–Стой! – и хватаю его руки.
–Да ты чего? Сдурел?!– остановившись и придерживая за лямки вещмешок растерянно смотрит на меня невысокий обгоревший под весенним солнцем солдат.
Для нас бойцов строевых рот, комендантский взвод это второй сорт, «чмо» одним словом и отношение к ним этакое полупрезрительное.
–Делись! – злобно и уверенно рявкаю я и киваю на мешок.
Знает «герой» с комендантского взвода, не поделится, то как заступит наша рота в караул по охране штаба, так в эту женочь его подловят и таких «лещей»навешают, мало не будет. А виновных то и не найдут. Помнит «герой» и такой случай.
Ловили мы один раз писарька штабного. Заподлянку он одному парню устроил. А писарь, как только наша рота в караул заступает, так ночью носа из своей палатки не высовывает. И что бы вы думали? Ночью закидываем в окошко палатки дымовую шашку. Дым валит и писарь разевая рот из палатки в одних трусах вываливается, а тут его уже ждут. Всего-то минута делов, и была рожа у писаря холено – розовая, а стала красно – синяя. А еще через пару деньков его к нам в роту переводят служить. Наша вторая, она как штрафная была, всех залетчиков с бригады в нее спихивали. А наш ротный (был у него такой преужасный талант) всех в чувство приводил, каждого залетчика условно поставив в третью позицию мигом по-военному обучал любить Родину и службу. Медленно, спотыкаясь идет к нам писарь, а сам голову понурил и по ходу движения тяжко так вздыхает. Не дрейфь солдат! У нас зря ещё никого не били. Ты ж теперь из наших будешь, ты «родной» тяперича боец первого взвода второй роты. Милостью просим в горы, под пули, там посмотрим, чего ты стоишь, а уж потом и решится твоя судьба. И что бы вы думали? Нормальный парень оказался, в горах не издыхал, в бою не трусил, товарищей не закладывал. И польза всей роте от него большая была. Он же все ходы выходы в штабе бригады знал и дружки у него там остались, он им небольшие подарки (ручки, фонарики) трофеи, они ему информацию. Как к нам внеплановая проверка со штаба идет, так офицеры и солдаты о ней уж заранее знают. Прозвище этому экс – писарю соответствующее дали: «Разведчик». А что вполне подходит, он как наш резидент при штабе бригады был и агентуру там свою имел, одно слово: «Разведчик».
–Делись! – повторяю я комендантскому воину и тяну на себя лямки мешка.
–Это из личных запасов комбрига, – сопротивляется «герой» комендач.
Хоть и боится он, но твердо защищает личную собственность командира бригады подполковника Карнаухова, проявляя при этом личное мужество и героизм.
–Ты понимаешь, – сбивчиво начинает объяснять он, крепко сжимая лямки мешка, – эти мудилы из штаба армии, как прибыли, так уже второй день жрут и пьют как свиньи, все наличную водку выпили, вот комбриг и приказал НЗ санчасти раскупорить, у них там литр медицинского спирта, на крайний случай осталось. А эти суки еще барахла требуют им достать, разведчиков уж в дукан отправили,
–Ну раз такое дело, – отступаю я, – то лети.
Возвращаюсь на лекцию и слышу, как продолжает работать язычком политработник:
–Выше держите знамя советского интернационализма, как зеницу ока храните честь воина – десантника. Помните! По вам будут судить обо всем нашем народе …
От отвращения закрываю глаза. Хоть не видеть эту мразь. Сука!
Слышу негромкий голос лейтенанта Петровского: «Подъем ребята», и открываю глаза. Хватит воспоминаниям предаваться. Все уже собираются.
Подъем третий взвод, вперед вторая рота, пора выдвигаться. Слушай команду первый батальон: Идите защищать в чужой стране южные рубежи нашей Родины и при этом приказано нам: Выше держать знамя советского интернационализма; как зеницу ока хранить честь воина – десантника.
