Надеждой призрачной живет
На то, что никому «не светит»,
На то, что не произойдет.
Всё не сбывается. И руки
Напрасно тянутся к рукам,
Невоплотившиеся звуки —
К несуществующим строкам.
И те, которые оттуда
Тебе сочувственно молчат,
Ждут не прозрения, не чуда, —
«Немного нежности» – отсюда,
От подрастающих волчат.
«Играй нам, Сима. Ты не знаешь…»
…И небо синее, как пятна
Чернил на пальчиках твоих.
Игорь Чиннов
Играй нам, Сима. Ты не знаешь
сама, о чем играешь нам.
Неверным пальчиком по краеш —
ку-ку, ку-ку холодных клавиш —
перебираешь жизни хлам.
Ку-ку, ку-ку, играй нам, Сима,
пускай фальшивишь ты, пускай
порою попадаешь мимо
привычных нот, не умолкай,
не прекращай. Играй нам, Сима,
в свои неполных восемь лет
о том, что всё непоправимо,
о том, что жизнь проходит мимо,
и как она невыносимо
красива. И спасенья нет.
«Часовые имперских традиций…»
Часовые имперских традиций,
Простоявшие жизнь на посту,
Вам бы лучше совсем не родиться —
Обойти этот мир за версту,
В эмпиреях, других ли эонах
Провитать, проблистать.
Нам ведь мало – в вагонах зеленых
Петь и плакать. И плакать опять.
Нам ведь хочется в желтых и синих,
Непременно в отдельных купе,
Непременно в отдельных Россиях,
И т. д., и т. п.
2010 г.
«Желтые листья лежат на земле…»
Желтые листья лежат на земле.
Пеплом подернулись угли в золе.
Ветер не дует. Костер не дымит.
Грубыми досками дом наш забит.
Где эта улица, где этот дом…
Речка течет под железным мостом.
Черные елки стоят вдоль реки.
В лодках сидят на реке рыбаки.
Серая, бурая в речке вода,
Едут над ней по мосту поезда.
Едут-поедут, но – никогда,
Чтобы оттуда, только – туда.
«В порыве самообольщенья…»
В порыве самообольщенья
Порой мне кажется, что вот:
Я напишу стихотворенье —
Оно меня переживет.
Пройдут года, десятилетья,
И над могилою моей
Младой и незнакомый Петя
С подругой милою своей
Появится и тихо скажет:
«Хороший, Маша, был поэт».
И как-то грустно станет Маше.
Впервые за шестнадцать лет.
«Пруд пожарный деревенский…»
Пруд пожарный деревенский
Отражает облака,