Альманах «Истоки». Выпуск 13

Где наковеркали, вспухают болью.

По нашей вере нам играют в нолики.

To по отдельности, то по совместности играем в крестики земных конечностей.

По поперечности земной провинции встань огуречиком, зерном для птицы.

Хвостом себе шурши, коль хвост от роду дан.

Есть вертикаль души, и кожи есть кафтан.

Распашка вечности, изнанка костная…

Истёкши речью, мы уходим к звёздам.

Рисунок Светланы Ринго

Приглашение к путешествию

Ирина Антонова

На пике бабьего лета или Один день в Елабуге

Вдоль скоростной трассы на Казань шли бесконечные хвойные леса, на их тёмном мрачноватом фоне горели червонным золотом плакучие берёзы. Пейзажи буквально завораживали, казались сказочными декорациями. Незаметно въехали в Елабугу прямо к гостинице.

Нас было пятеро пишущих женщин – небольшая делегация от Союза писателей России для участия в чтениях на «Цветаевских кострах».

С утра начался осмотр города, с экскурсоводом – молодым историком из музея Марины Цветаевой. Наша экскурсия счастливым образом совпала с разгаром бабьего лета, с его яркими красками и задумчивой тишиной. Прежде всего нас отвезли на знаменитое Чёртово городище, откуда начиналась история становления города. В 2007 году город праздновал своё тысячелетие. Когда-то там обитало воинственное племя булгар. Сохранилась одна из башен древней постройки. С головокружительного обрыва открывался вид на поросший лесом остров в слиянии двух рек Тоймы и нижней Камы. Это был древний торговый путь, многие суда разбивались о скрытый камень у причала. Первоначально Елабуга произносилась Алабуга, в одной из версий перевода «свирепый бык», по форме рокового камня, напоминающего голову быка.

Из-за многочисленных крушений торговых судов, прибывающих к городищу, его прозвали «Чёртовым городищем». В юбилейном году при спуске с обрыва установили чёрную металлическую фигуру Крылатого дракона. Экскурсовод указал нам на прибрежную дорогу, опоясывающую крутой обрыв, и пояснил, что только так могли добраться до Елабуги, прибывшие туда по воде.

В августе 1941 года так шла с пожитками, сойдя с парохода, Марина Цветаева с сыном Георгием.

Мы посетили усадьбу знаменитой кавалерист-девицы Надежды Дуровой, прожившей в Елабуге последние 30 лет жизни и оставившей мемуары, которыми восхищался Пушкин.

А потом направились к Музею Марины Цветаевой и библиотеке Серебряного века.

В конце двадцатого века в Тарусе в день рождения Марины впервые зажгли Цветаевский костёр. На том месте на берегу Оки, где установлен камень со словами из её биографической прозы «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева». Только спустя несколько лет, с 2002 года после костра в Елабуге, стало мировой традицией отмечать в октябре день рождения поэта чтением стихов у костра.

Импровизированная сцена под небом и зрительный зал в обрамлении елей, были символически украшены ветками рябины и красными яблоками. Сотрудники музея, предваряя чтение стихов, почтили память её единственного сына – Георгия Эфрона – талантливого литератора, погибшего на фронте в возрасте 19 лет. Историки до сих пор восстанавливают по крупицам обстоятельства его гибели. Первыми выступали школьники старших классов и студенты колледжей – лауреаты конкурса чтецов. Звучала поэзия Серебряного века: редко исполняемые стихи Саши Чёрного, Зинаиды Гиппиус, Сергея Есенина и, конечно, Марины Цветаевой. В их исполнении была свежесть восприятия, новые краски и музыкальные акценты. Потом выступали мы со стихами памяти Марины Цветаевой и дарили свои книги библиотеке Серебряного века.

Дом, где она прожила в августе 41 года всего 10 дней, казалось, сохранил горестную ауру её ухода. Низкие потолки, неустроенность, последняя фотография – скорбное лицо Марины с выражением безысходности.

Снова зашёл разговор о том, был ли сын на её похоронах. Экскурсовод уверен, что был, её хоронили в закрытом гробу. Сын хотел, чтоб в его памяти она осталась живой.

