажды увидеть Вас в библиотеке, так что получить от Вас письмо было для меня особым удовольствием и честью; хотелось бы иметь возможность как-то оправдать оказанное мне доверие. Мои знакомства здесь немногочисленны и не блистательны. Так как здешнее изящное общество для меня чересчур великолепно, ни кошелек, ни время не позволяют мне каким-то образом общаться с кем-либо кроме немногих (в основном немецких) ученых. Таким образом, мои рекомендации не имеют большого веса; и хотя все, что я могу предложить, – это пустые советы, но я буду бесконечно рад, если они все же не окажутся совсем бесполезными.

От того, чтобы получить место домашнего учителя, я могу Вас изо всех сил только отговаривать, так как, если это будет более или менее хороший дом, потребуется знание светской жизни, полное владение новыми языками и проч., и при этом почти не будет ни времени, ни случая для собственных занятий. Граф Румянцев финансирует сейчас несколько больших проектов, которые обходятся невероятно дорого, напр., 1) описание кругосветного плавания на корабле «Рюрик»; 2) продолжение «Scriptores Byzantin[i]», которые печатаются в Париже[331 - Имеется в виду проект К. Газе по изданию византийских источников по русской истории; в Париже за счет Н.П. Румянцева печаталось следующее издание: Leonis Diaconi Calo?nsis Historia, scriptoresque alii ad res Byzantinas pertinentes / Ed. C.B. Hase. Parisiis, 1819.]