Чи100 поржать. Выпуск 2

Теперь в доме благодать –
Удалось их воспитать:
Шалунов, озорников.
Лучше дело вместо слов.

Алексей Жарёнов

Городец

Две проблемы на букву «З»

На шестьдесят третьем году жизни у пенсионера Бориса Николаевича Афонькина появились две проблемы на букву «З».

Первая проблема была – зубы.

Вторая проблема – запор.

Как и большинство мужчин, Борис Николаевич боялся идти к стоматологу и откладывал поход в больницу на «потом». Откладывал, откладывал и довёл зубы до страшного состояния. Нет, они не болели, но вид их был ужасен. Гнилые передние зубы внизу были похожи на упавший вправо забор, а передние зубы сверху были похожи на забор, упавший влево. Дёсны зубы держали плохо, и каждый зуб в отдельности был похож на сломанную стрелку в часах, потому что болтался из стороны в сторону. Кроме непредсказуемой подвижности зубов, от них ещё шёл неприятный запах. Его стал ощущать даже сам Борис Николаевич. А жена его уже давно морщилась во время разговора с супругом. Она давно советовала сходить к стоматологу, но Борис Николаевич всё медлил.

И вот наступил день икс, и Борис Николаевич решил заняться зубами.

Врачом-ортопедом в местной платной клинике «Мед-Юнион» оказалась миловидная женщина среднего возраста. Когда она смотрела зубы вспотевшего Бориса Николаевича, то междометие «мда» произнесла раз пять. По итогам осмотра Борису Николаевичу за пятьдесят тысяч рублей были предложены вставные протезы сверху и снизу. Для них же нужно было подготовить место, а именно, удалить нижних шесть зубов и верхних пять.

По дороге домой незадачливого пенсионера пот пробивал ещё пару раз, как только он вспоминал, что удалить нужно будет одиннадцать зубов! Но, как говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Правда, дома Борис Николаевич предположил, что со временем зубы и сами выпадут. Но жена его пристыдила, сказав, что он превращается в труса. И напомнила, каким смелым «орлом» он был в молодости.

– Я ведь знаю, что ты на спор с Харузиным залазил на водонапорную башню и помочился с неё! – заявила жена. Это было откровением для Бориса Николаевича. Значит, трепло Федька Харузин рассказал тогда всё его будущей жене, за которой в ту пору Федька сам приударял во всю мочь! Афонькин понял, в каком юмористическом ключе Харузин описал тот его глупый «подвиг». Вот и верь после этого в дружбу!

С гнилыми зубами Борис Николаевич разделался за два месяца. Перед удалением первого зуба он трясся, как осиновый лист! А когда удалил одиннадцатый зуб, то вышел из стоматологического кабинета, как из пельменной, равнодушно и пренебрежительно оглядев скорбящую публику в коридоре. Прав был Достоевский, сказав, что «ко всему привыкает подлец-человек»!

Врач-ортопед своё дело знала. Борис Николаевич несколько раз ходил к ней на прикидку вставных протезов. И вот ему было назначено число, когда он выйдет из больницы с красивыми вставными зубами!

Тут мы начнём разговор о второй его проблеме на букву «З». А конкретнее – о запоре.

В последнее время всё чаще и чаще Борис Николаевич с утра, как раньше, не мог разрешиться на унитазе. Он сидел, кряхтел, выжидал и снова кряхтел, но его потуги ни к чему не приводили. То ли таблетки от давления были тому причиной, то ли сидячий образ жизни у телевизора, но запор стал большой проблемой для него. Жена советовала сходить ко врачу, но Борис Николаевич был человек обстоятельный, не закончив одного дела с зубами, другое дело по медицинской части он начинать не хотел. Но запор напрягал! Да ещё сосед напугал, сказав, что запор может привести к грыже.

– У меня, вон, свояк кожилился, кожилился, у него грыжа и вылезла! – поведал сосед. – Теперь вот вырезать будут!

Печальный опыт свояка соседа Борис Николаевич повторять не хотел. Нужен был какой-то выход из неприятной ситуации. Спасительная мысль, конечно же, родилась в его голове! Нужно было купить слабительное. Борис Николаевич заставил жену узнать у соседок, какое слабительное самое эффективное и дешёвое. Жена узнала – гутталакс. А весь дом узнал, что у Афонькина запор!