–Смотри! – легко толкает меня плечом, стоящий рядом Муха и заливается булькающим смехом, – А наши то минометчики …
Оборачиваюсь и легонько пожимаю плечами, эка невидаль, самое обычное дело. Наши минометчики пленных духов в советскую армию призвали. С нашей роты из четырех только один минометный расчет с нами на операции участвовал. Видать на допросе духи до «жопы» раскололись, вот их в «сады для праведных» и не отправили. И послали их не к «чудным девам жемчугу подобным», а к усталой грязной солдатне, таскать по горам минометы. Да товарищи духи, таскаться с минометом в горах, это вам не в райских садах с полногрудыми девами вступать в интимные отношения. Вот теперь и запомните, что состоит миномет из следующих частей: ствол, опорная плита, лафет, все такое тяжелое. А еще и лотки с минами, вам тащить придется. А коварные и довольные «гяуры» минометчики налегке рядом с вами пойдут. Только прицел миномета вам тащить не доверят, его командир расчета сам понесет, не велика тяжесть.
–Мы значит их взяли! – показывает пальцем в сторону пленных подошедший к нам Лёха, от возмущения и обиды он весь такой красный, впору хоть кипятком ссать и громко негодующе шипит, – А как их использовать так другим?
–Да пошли они все на хер! – кричу я и тоже чувствую как закипает от обиды и несправедливости у меня моча, мрачно предлагаю, – Скидывай РД ребята!
Разом скинули РД, а там кроме боеприпасов и всякой прочей военной дребедени и амуниции, у каждого по две мины к ротному миномету. Чтобы минометный расчет разгрузить каждому бойцу с роты еще перед началом операции по две мины всучили. Такая мина тоже между прочим не легкая штука, а в горах каждый лишний грамм тонной давит.
Перед началом марша идем отдавать мины минометчикам, те такое добро не в какую брать не хотят. Сначала матом переругиваемся:
–Возьми свою дуру! – требую я и протягиваю мину.
–Да на кой она мне нужна? – искренне недоумевая отказывается и.о. командира четвертого минометного взвода, старший сержант чернявый плотный Жук и заводит руки за спину.
–Возьми сука! – наседаю я, – а то хуже будет.
–Ой! Испугал! – презрительно отвечает здоровенный Жук и ехидно улыбается.
–Ну ты и блядь, – изумляюсь я его наглости и разглядев самую его суть тут же произвожу матерого солдата дембеля в женский пол мужского рода:
–Ты пидор возьми мину!
–Да я тебя!– зарычал Жук наступая на меня и сжимая кулаки.
За малым, дело до драки не дошло. Малым делом командир роты оказался. Услышав перебранку, он с ленцой подходит к нам, ковыряя пальцем в зубах. Сожрал уже принесенную нами курятину, довольно отмечаю я. Капитан Акосов невозмутимо продолжая ковыряться в зубах слушает обе стороны. Знаете, он русский человек, а вот решение выносит, ну прямо соломоново решение. Сплюнув застрявшее в зубах мясо, он закуривает и преспокойненько заявляет:
–Сами разбирайтесь, – выпускает из легких сигаретный дымок, и широко улыбаясь уточняет:
–Или мины у третьего взвода остаются, тогда и пленные им под охрану переходят, или минометчики свои боеприпасы забирают, а им в помощь мы афганских добровольцев передаем.
Стоя чуть поодаль и примеряя походные ремни минометного ствола, лафета и плиты, заодно и разинув рты смотрят на нас бывшие в употреблении афганские душманы, а теперь разом перевоспитанные и призванные в советскую армию «добровольцы». Чего они там про нас думают?
–Давай мины сюда, – с лютой злобой соглашается принять боеприпасы Жук.
–Эй вы! – издалека наблюдая за нами кричит лейтенант Петровский – Разобрались? А теперь в ГПЗ бегоом марш!
Наш взвод по тропе в колонну по одному идет. Я первый за мной Сашка Петровский, дальше с интервалами остальные.
–Хорошо, что хоть в отпуске женился, – слышу, как тихо говорит идущий за мной взводный.
На ходу оборачиваюсь. С кем это Сашка там разговаривает? Не с кем, с собой он говорит, а может с молодой женой, что осталась в Союзе. Теперь ее молитвы к материнским присоединяться.Теперь Саша уже двое будут простить тебя вернуться хотя бы просто живым.
–Ты это о чем Саша? -спрашиваю.
Когда других офицеров рядом не было, Петровского старослужащие солдаты без малейшей фамильярности по имени звали. Высокому широкоплечему с отличной строевой выправкой Александру Петровскому двадцать два года, он сразу после военного училища летом восьмидесятого в Афган загремел. Нам его подчиненным по двадцать лет, одно поколение, почти сверстники. И воюем вместе год уже.
