– Благодаря этому все решается гораздо быстрее, – заметил Лего-Мен.
Он рассказал, что в их фирме никто не пользуется титулами, не носит галстуков: руководителя скорее можно увидеть в куртке с капюшоном в стиле Facebook, чем в костюме. Мне еще больше захотелось уговорить Лего-Мена позволить навестить его на работе в обеденный перерыв (я готова была пообещать ему что угодно, даже не упоминать о совместном пении и не просить кого-либо побарабанить для меня). И мне это удалось.
Войдя в стеклянное здание главного офиса компании в сонном центре Биллунда, я сразу почувствовала дух свободы – нечто среднее между Кремниевой долиной и офисом Google. Я удобно устроилась на круглом диване, словно собранном все из тех же деталей «лего», и задумалась, не будет ли воспринято как проявление дурного тона, если поиграться с огромным бассейном из белых пластиковых кирпичиков, который был установлен в приемной.
Лего-Мен вышел встретить меня и провел в офис. Он показал залы для совещаний – все они были названы в честь игрушек. Тут я немного успокоилась, потому что уже начала волноваться, когда несколько недель мне отвечали по телефону, что муж в 9.30 находится в Tinsoldaten – «Оловянных солдатиках», а потом отправится в Bamse – «Плюшевого мишку». В каждом зале на столе находились большие вазы с деталями «лего», чтобы сотрудники и гости могли что-нибудь конструировать в ходе разговора.
– На этих совещаниях я почти ничего не слышу, – пожаловался Лего-Мен, – поскольку все роются в этих вазах в поисках нужной детали.
LEGO в Дании – это не просто фирма, а образ жизни, маяк культуры, ставший по-настоящему культовым. Датчане гордятся своим самым знаменитым экспортируемым товаром, который клянут родители во всех уголках земли, когда наступают босой ногой на очередную деталь конструктора. В Интернете существует огромное сообщество почитателей этого конструктора, которые называют себя AFOL – Adult fan of LEGO («взрослые поклонники LEGO»).
– Наверное, это какие-нибудь придурки, которые не могут найти себе подружку? – предположила я.
– Вовсе нет, – резко ответил Лего-Мен. – Если хочешь знать, в это сообщество входят Дэвид Бекхэм и Брэд Питт. Так что я работаю в очень престижной компании!
В 2014 году фильм «Лего» побил все рекорды по сборам. Идеи творчества, командного духа и «энергии игры» произвели такой фурор, что картине посвятили больше колонок и статей, чем любому другому детскому фильму. Картину даже обвиняли в пропаганде социализма! «Троцкистские» руководители LEGO были в восторге: продажи билетов и игрушек после такой рекламы взлетели до небес, и многие юные умы вдохновились идеей попытаться жить чуть более по-датски.
После обеда (ржаной хлеб, салат и свинина – и, как и было обещано, никакого сахара!) я устроила себе экскурсию по заводу, чтобы понять, в чем тут дело. Ко мне присоединились японские туристы, которых пригласили по особому случаю. Мы увидели, как делают миниатюрные фигурки: улыбающиеся желтые лица, U-образные ручки и шлем из волос. Несколько бракованных фигурок безжалостно уничтожили. На упаковку к эльфам (то есть к работникам завода) отправляются только безукоризненные экземпляры.
«Лего» – не самые дешевые игрушки, но безупречное качество оправдывает высокую цену продукции. Основатель компании Оле Кирк Кристиансен однажды сурово отчитал своего сына Годтфрида, когда тот с гордостью объявил о своем решении сэкономить на производстве, сделав слой краски на игрушках более тонким. Оле заставил сына отозвать всю партию и лично перекрасить каждую игрушку. С тех пор девизом компании стали слова: «Только лучшее может быть достаточно хорошим».
В настоящее время компания оценивается примерно в 14,6 миллиарда долларов (8,6 миллиарда фунтов). Это крупнейший мировой производитель игрушек. Сегодня в мире насчитывается около 560 миллиардов изделий «лего», то есть по 86 игрушек на каждого жителя планеты (поскольку я даже в детстве не была поклонницей этого конструктора, то мне очень интересно, кому же досталась моя доля). Кроме того, LEGO производит 400 миллионов шин в год для своих автомобилей, что выводит компанию в число крупнейших производителей шин в мире. А, да, чуть не забыла: каждую секунду в мире продается семь наборов «лего». О, вот продали еще один. И еще. И еще…
В настоящее время компания принадлежит Кьельду, внуку Оле Кирке Кристиансена. Он самый богатый человек в Дании, но при этом не переводит свои активы в тропический налоговый рай. Кьельд Кристиансен даже в Копенгагене не живет, предпочитая ему Биллунд – крохотный городок, где все начиналось.
Главный офис LEGO находится в Ютландии. Все знаменитости, если они пожелают встретиться с игрушечных дел мастером, должны отправляться в абсолютное никуда, буквально на край земли.