За гутталаксом Борис Николаевич рысцой сбегал в ближайшую аптеку. Пузырёчек гутталакса был маленький, и таблетки в нём тоже были маленькие. Борис Николаевич, придя домой, сразу принял таблетку, а потом стал читать инструкцию к лекарству. Эффект был обещан в течение от 6 до 16 часов. «Ну, нормально, – подумал Борис Николаевич. – К вечеру опростаюсь, а завтра, как огурчик, пойду зубы вставлять!» Но к вечеру таблетка почему-то не сработала. Даже намёков в животе никаких не было. Пенсионер подумал и принял ещё одну таблетку, не посоветовавшись с женой. «Ну уж утром-то пронесёт!» – подумал Борис Николаевич и похлопал рукой по животу. Живот напоминал барабан, в который накачали воды. Ночь пенсионер проспал благополучно. Но и с утра таблетки не действовали. Борис Николаевич обругал жену, которая посоветовала ему купить гутталакс. К 12:00 Борис Николаевич пошёл в больницу вставлять зубные протезы.

Пенсионер терпеливо сидел перед кабинетом врача. Его талончик был на 12:00. Но без пяти двенадцать мимо него неторопливо и вальяжно прошёл в кабинет бывший начальник городской милиции. Борис Николаевич сразу узнал его, хотя не видел много лет. Когда-то давно товарищ подполковник выписал ему штраф за пребывание в вытрезвителе. Через минуту медсестра, приоткрыв дверь, попросила Афонькина «немного подождать». Ждать пришлось довольно долго. Прошло уже двадцать минут и вдруг… Борис Николаевич почувствовал волшебное действие гутталакса! Причём действие нетерпеливое и резкое! «Сейчас этот пень выйдет, и мне заходить в кабинет! Сколько она с моими протезами проковыряется, неизвестно! Не высижу ведь!» – молниеносно пронеслось в голове Бориса Николаевича. И действительно, дверь открылась, и бывший начальник милиции бодро вышел из кабинета. Через пару минут дверь опять приоткрылась, и медсестра, заученно улыбнувшись, пригласила Афонькина: «Проходите, пожалуйста!» Борис Николаевич встал, и у него так подступило, что он только и успел произнести: «Извините, я сейчас», – и помчался в туалет на первый этаж.

Дав непредсказуемому гутталаксу свободу, минут через пятнадцать Борис Николаевич, робея, заглянул в стоматологический кабинет. В кресле развалилась крупногабаритная блондинка. Около неё крутилась врачиха. «Как она в кресло-то убралась?» – подумал пенсионер про блондинку. Медсестра подошла к двери и снова попросила подождать Бориса Николаевича, «потому что ваше время вышло и теперь вот очередь женщины». Борис Николаевич, чертыхнувшись в душе, снова уселся в кресло в коридоре. «Вот пока могу терпеть, так эта кобыла впёрлась! Откуда она взялась? Вроде бы и не было её!» – думал пенсионер.

Минут через пятнадцать дверь открылась, и показался огромный зад блондинки, обтянутый юбкой телесного цвета. Ненавистная незнакомка выходила из кабинета спиной вперёд, потому что благодарила врача и медсестру и прощалась с ними.

Прощание славянки затянулось минут на пять, во время которых проклятый гутталакс в животе бедного пенсионера ожил и пошёл в атаку. Блондинка наконец-то распрощалась с врачом и медсестрой и неторопливой каравеллой проплыла мимо красного Бориса Николаевича. Из кабинета выглянула врач. Она что-то хотела сказать, но Борис Николаевич перебил её:

– Извините, а можно я в следующий раз приду! Самочувствие плохое!

– Давление? – спросила врач.

Гутталакс услышал слово «давление», и Борис Николаевич чуть-чуть не пустил струю в трусы.

– Да, – скорбно подтвердил мученик-пенсионер.

– Так вам, может, таблеточку дать? – участливо спросила врачиха.

– Ой, нет, нет! Я пойду! – простонал Борис Николаевич.

– Приходите также через неделю, – успела предложить врач уходящему пациенту. А Борис Николаевич уже стрелой летел на первый этаж…

Дома его попыталась ласково встретить жена:

– Ну, Боренька, показывай свои «обновки»! – радостно проговорила она.

Но Борис Николаевич, сделав свирепое лицо, быстро скинул полуботинки и рванул в туалет мимо опешившей супруги.

Татьяна Жихарева

Ялта

Граф. Просто Граф

После того как Граф был отхлёстан по морде задушенной им курицей, которая имела наглость отведать его каши с мясом, пёсель уяснил, что любое наглое существо в перьях неприкосновенно. Поэтому кур, уток, гусей, индюков и даже голубей он ненавидел и отгонял со своей территории лаем, рычанием и прыжками. А прыгал немецкий овчар так, что любой горный козёл мог обзавидоваться.

Однажды Граф во время прыжка за голубем почувствовал, что тоже почти взлетел, даже лапами взмахнул. Но всё же вернулся на грешную землю и увидел на ней свои бывшие оковы: цепь и разорванный ошейник.

