История Российской научно-популярной прессы в социально-культурном контексте

Массовизация информационного процесса вызвала ответную реакцию властных структур. Ограждение народа от «вредной» информации – проблема древняя. Так, еще в 1681 г. Соборное постановление об учреждении новых епархий было пронизано этой озабоченностью: в нем содержался запрет на выписки из книг Священного Писания, поскольку при этом допускаются ошибки, искажения, которые «простолюдины, не ведая, принимают за истину»[31 - Российский государственный исторический архив (далее – РГИА). Ф. 908. Оп. 1. Ед. хр. 168. Л. 84 об.]. Такое же отношение было и к народному творчеству, лубку. Даже в середине века по распоряжению министра народного просвещения П. А. Ширинского-Шихматова от 23 мая 1850 г. «лубочные картины», не проходившие ранее никакой цензуры, приравняли «к афишам и мелким объявлениям», подведомственным надзору полиции[32 - РГИА. Ф. 908. Оп. 1. Ед. хр. 168. Л. 82–83.].

При министре народного просвещения С. С. Уварове (занимал должность в 1833–1849 гг.) обращенная к массовой аудитории периодика удостоилась особого внимания со стороны властей. Были введены в практику правила для издателей, ограничивающие их предпринимательские возможности и книжную торговлю. Главное правление училищ решило не допускать широкого развития дешевых изданий для народа, которое, по мнению этого органа, «приводит низшие классы некоторым образом в движение и поддерживает оное как бы в состоянии напряжения», что «не только бесполезно, но и вредно»[33 - Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения / сост. С. В. Рождественский. СПб., 1902. С. 335.]. Обострение внимания к этой проблеме было связано с ростом информационного потока, который стал выходить на все большую аудиторию. Представители власти пытались решить возникавшие при этом вопросы с опережением во времени.

Проблемы народной литературы, просвещения народа приобрели в свете уваровской триады (православие, самодержавие, народность) политическую окраску. Министр в этом вопросе занимал своеобразную позицию. Он хорошо видел наметившуюся демократизацию информационного процесса. В докладе императору 10 марта 1834 г. он замечал: «…вкус к чтению и вообще литературной деятельности, которые прежде заключались в границах сословий высших, именно в настоящее время перешли в средние классы и пределы свои распространяют даже далее». В то же время в министерство от многих лиц «начали поступать прошения о позволении им периодических изданий вроде выходящих в чужих краях под названием Penny Magasine, Heller Magasine и проч.».

Эту проблему Уваров сформулировал так: «Полезно ли допускать введение и укоренение у нас сего рода дешевой литературы, которой цель и непосредственное следствие есть действование на низший класс читающей публики?» – и вынес на обсуждение Главного управления цензуры. Сам же министр пришел к выводу, что дешевая литература препятствует умственному развитию, представляя собой поверхностное чтение, поэтому считал, что «необходимо отклонить введение у нас дешевых простонародных журналов». Николай I поддержал его: «Совершенная истина, отнюдь не дозволять»[34 - Цит. по: Котович А. Н. Духовная цензура в России (1799–1855 гг.). СПб., 1909. С. 300–301.].

Бюрократический аппарат решил взять в свои руки руководство народным чтением. Общими усилиями ведомств и особенно церкви стали готовиться популярные сборники: «Нравоучительные разговоры для воспитанников удельных училищ», «Книга для чтения воспитанников сельских училищ» и др., выходила религиозная нравоучительная литература[35 - Подробнее об этом см.: Котович А. Н. Духовная цензура в России (17991855 гг.). СПб., 1909. С. 301–325.].

17 марта 1850 г. председатель «Комитета 2 апреля 1848 года» делал доклад императору о народной литературе. Поводом к этому событию послужил выход в свет в Москве 11-м изданием одного из наиболее распространенных народных романов – «Повести о приключении английского милорда Георга». Комитет предложил министру представить соображения: «Каким бы образом умножить у нас издание и распространение в простом народе чтения книг, писанных языком, близким к его понятиям и быту, и под оболочкою романтического или сказочного интереса, постоянно направляемых к утверждению наших простолюдинов в добрых нравах и в любви к православию, государю и порядку». 16 марта Николай I начертал на докладе: «Согласен»[36 - Русская старина. 1903. Т. 115. Кн. 8. С. 424.].