Кристиансены не просто сделали Биллунд своим домом, они оплатили строительство собственного аэропорта, второго по величине в Дании, который расположен в городе с шеститысячным населением. Они же построили церковь, общественный центр, школу, молодежный клуб и библиотеку. В Ютландии по-настоящему любят Кьельда, который таинственным образом изменил написание своей фамилии на Кирк Кристиансен (через «К», а не через «C», как у деда), и теперь местные жители любовно (впрочем, чуть зловеще) называют его «ККК».
Я могла с уверенностью утверждать, что Лего-Мену безумно нравится его работа. Это было замечательно, в противном случае оказалось бы, что мы разрушили свою жизнь впустую. Когда я спросила, что его привлекает больше всего, он ответил: кроме еды, пения и скидок для сотрудников в фирменном магазине его манит интересная работа.
– Здесь почти никто не ругает свою работу, как это делают в Англии, – сказал Лего-Мен. – Выбирая сферу деятельности, датчане думают не о том, сколько они будут зарабатывать, а о том, насколько работа окажется для них интересной. Образование здесь бесплатное, и каждый может научиться чему угодно. Знаешь, они платят такие налоги, что могут позволить себе заниматься любимым делом, а не горбатиться за большую зарплату.
– Значит, у них меньше поводов жертвовать своими увлечениями во имя золотого тельца? – спросила я.
– Именно! Чем больше зарабатываешь, тем больше платишь налогов.
Лего-Мен рассказал мне об одном слове, которое очень точно отражает отношение датчан к работе. Это понятие arbejdsglaede (происходит от датских слов arbejde – «работа» и glaede – «счастье»), означающее «счастье от работы», является основополагающим для характеристики качества жизни в Скандинавии. Это слово существует только в скандинавских языках.
А вот японские туристы, с которыми я встретилась на заводе, рассказали мне, что в их лексиконе есть совсем другое понятие, связанное с работой, – karoshi, «смерть от переутомления, вызванного напряженной работой». Судя по всему, в Дании это никому не грозит.
Вечером мы с Лего-Меном обсуждали свои ближайшие планы, и тут он сообщил, что на два дня уезжает.
– У нас будет корпоративный отдых. Нам велели взять удобную одежду и полностью расслабиться, чтобы «повысить производительность с помощью йоги».
– Что? – я не поверила своим ушам. Лего-Мен никогда в жизни не занимался йогой!
– Так написано в рассылке… – Он показал на экран своего монитора.
– А что значит «повысить производительность с помощью йоги»?
– Не знаю, – пожал плечами муж. – Но, похоже, на следующей неделе не ты одна будешь работать в пижаме.
Баланс между работой и личной жизнью, установившийся у Лего-Мена, показался мне весьма привлекательным. Семейная компания по производству игрушек, главная задача которой – делать детей счастливыми и развивать творческий потенциал, никогда не отличалась жесткими требованиями к своим сотрудникам. Мне представлялось, что опыт Лего-Мена уникален. Неужели подобное происходит во всех датских компаниях? Задавшись таким вопросом, я решила изучить другие сферы производства.
Порыскав в Интернете, я выяснила, что и в общественном секторе дело обстоит неплохо. Известный репортер американского канала ABC News Билл Вейр несколько лет назад обычного датского мусорщика сделал мировой звездой. Вейр познакомился с Яном Дионом в Копенгагене. Тот рассказал Биллу, что с удовольствием собирает мусор: ведь он работает по пять часов в день, а остальное время может проводить дома, с семьей. Или, например, тренировать команду по гандболу в школе, где учатся его дети (как показывает опрос министерства культуры, 53 процента датчан занимаются волонтерской работой – то есть тем, что делает их счастливее, как полагают ученые из Эксетерского университета[35 - Эксетерский университет – университет в Юго-Западной Англии.]). Ян поведал всему миру, что в Дании никого не оценивают по карьере, и он по-настоящему счастлив, поскольку каждый день по дороге на работу встречает друзей, а пожилые дамы угощают его кофе.
Вдохновленная этой историей, я попыталась завязать разговор с человеком, забиравшим мой мусор, но он: а) спешил; б) плохо говорил по-английски; в) не любил кофе (единственный известный мне датчанин со столь странными пристрастиями). Все это я поняла по его ворчанию, когда указала ему на кофеварку и предложила чашечку кофе. Сблизиться под кофеин не получилось. Однако он улыбнулся. После многозначительной жестикуляции мне удалось понять, что ему нравится его работа.
– Вы счастливы? – спросила я мусорщика, стоя на пороге, кутаясь в совершенно непрактичный плед цвета вишни и пытаясь удержать собаку, которая рвалась на заснеженные просторы Стиксвилля-на-Море.
Мусорщик посмотрел на меня как на ненормальную, кивнул и попытался улизнуть.
– Счастливы? Из десяти? – Я подняла обе руки, растопырив пальцы.