Первым делом пёс решил отомстить пернатым, подворовывавшим его кашу, и перескочил в хоздвор. К разочарованию, ничего, кроме зерна и зелени, там не было, зато куры, утки и гуси, завидев благородного, но злопамятного Графа на свободе да ещё и у себя дома, заметались и подняли крик похлеще, чем в Верховной раде или Думе.

Пёс метнулся в сарай и заметил там гнездо со свежими яйцами. Поскольку яйцами по морде его не били, значит, можно и попробовать. Раздавив в пасти первое яйцо, понял, что оно вкусное и, как ему показалось, полезное. Поэтому, раскрыв пасть, он, словно экскаватор, начал подгребать и чавкать остальные яйца. Нюхом Граф учуял, что под сидящей в углу уткой тоже пахнет съедобным. Та зашипела, дав понять, что будет сражаться за будущих детей, которых она уже вторую неделю высиживала. Но пса материнские чувства дамы в перьях не разжалобили и удары клювом по морде не испугали. Закрыв глаза, он засунул под утку нос и открыл свой экскаватор. Утке ничего не оставалось, как с кахканьем унести ноги, которые могли попасть в пасть, а поскольку хозяева вряд ли занялись бы её протезированием, то противень с яблоками был бы обеспечен.

Сожрав все яйца, которые мог найти в курятнике, Граф для забавы решил погонять пернатых: вдруг с перепугу какая-то несушка обронит яйцо. Но птицы с перепугу роняли только то, что могло вылететь из-под хвоста при сильном эмоциональном потрясении.

За этим занятием его и застала хозяйка. Пёс не стал ждать, пока она обнаружит пропажу в гнёздах, и ретировался на огород погулять на воле. Но к вечеру перед приходом хозяина он явился домой и лёг возле цепи, намекая, что раскаивается и готов к оковам.

Граф, слушая в свой адрес всевозможные оскорбительные слова, из которых самым нейтральным было выражение «вонючая псина», думал, что лучше бы его ударили по морде. Когда же хозяин обозвал словом, суть которого сводилась к тому, что пёс нетрадиционной сексуальной ориентации, Граф, обслуживавший только элитных немецких девочек (ну, иногда и случайных дворняжек), заскулил от обиды и залез в будку.

К утру обида прошла – и Граф встретил рассвет чистым сопрано с переливами баритона: яйца пошли на пользу горла, но, видать, не на пользу желудка, который начал урчать и портить прекрасный лай. Собаку пучило, а к вечеру прорвало…

Если вы и знаете, как пахнут тухлые яйца, то вы ничего не знаете о том, как пахнут яйца переваренные, хотя скорее, недоваренные желудком элитного пса. Это запах болтунов в квадрате, это синус тухлятины, умноженный на косинус собачьих фекалий. И этим коктейлем Граф начал стрелять нередко и неметко.

Хозяин, придя с работы, закрыл нос и начал подбирать новые эпитеты и метафоры, которые как-то не вязались с благородной кличкой немца. Утка, оплакивавшая сутки разорённое гнездо, кахкала, подсказывая хозяину другие виртуозные выражения. Граф залез в будку, но ненадолго, так как в животе опять забурлило. Зато огромная жёлтая точка в литературных изысканиях хозяина была поставлена, и тот убежал в дом. В ветаптеку идти уже поздно, а сырым яйцом собаку в этом случае лечить было бесполезно.

Рано утром дед Петушок (никто из соседей толком не знал: фамилия это или прозвище, да и имени-отчества тоже никто не знал) выпустил на улицу побегать двоих старых болонок. Те, будучи с примесью благородных кровей, свою нужду в своём дворе никогда не справляли, а только под забором, который охранял Граф. И сколько бы он ни лаял, болонки ходили почти ему под нос. Хозяева высказывали недовольства деду Петушку, и он сменил тактику: выпускал своих собачек, пока соседи спали.

Но это утро расставило все точки над i, и в переносном значении тоже. Болонки по привычке подбежали к забору, за которым голосисто лаял Граф, но коктейли их соседа так ударили по благородным носикам, что они пулей полетели к своему двору и скукожились под скамейкой. Это была точка невозврата. И как бы в дальнейшем Петушок рано утром не гнал их к соседскому забору, болонки заседали только дома под скамейкой.

После обеда хозяйка увидела скулящего Графа, который принял недвузначную позу и пытался освободиться от спрессованной скорлупы. Хозяйка начала ругать пёселя, припомнив ему гнёзда, но тот так жалобно смотрел, что она быстренько побежала за ветврачом.