П. А. Ширинский-Шихматов отчетливо понимал характер популярной, народной литературы, особенности творческого процесса и, конечно, социальный заказ власти. «Чтобы быть истинно народными, – замечал министр в докладе императору, – книги требуют от сочинителя своего особенного дарования, неиссякаемого остроумия, всегда прикрываемого простотою и добродушием, совершенного знания обычаев низшего класса и, наконец, близкого знакомства с их общежитием, по большей части, весьма удачно выраженными в пословицах и поговорках… Писатель народных книг должен быть проникнут живою верою православной церкви, носить в груди своей безусловную преданность престолу и сродниться с государственным и общественным бытом. Только тогда, передавая собственное убеждение читателям своим, он может незаметно согревать и развивать в сердцах их врожденное всякому русскому чувство уважения к вере, любви к государю и покорности законам отечественным»[37 - Там же.].

Ширинский-Шихматов предлагал издавать книги духовного содержания «в значительном количестве экземпляров и продавать повсюду по самой умеренной цене». Интересна реакция Николая I, утвердившего доклад в тот же день, но скорректировавшего устремления министра: «Не упускать из виду и издания для простого народа книг гражданской печати занимательного, но безвредного содержания, предназначая такое чтение преимущественно для грамотных дворовых людей»[38 - Там же. С. 426.]. Почти одновременно (15 апреля) Ширинский-Шихматов представил императору второй доклад – «О средствах враждебного монархическим началам, и от заразы коммунистических мнений, стремящихся к ниспровержению оснований гражданского общества». В этом докладе также речь шла о народной литературе.

В 1850-е годы все большее место в системе информирования общества стала занимать газета, информационный поток нарастал. И высшие цензурные инстанции были озабочены, как бы до читателя не стали доходить сведения, на их взгляд, ему ненужные или вредные. Проблема еще более активно муссировалась и в «Комитете 2 апреля 1848 года», и при Ширинском-Шихматове, новом министре народного просвещения[39 - Подробнее об этом см.: Жирков Г. В. Век официальной цензуры // Очерки русской культуры XIX века: власть и культура. Т. 2. М., 2000. С. 200–203.]. Показательна реакция комитета на появление в 1855 г. в «Земледельческой газете» (№ 37) статьи профессора Императорского Санкт-Петербургского университета С. Куторги «Введение к почвознанию. Геологическая участь нашей земли», где речь шла о геологических периодах, процессах формирования земной коры. В связи с этой публикацией министерство народного просвещения по требованию Синода дало указание печати, чтобы «статьи подобного рода о предметах, уместных только в специальных ученых изданиях и доступных одним образованным читателям, были одобряемы к печати со всевозможною осмотрительностью, а в газетах и периодических изданиях, назначаемых более для популярного чтения и общедоступных, вовсе не были допускаемы к печати»[40 - Цит. по: Лялина Г. С. Цензурная политика церкви в XIX – начале XX в. // Русское православие: вехи истории. М., 1989. С. 473.].

Таким образом, вплоть до середины XIX в. во власти (с учетом и руководства Русской православной церкви) в отношении народного просвещения, популяризации научных знаний господствовал если не «враждебный», по словам Вернадского, «элемент», то сдерживавшее их развитие и распространение в народе отношение.

Третий период – капитализации и демократизации российского общества – начался с эпохи реформ 1860-х годов и завершался революциями 1917 г. Вторую половину XIX столетия ученые называют золотым веком естествознания, весной русской науки. Этот период вывел русскую науку на одно из первых мест в мире[41 - Бастракова М. С., Павлова Г. Е. Наука: власть и общество // Очерки русской культуры XIX века: власть и культура. Т. 2. М., 2000. С. 355.]. Имена Д. И. Менделеева, А. Н. Бекетова, И. И. Мечникова, И. М. Сеченова, В. В. Докучаева, А. М. Бутлерова, А. О. Ковалевского и других российских ученых стали известны далеко за пределами страны.