В этот момент появилась почтальон на скутере, которая предложила свои услуги переводчика. Чувствуя себя глуповато, я объяснила, о чем пытаюсь спросить мусорщика: мне нужно, чтобы он оценил степень своего счастья по шкале от нуля до десяти.
– О'ке-е-е-е-й…
Почтальон тоже взглянула на меня как на душевнобольную, после чего очень быстро что-то сказала мусорщику. Несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом сделали некий жест – по-моему, это был датский аналог вращения пальцем возле виска. Они явно считали меня сумасшедшей.
– Otte? – в конце концов ответил мусорщик.
– Восемь! – воскликнула я, прежде чем почтальон успела перевести. – Это значит «восемь», верно? – Я с удовлетворением посмотрела на почтенную даму, радуясь, что уже умею считать до десяти (ну, то есть до восьми) по-датски.
Почтальон кивнула, окинула меня оценивающим взглядом и укатила на своем скутере.
Воодушевленная удачным исследованием, я принялась изучать все вокруг. В ближайшем крупном по датским меркам городе Орхусе я встретилась с инструктором по йоге и поинтересовалась ее мнением. Ида оказалась истинной представительницей викингов – очаровательной, энергичной, загорелой и подтянутой. «Если йога делает людей такими, – подумала я, – ею стоит заниматься». Я рассказала Иде о своем проекте «Счастье» и спросила, что она об этом думает. По мнению Иды, у датчан сложился прекрасный баланс между работой и личной жизнью, который и делает их счастливыми.
– А если баланс пока не наступил, то мы обязательно к этому стремимся. И спрашиваем себя: «Счастливы ли мы здесь?» Если ответ утвердительный, мы остаемся. В противном случае просто уходим, ведь все понимают: то, как мы тратим значительную часть своего времени, очень важно. Мне нужна простая жизнь – я хочу больше времени проводить на природе и с семьей. Когда слишком много трудишься, в жизни возникает стресс, а это приводит к болезням, и тогда вообще не можешь больше работать.
Ида поведала мне, что раньше она работала в Копенгагене, занималась связями с общественностью в одной политической партии. Но ее работа была сопряжена с такими стрессами, что у нее начали выпадать волосы.
– Волосы лезли буквально клочьями. Я постоянно чувствовала усталость, а однажды даже упала с велосипеда и получила травму. Тогда я решила: так больше нельзя жить, нужно что-то менять.
На следующей неделе Ида оставила эту работу и начала учиться на инструктора по йоге. Поскольку Дания – государство социальное, она, как и другие датчане, не боялась сменить карьеру.
Через пять недель «карантина» после увольнения человек получает те же деньги, что и тот, кто попал под сокращение штатов: 80–90 процентов своего заработка в течение двух лет. Датский рынок труда построен по модели «гибкой безопасности»: работодателям проще сокращать персонал, но при этом люди защищены и обеспечены на время поисков интересной работы. Пособие выплачивается из госбюджета. Согласно статистике, 20 процентов датских сотрудников каждый год меняют работу, а 40 процентов людей, потерявших работу, находят новую в течение первых трех месяцев.
Дания тратит на их профессиональную переподготовку денег больше, чем любая другая страна, входящая в Организацию экономического сотрудничества и развития, которая объединяет 35 государств. Правительство, профсоюзы и компании платят работникам за переподготовку и овладение новыми профессиональными навыками, что помогает людям соответствовать меняющимся условиям на рынке труда.
Поскольку смена работы не влияет на размер пенсии или продолжительность отпуска, препятствий к смене работодателя в Дании просто не существует. Вы можете переходить с одной работы на другую, сохраняя все пенсионные отчисления и положенные вам дни отпуска. Система оказалась очень эффективной: сегодня уровень безработицы в Дании составляет всего пять процентов. Вдобавок примерно две трети работающих датчан состоят в профсоюзах, которые бдительно следят за соблюдением их прав и привилегий. Так что профсоюзы в Дании – это реальная сила.
– В Дании у всех есть выбор, – сказала мне Ида. Сейчас она работает по собственному графику, а уютная студия йоги, где горят свечи, всегда ждет ее. – Я бы оценила свой уровень счастья на «восемь» из десяти. Можно было бы поставить «десятку», но я все еще не встретила любовь всей своей жизни, хотя и не теряю надежды! Я благодарна судьбе за то, что решилась на перемены. Сейчас я чувствую, что живу по-настоящему.
В устах Иды все звучит разумно и просто: ее не устраивала жизнь, она решила все изменить, и теперь у нее все хорошо. Не уверена, что смогла бы когда-нибудь принять столь же важное решение, не получив сначала увесистого пинка. Впрочем, я же никогда не жила по-датски.
Интересно, действительно ли датчане смелее нас? Или они просто уверены в завтрашнем дне? К этому склоняется Мартин Бьергорд, предприниматель, который стал олицетворением счастья на работе, когда в 2013 году вышла его книга «Побеждать без потерь». Пятнадцать месяцев он трудился в американской компании, и этот период был настолько тяжелым для него, что заработал себе бессонницу.