Альманах «Истоки». Выпуск 12

Перед графическим полотном «Золотой петушок»

Александру Воронкову

О, не о том писать охота,
Что нас к трагедиям ведёт:
Но снова «тайная свобода»
Сказать по-пушкински зовёт.
И если выстрадано право —
Поспорить с временем холстом,
То стычка с Властью, Боже правый,
В душе отметится Крестом…
Предвидя горькие годины,
Рисует твёрдая рука
Пиры, убийства и руины
В бесовском вое сквозняка.
Былых соблазнов наважденья
Волнуют музыку строки,
И поле нового сраженья
Готовят давние грехи.
Как искушения бездонны,
Как преступленья велики —
Вольготно царствуют Додоны,
Возмездье кличут петухи…
29 ноября 2007 года, РАХ

Перед памятником А. С. Пушкину в Мехико

А. А. Бичукову

Много ль помнится «чудных мгновений»
В суете, окружающей нас?..
Вечный Пушкин – нечаянный гений,
Что ты в Мехико ищешь сейчас?
Реет факелом долгая стела,
Пышет радостью бронзовый бюст.
И как будто с иного предела
Сей огонь несгорающих чувств.
От его многолетнего зова
Сквозь века длится пламенный рай,
Тайный жар вдохновенного слова
Осеняет воинственный край.
Видно Мексики небо седое
Охраняет в просторах своих
Всей России чело золотое
И божественный пушкинский стих.

    6 июня 2009 года

Поэзия

Ирэна Сергеева

Стихи о Пушкине

В ночь! Прочь от первых поцелуев,
от непорочных лет лицейских!
Фонтанка. Театр. Мост Поцелуев…
Коломна… Снег… Мост Полицейский…
Нет, нет и нет! Ещё не этот —
январь шагов твоих последних!
Не тот! Не этот. И не этот…
А кто стихов твоих наследник?..

* * *

Полюбить лицеиста – не думать
о судьбе его и о стихах…
Шёлк волос его – счастье в руках,
одуванчик, так хочется дунуть,
но от невского ветра сберечь
прелесть, юность, свободную речь.

* * *

Этот кот уже учёный,
по цепи не ходит он…
А народ, хотя крещёный,
сказки любит, сладкий сон…
Александр Сергеевич Пушкин,
наш любимейший поэт,
знал, почто стреляли пушки,
ошибался, чаще – нет…
И суда на это нет.

Алеко

В таборе Пушкина

наверняка, называли,

как своего, Алеко

Смотрел коня он на базаре.
Пришли – прослышали о нём —
цыгане: «Одари нас, барин,
тебе и спляшем и споём».
И в таборе, в степи молдавской,
кудряво-смуглый, как цыган,
он чудной любовался пляской,