Реформы Александра II оказали мощное всестороннее влияние на российское общество. Происходит существенное расширение контента публицистики. Он обогащается научной, экономической, деловой информацией. В декабре 1867 г. в Петербурге состоялся первый в России съезд естествоиспытателей. Уже само по себе это событие говорит о произошедших сдвигах в жизни страны.

На съезде слушался доклад председателя Общества любителей естествознания, геолога Г. Е. Щуровского «Об общедоступности или популяризации естественных наук». Выступавший считал, что «естественно-исторические науки… рвутся, так сказать, из кабинета ученого, чтобы сделаться общим достоянием народов»[42 - Щуровский Г. Е. Об общедоступности или популяризации естественных наук (речь, произнесенная на съезде 28 декабря 1867 г.) // Журнал Министерства народного просвещения. 1868. Январь. Часть CXXXVII. С. 39.]. По его мнению, наука достигла высочайшего уровня. Во-первых, есть что популяризировать. Многие крупные ученые – Араго, Дарвин, Лейль, Тинндаль, Шлейден – одновременно обладают даром популяризаторов знаний. «В популярных сочинениях естествознание должно быть, кроме чисто научного, и прикладным или практическим». Во-вторых, не менее важна получившая развитие в мире «практическая популяризация». В России появились зоосады, аквариумы, лаборатории, научные кабинеты, выставки. Парижская выставка стала энциклопедией по всем наукам. Такой же характер имела Московская этнографическая выставка, встреченная обществом с «теплым сочувствием». Все это «доказывает, что общедоступность или популяризация науки в наше время становится потребностью всякой образованной страны». Много внимания Щуровский уделил родному языку как могучему средству популяризации. Московское общество любителей естествознания внесло в свою программу задачу – «заботиться о разработке научного родного языка».

Докладчик определил популяризатора как «специалиста, даровитого, с могучим словом и обширными сведениями в других науках», который должен понимать характер своего народа и «со всей чуткостью прислушиваться к биению его пульса – к народному чувству»[43 - Щуровский Г. Е. Об общедоступности или популяризации естественных наук (речь, произнесенная на съезде 28 декабря 1867 г.) // Журнал Министерства народного просвещения. 1868. Январь. Часть CXXXVII. С. 41.]. На тот момент же в России только было положено начало популяризации науки.

В этот исторический период начинают выходить многие научные и научно-популярные издания: в 1859 г. – «Вокруг света» (издатель М. О. Вольф), в 1863 г. – «Самообразование», в 1864 г. – «Иллюстрированный учено-литературный журнал» (оба издавал М. А. Хан). В 1874 г. насчитывалось уже 8 медицинских журналов, а в 1891 г. их стало 28. С 1874 г. выходит популярный журнал по гигиене «Здоровье». В стране появляются технические, научные, экономические журналы: «Известия Русского географического общества», «Известия Геологического комитета», «Юридический вестник» «Экономический журнал» и др. С 1866 по 1894 г. число журналов, имевших непосредственное отношение к различным отраслям науки, выросло более чем в четыре раза – с 91 до 388. Первое место по численности занимали журналы «по естествознанию, математике и их прикладным значениям»: в 1890-е годы они составляли почти 60 % всех научных изданий (230 из 406)[44 - Россия: Энциклопедический словарь. Л., 1991 (Факсимильное издание Энциклопедического словаря Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. СПб., 1898). С. 418.].