–Вперед смотри! – обрывает меня Петровский, – и не хер подслушать,
–А я и не подслушиваю, – отвернувшись, ухмыляюсь я и насмешливо добавляю, – Я товарищ лейтенант влет стараюсь офицерские команды ловить, вот слух и напрягаю,
–Ты эти сказки другим рассказывай, – крайне желчно и недовольно отвечает взводный.
Не верит он мне. И правильно делает. Что бы я, да влет команды ловил? Нашли ловца! Кабы я таким был, меня бы в армии и не увидели, я уж небось на третьем курсе института бы учился. А хорошо небось сейчас дома, эх сейчас бы пельмешек со сметаной навернуть, а потом не в горах с пулеметом сношаться, а совсем по-другому, так как это природой для размножения предназначено. Мечтаю значит, а сам одновременно и вдаль смотрю и по сторонам оглядываюсь и под ноги глянуть не забываю. Сразу? Да не может быть! Очень даже может, не хочешь пулю словить, не хочешь на мине подлететь, научишься так смотреть. Со временем такое уменье приходит, так же как всей шкурой чуять чужой взгляд и наплавленный на тебя ствол.
–Ложись! – ору и сам падаю, рассекая воздух вжикнули пульки и ударил по ушам звук пулеметной очереди, поверху прошли пули.
Отползаю к укрытию, по вспышкам, по чутью определяю позицию противника и стреляю. Первая очередь длинная, последующие: прицельные, короткие на три – четыре патрона. В магазине моего пулемета, патроны через два на третий уложены, два простых заряда третий трассирующий. По трассам определят бойцы передовой заставы где находится обстрелявший нас пулеметчик, и туда же начнут стрелять. Не поднять ему головы. Он и не поднимает, или позицию сменил, или совсем ушел. В общем хрен его знает, но точно не убит. Почему так определил? Да не знаю я. Чувствуешь такие вещи, вот и все.Потерь у нас нет. Постреляли, полежали, отдохнули, встали по одному и дальше вперед пошли. Не до ночи же здесь торчать. Так и до дембеля пролежать можно, хорошо бы конечно, да кто ж тебе даст.
Вот так до вечера и маршировали. В нас постреляют, мы постреляем, подождем, послушаем, и дальше двинули. Еще с пяток противопехотных мин обнаружили на тропах, рисковать и вытаскивать взрыватели не стали. Отошли на безопасное расстояние и расстреляли их из автоматов и пулеметов. За день больше потерь нет и слава Богу.
Как чуток стемнело, нам на вертолетах подвезли еду в термосах и боеприпасы.
Вертолеты – это вообще отдельная песня, даже не песня – симфония. В горной, маневренно-партизанской войне, вертолеты стали самым эффективным оружием. Ловили наши вертушки духов где только могли, ловили и уничтожали. В горах, в пустынях, в укрепленных пунктах не было от них спасения. Еще вертолеты выбрасывали десанты. И те кто уцелел от воздушных ударов, попадали под стволы десантура. Хоть в начале войны, мало было у духов средств ПВО, но и без них только стрелковым оружием сбивали вертолеты. Крутясь в беспомощном штопоре падали с небес наши ребята, а на земле догорали в своих машинах. Опасная у них служба была. Пострашнее чем у десантников и процент потерь выше. И часто после боевых вылетов, водкой поминая подбитых товарищей, так и пели экипажи вертушек: «Нам не всем ракетой алой высветят право на посадку и на жизнь …»
В первое время в основном использовались многоцелевые вертолеты, которые выполняли две функции как десантные, так и огневые. Вертолетов только огневой поддержки почти не было. А у десантных вертушек вооружение послабее, чем у огневиков. Вот и придумали усиливать штатное оружие вертолета, приданными пулеметными расчетами. Спикировав на цель первым заходом, дает вертолет залп из ракет типа «НУРС» (НУРС – неуправляемый реактивный снаряд), на втором заходе ведет огонь из бортового оружия – пушек и пулеметов, а уж на третьем вираже, откидывается десантный люк и приданный расчет стреляет из пулемета, без остановки на распыл ствола.