Я вспомнила свидетельство своего литературного учителя – чудесного поэта и человека – Вадима Сикорского, семинар которого мне довелось посещать в середине 70-х годов прошлого века. Вадим Сикорский был примерно одного возраста с Георгием Эфроном, они дружески общались, из Чистополя переехали в Елабугу, как эвакуированные. «Красавец с холодными глазами» называл он Георгия. Юному Сикорскому пришлось вынимать тело Марины Цветаевой из петли. Он тоже был на её похоронах.

Условная могила Марины Цветаевой у самых ворот Петропавловского кладбища. У каменной плиты маленький портрет Максимилиана Волошина, её верного друга юности. Рядом с оградой изваяна чёрная ветка её любимой рябины, на белом листе запечатлены бессмертные строки:

«Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала – тоже!
Прохожий, остановись!»

Анастасия Ивановна Цветаева, разыскивая могилу сестры, остановилась именно на этой, заметив выросший стебель земляники и словно услышав зов…

Уже вечером мы посетили родовой дом известного художника-пейзажиста Ивана Шишкина. Его отец был купцом-меценатом и жертвовал много средств на благоустройство города, в частности, на устройство в Елабуге первого деревянного водопровода. Купеческое меценатство, по словам экскурсовода, было издавна присуще Елабуге. До сих пор стоят на Казанской, центральной улице старого города, добротные основательные купеческие особняки девятнадцатого столетия. Современные власти города продолжили традицию и украсили центральную улицу лавочками с ажурным литьём и забавными фигурками городских персонажей.

С балкона-веранды дома Шишкиных открывался незабываемый вид на золотой осенний лес и пруды. Теперь эти пруды называются Шишкинскими. Свои проникновенные пейзажи художник писал на этом балконе. На следующее утро мы уезжали.

Прощай, Елабуга, – музей под открытым небом, бережно хранящий память Творцов.

На перекрёстках эпох

Наталья Божор

Роман в письмах. Ф.М. Достоевский

Роман в письмах молодого Достоевского «Бедные люди» (1845), отмеченный Д. В. Григоровичем и Н. А. Некрасовым, впервые опубликован в альманахе «Петербургский сборник» в 1846 году. Глубокий психолог Фёдор Михайлович Достоевский уже в раннем творчестве намечает и разрабатывает темы, которые войдут в великое пятикнижие писателя: «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы».

Макар Девушкин и Варенька Доброселова ведут интереснейшую переписку, скрашивающую их бедность.

Бесценная моя Варвара Алексеевна!

Вчера я был счастлив, чрезмерно счастлив!.. Вечером, часов в восемь, просыпаюсь (вы знаете, маточка, что я часок-другой люблю поспать после должности), свечку достал, приготовляю бумаги, чиню перо, вдруг, невзначай, подымаю глаза… Вижу, уголочек занавески у окна вашего загнут и прицеплен к горшку с бальзамином; тут же показалось мне, что и личико ваше мелькнуло у окна… что и вы обо мне думали…

Благовонная ночь, благодатная ночь,
Раздраженье недужной души!
Всё бы слушал тебя – и молчать мне невмочь
В говорящей так ясно тиши…

Старик Девушкин сродни Мечтателю из «Белых ночей» Ф. М. Достоевского. Вспоминаю картину Ильи Глазунова к повести «Белые ночи». Настенька уходит…

Широко раскидалась лазурная высь,
И огни золотые горят;
Эти звёзды кругом точно все собрались,
Не мигая, смотреть в этот сад…

Любезнейший Макар Алексеевич!

Мне так хочется сделать вам что-нибудь угодное и приятное за вашу любовь ко мне, что я решилась отыскать мою тетрадь, которую и посылаю вам. Я начала её ещё в счастливое время жизни моей… Вы часто расспрашивали меня о матушке, о Покровском…

«Как я любила осень в деревне!.. – пишет Варенька. – Осенний вечер я любила больше, чем утро. Помню, в двух шагах от нашего дома, под горой, озеро. Это озеро, – я как будто вижу его теперь, – было такое широкое, светлое, чистое, как хрусталь! Бывало, если вечер тих – озеро покойно; на деревьях, что по берегу росли, не шелохнёт…

Падает роса на траву, в избах на берегу засветятся огоньки, стадо пригонят – тут-то я и ускользну тихонько из дому, посмотреть на озеро, и засмотрюсь, бывало»…

Словно всё и горит, и звенит заодно,
Чтоб мечте невозможной помочь;