В большинстве частных изданий печаталась разнообразная научно-популярная информация. Так, в самом распространенном к концу века журнале в России «Нива» (издатель А. Ф. Маркс, тираж – 250 тыс. экземпляров) за 1870–1899 гг. было помещено научно-популярных статей и заметок: по родиноведению – 2523, географии – 1556, изобретениям – 967, естествознанию – 761, истории – 667, медицине – 427, статистике – 398, астрономии – 220, археологии – 124. Такого рода информация содержалась и в биографических очерках (2131), в разделе «Библиография» (1904), в публикациях о выставках (136) и др.[45 - Торопов А. Д. Систематический указатель литературного и художественного содержания журнала «Нива» за 30 лет (1870–1899 гг.). СПб., 1902.]

Портфель большинства издательств содержал научно-популярную литературу. Особое место в издании народной литературы занимает организованное в 1884 г. по инициативе и при активном участии Л. Н. Толстого некоммерческое издательство «Посредник». Его тематический план включал разделы научно-популярной литературы: описание разных земель и народов, природоведение; гигиена, лечение и уход за больными, половой вопрос, вопросы о пьянстве и курении; вегетарианство; экономические и общественные вопросы; деревенское хозяйство и крестьянская жизнь; народное полеводство, садоводство и огородничество, скотоводство, птицеводство и скотолечение; травосеяние, пчеловодство; производство, промыслы и ремесла; лечение болезней, распространенных в деревнях, и сбережение здоровья[46 - Коничев К. И. Русский самородок. Повесть о Сытине. Л., 1966. С. 83–84. Подробнее об этом см.: Жирков Г. В. «Посредник» – издательство нового типа: союз «совместных» редакторов // Материалы Толстовских чтений 2014 г. в Государственном музее Л. Н. Толстого / отв. ред. Л. В. Гладкова. М., 2015. С. 249–261.].

Но и во второй половине XIX в. научная мысль в России, научная популяризация сталкивались со значительными препятствиями со стороны цензурных ведомств. Показательны в этом смысле примеры ситуаций с запретами печатной и рукописной продукции издательства «Посредник», редакция которого даже выработала специальную политику взаимодействия с цензурными комитетами[47 - Подробнее об этом см.: Жирков Г. В. «Посредник» и единый фронт цензуры // Жирков Г. В. Л. Н. Толстой и цензура. СПб.:, 2009. С. 113–140.], в результате чего «Посредник» и в условиях жесткого цензурного режима мог успешно функционировать. В 1894 г., например, издательство выпустило 107 названий народных книг и вышло на второе место в стране (после огромного сытинского предприятия) по числу наименований изданной народной книги и на третье место – по тиражу[48 - Книга в России: 1891–1895. СПб., 1997. С. 173.].

Интересна для нашего исследования и борьба внутри самого цензурного ведомства вокруг проблем распространения в стране иностранной литературы, в которой часто бытие осмысливалось с материалистической точки зрения. Один из наиболее важных принципов Комитета цензуры иностранной (КЦИ) под руководством Ф. И. Тютчева явно приходил в противоречие с существовавшими в России установками. Он сводился к тому, чтобы как можно меньше запрещать иностранной литературы, ввозимой в Россию. В отчете КЦИ Главному управлению по делам печати за 1866 г. объясняется: «Но как умственный уровень с каждым годом возвышается, то естественно, что цензурные действия должны быть весьма осмотрительны и уже никак не иметь характер чисто запретительный, как это было в прежние годы»[49 - РГИА. Ф. 779. Оп. 1. Ед. хр. 237. Л. 61. Подробнее об этом см.: Жирков Г. В. Век официальной цензуры // Очерки русской культуры XIX века: власть и культура. Т. 2. М., 2000. С. 227–234.]. При этом Тютчев считал, что лучше дать слово критике сомнительного сочинения, чем его запрещать.

Интересно в связи с этим принципом разъяснение в отчете за 1870 г. по вопросу, почему КЦИ стал меньше запрещать философской литературы. Три основных философских школы – рационалистов, материалистов и позитивистов – «имели огромное влияние» в 1860-е годы. «Смелые идеи, развиваемые такими писателями, как Фейербах, Шопенгауэр, Бюхнер, Конт и их последователи, – отмечается в отчете КЦИ, – читались с величайшим любопытством, проникали везде и повсюду. Цензура должна была поэтому действовать тогда строго…»[50 - РГИА. Ф. 779. Оп. 1. Ед. хр. 237. Л. 61.]

Действительно, еще в 1852 г. цензура запретила как «весьма опасное» сочинение «Лекции о сущности религии» Л. Фейербаха (Лейпциг, на немецком языке). Синод считал, что Гегель и Фейербах «больше нанесли вреда христианству своими языческими идеями, нежели все безбожники-энциклопедисты прошлого столетия»[51 - Там же.]. Работы Фейербаха в России были запрещены и к переводу. В годы Первой русской революции цензурная плотина была взорвана, и многие труды ученого («История новой философии», «Теогония», «Сущность христианства» и др.) были переведены и изданы. После 1910 г. по решению цензурного ведомства они были уничтожены[52 - Л. Фейербах и царская цензура. Публикация И. Ф. Ковалева // Вопросы истории религии и атеизма. Вып. 12. М., 1964.].

Синод в борьбе с материалистическим научным направлением нашел своеобразный прием: он стал использовать труды оппонентов по-своему. К примеру, Московский духовный комитет в 1863 г. одобрил выход в свет «Философии духа» Г. Гегеля. Цензоры считали, что издание этого труда «в настоящее время на русском языке могло бы иметь то последствие, что оно – по своему идеализму – могло бы служить некоторым отпором современному наплыву материалистических мнений в светскую нашу литературу, а кроме того, представила бы собою довольно поучительный пример совмещения свободы мнений с уважением к авторитету родного вероисповедания»[53 - Цит. по: Лялина Г. С. Цензурная политика церкви в XIX – начале XX в. // Русское православие: вехи истории. М., 1989. С. 480.].

Однако к 1870 г., как отмечается в отчете КЦИ, «философия приняла более умеренное и одобрительное направление», Фейербах даже в Германии оказался «не в моде». Цензура в 1870 г. обратила внимание лишь на 18 сочинений, в основном французских авторов, содержащих «ученические рассуждения» о религии[54 - РГИА. Ф. 779. Оп. 1. Ед. хр. 237. Л. 61.].

В 1865 г. – в период реформирования цензуры в стране – Ф. И. Тютчев предлагал министерству внутренних дел в официальной бумаге: «Председатель комитета полагал бы равно возможным: изъять из цензурного рассмотрения все книги, которые по изложению и содержанию предназначены не для публики, а лишь для специально ученых и занимающихся философией. Сюда можно было бы отнести по всем школам философии и именно авторов, хотя и не удовлетворяющих требованиям устава, но излагающих научные истины умеренно, спокойно, научным образом и без явной полемики против церкви и государства»[55 - Там же. Ф. 774. Оп. 1. Ед. хр. 39. Л. 67.]. 31 декабря 1870 г. профессор И. М. Сеченов обратился в комитет с просьбой выдать ему «для собственного употребления» удержанные цензурой отдельные листы нового сочинения Ч. Дарвина Thе descent of man («Происхождение человека»), которые ему высылались английскими издателями по мере их отпечатки. На просьбе стоит резолюция: «Дозволяется. Ф. Тютчев»[56 - Там же. Ф. 776. Оп. 2. Ед. хр. 2. Л. 3.]. Однако дело с разрешением труда Дарвина к распространению в обществе затянулось: выполняя распоряжения начальства, КЦИ возвращался к нему 20, 27 января и 24 марта 1871 г. Тютчев хорошо понимал, что развитие мыслительной деятельности человечества самоценно, ее многообразие можно рассматривать и как дар Божий. Представление КЦИ от 27 января 1871 г. в Главное управление по делам печати, подписанное Тютчевым, опирается на целую систему аргументов, включающих и те, что касались духовной цензуры:

• новая работа Ч. Дарвина – продолжение его замечательного труда «О происхождении видов», одобренного ранее цензурой;

• имя автора уже имеет всемирную известность;

• его сочинение строго научно по форме;

• оно «переводится и комментируется всеми более или менее серьезными органами печати обоих полушарий»;

• учитывая возможные препятствия со стороны духовной цензуры, КЦИ специально отмечает, «что автор, хотя и доказывает происхождение человека различно от того, как это значится в книгах Ветхого Завета, но, идя строго научным путем, он не касается книг Священного Писания и не опровергает их, а, напротив, относится с уважением к “облагораживающей вере” в существование Всемогущего Бога; что наша Духовная цензура пропускала к обращению в публике сочинения геологические, в которых на основании веками рождающихся формаций также доказывалось происхождение человека различно от библейского указания»;

• подчеркивая невозможность скрыть от общества появление такого произведения, КЦИ разъясняет: «…налагая свое veto на сочинение столь популярного научного автора, как Дарвин, комитет поставит в затруднительное положение как цензурное ведомство, а также и печать, которая не преминет при всяком удобном случае цитировать или ссылаться на сочинение Дарвина»;

• следует последний аргумент, соответствующий принципам, исповедуемым Тютчевым – руководителем КЦИ: «…наконец, ставя преграды к ознакомлению русской публики с теорией такой всемирной значимости, какова теория Дарвина, – тем не менее цель не будет достигнута, потому что так или иначе, а русская интеллигенция ознакомится с учением современного светила науки – каким его считают, следовательно, гораздо рациональнее предоставить делу критики опровергать ошибочность теории автора»[57 - РГИА. Ф. 776. Оп. 2. Ед. хр. 2. Л. 16.].

Блестящий пример всесторонней аргументации необходимости распространения в русском обществе труда великого английского ученого. И после выхода в свет второго тома его сочинения 24 марта 1871 г. оно было комитетом «дозволено в целости»[58 - РГИА. Оп. 2. Ед. хр. 20. Л. 172. 12 апреля 1871 г. выдача публике книги Ч. Дарвина по распоряжению Главного управления по делам печати была приостановлена.]. Но борьба в России вокруг произведений Дарвина продолжалась. Она нашла отражение в сатирической поэме А. К. Толстого «Послание к М. Н. Лонгинову о дарвинисме» (1872 г.), заканчивавшейся словами:

Брось же, Миша, устрашенья,
У науки нрав не робкий,
Не заткнешь ее теченья
Ты своей дрянною пробкой![59 - Толстой А. К. Стихотворения. Царь Федор Иоаннович. Л. 1958. С. 361. Михаил Николаевич Лонгинов в 1871–1874 гг. был начальником Главного управления по делам печати.]

В итоге цензурному ведомству пришлось уступить: все крупные произведения Дарвина как малодоступные для понимания широкого круга читателей в России были изданы. Запрету подверглись сокращенные переводы его книги «Происхождение человека и половой отбор» (четыре издания), а также книги и статьи, которые популяризировали дарвинизм. Так, два тиража наиболее известного сочинения Э. Геккеля, немецкого естествоиспытателя, последователя Дарвина («Мировые загадки»), были сожжены в 1902 и 1906 гг.[60 - Грекулов Е. Ф. Православная церковь – враг просвещения. М., 1962. С. 170–172.]

И в начале XX в. противоречия между духовным и светским взглядами на бытие человека оставались обостренными. В 1903 г. в Париже была издана на французском языке книга И. И. Мечникова «Этюды о природе человека». В России она должна была выйти на родном языке в журнале «Научное слово». Автор, учитывая духовную цензуру, сделал в книге ряд купюр, но и это не помогло. Цензура посчитала, что ученый доказывает в ней несостоятельность и праздность религиозных теорий, отвергает загробную жизнь и бессмертие души. Книга была запрещена. Позже под давлением общественности цензурное ведомство, указав на дополнительные сокращения в ее тексте, позволило публикацию труда Мечникова на русском языке и, имея в виду специалистов, к распространению в России ее французского варианта[61 - Преследование царской цензурой книги И. И. Мечникова «Этюды о природе человека». Публикация Я. М. Притыкина // Ежегодник Музея истории религии и атеизма. Т. 4. С. 287–289.].

К тому времени в обществе вызревала мысль, точно сформулированная в выступлениях химика Н. Н. Бекетова: «Задача науки в общем поступательном движении человечества – двоякая, она не только стремится к новым открытиям, расширяющим кругозор его, и накопляет знания, но она в то же время стремится распространить эти знания, дабы просветить возможно большие круги населения. Она не может ограничиться одной работой для науки, роль ее общественная»[62 - Бекетов Н. Н. Речи химика. СПб., 1908. С. 176.].

Бекетов вычленяет два этапа развития научно-популярной мысли и публицистики. Первый – это пропаганда самой науки, отстаивание ее автономности от мистических, религиозных воззрений. Второй – этап научной популяризации знаний, достижений науки, направленный на их внедрение в практику человеческого общества. «Весна науки» обострила борьбу церкви с нею. Церковь создает свою печать, сеть философских изданий, мобилизует духовных публицистов на противодействие распространению естественно-научных знаний[63 - См.: Жирков Г. В. Журналистика России: от золотого века до трагедии. 1900–1918. Ижевск, 2015. С. 234–305.].

Радикальное решение исследуемой проблемы произошло при строительстве нового общества в СССР. Советская власть предприняла всевозможные попытки по вытеснению влияния религии, особенно Русской православной церкви, на духовную сферу, что способствовало развитию и углублению процесса всесторонней секуляризации жизни общества. Если на Западе этот процесс шел стихийно, хотя и находил определенное отражение в правовых документах, то в СССР руководящая партия, считая идеи коммунизма и религиозные воззрения несовместимыми, с помощью в первую очередь журналистики строила в стране секулярное общество. В этом смысле в России, по выводам священника Г. Ореханова, уже складывалась определенная традиция: с 1840-х годов идея социализма становится «секулярным эквивалентом религиозного мировоззрения»[64 - Ореханов Г. Русская православная церковь и Л. Н. Толстой: конфликт глазами современников. М., 2010. С. 43.]. Большевики фактически старались довести эту тенденцию до ее логического конца. Однако процесс секуляризации носит общецивилизационный характер. Массовые коммуникации, включая кинематограф, литературу, искусство, несли в советское общество, как и в любое другое в то время, светские духовные ценности.

Советский период – господства секуляризированного общества – был четвертым в эволюции научно-популярной публицистики, и он по-настоящему еще не исследован[65 - Об этом см.: Жирков Г. В. Печать в системе антирелигиозной пропаганды периода нэпа (1921–1927 гг.) // Медиаскоп. 2014. № 4.]. Наконец, пятый период, современный, можно охарактеризовать как неопределенное состояние общества в этом отношении.

§ 2. История развития технического знания

Анализ истории развития технического знания предполагает в качестве первого шага определение терминологического и понятийного аппарата изучаемой темы. К числу основных понятий относятся «техника», «технология», «техносфера», «техническое знание», «технические науки», «ноосфера».

Понятие «техника» может быть определено как:

• совокупность технических устройств;

• результат природопреобразующей технической деятельности, научно-технического творчества;

• материализованное, овеществленное, опредмеченное знание;

• «вторая», преобразованная, природа, природный материал, превращенный в органы человеческой воли.

Такое понимание техники сближает ее с технологией. В настоящее время выделяются два основных подхода к пониманию технологии: узкий и широкий. Под технологией в узком смысле понимается функционально-операционный аспект техники – весь спектр действий, выполняемых в определенной последовательности в процессе применения техники в любой сфере деятельности. Под технологией в широком, философском, смысле понимается часть «второй» природы, опосредствующей отношение человека к «первой», внешней, не созданной им природе.

Большое значение для понимания современного периода развития технических знаний имеет понятие техносферы, в содержание которого включаются: