Пещера казалась небольшой, но эхо от шагов напоминало барабанный оркестр. По связанным запястьям стекали маленькие капельки. В тусклом свете было непонятно, пот это или кровь. Руки были связаны так туго, что любое движение могло протереть их до кости. Затылок оставался под наблюдением дула пистолета какого-то старика.
Стены пещеры были прямыми, никаких крутых выступов или выбоин. Потолок был украшен картинами с непонятными рисунками. Она казалась бесконечной, стены уходили вглубь, постепенно превращаясь в тень.
– Что это за место? – скрипучим от жажды голосом спросил парень.
– Его хр… – сухой кашель перебил старика. Он вытер кровь с губ свободной рукой, – Это его храм.
– Его?
– Куото… Многоликого. Сомневаюсь, что тебе это что-то скажет.
– Зачем ты меня сюда привел?
Старик переложил пистолет в правую руку, левой из кармана достал зажигалку и сигарету. Для его возраста пальцы работали ловко. Он подкурил и сделал затяжку. Кашель казался тяжелее, чем в первый раз, но продолжался недолго.
– Что делали в древности в святых местах? Приносили жертву. Взамен боги давали свое благословение. Хех! Самовнушение в чистом виде. О настоящих чудесах знали лишь просвещенные.
– Чудесах?
– Существа, способные изменять природу вещей, как бы нелепо это ни звучало. Куото – один из них. Они тоже требуют жертв, но их дары более… м-м-м… ощутимы.
Парень шёл всё медленнее и медленнее. Его тонкие ноги начинали спотыкаться на ровном месте. Он ловил капли пота языком, чтобы почувствовать хоть какую-то влагу во рту.
– Если не дашь мне сделать хоть глоток, то придется тащить мой иссохший труп.
– Мы уже в пещере, так что… – он достал из-за пояса небольшую флягу. – Думаю, можно дать поблажку.
Старик сделал пару глотков и кинул фляжку перед ним. Парень потряс её возле уха. Сделав большой глоток, он искривился, но сплевывать не стал.
– Что это?
– Виски.
Старик вытянул флягу из его рук и указал вперёд. Они шли дальше, медленно, но верно. На стены падали тени, но их было гораздо больше, чем две. Это были до нелепости высокие люди, сутулые, с огромной угловатой прорезью на месте рта. Их ноги не двигались, но они плыли по стенам, вслед за дуэтом. Парень испуганно оглядывался. Может, это от обезвоживания, может, от виски. В одном он был уверен – пистолет настоящий.
– Мы идем уже целую вечность, а твоего алтаря и близко нет.
Старик усмехнулся:
– Ты уверен? Как по мне, мы практически уперлись в него носом, – старик указал на два столба, стоящих друг напротив друга. На одном из столбов красовалась маска «Комедии», на другом «Трагедии». Обе будто раскрывали рот шире, по мере приближения. – Мы пришли, Лёша. Алтарь Многоликого.
– Я думал, он будет в конце.
– Не дай себя обмануть. Оружие Куото – это иллюзии.
Он кинул фляжку вперёд. Она летела к дальней стене, даже не думая падать. Пространство за столбами начинало темнеть, а дальняя стена приобретала совсем другую форму, человеческую.
– Что за…?! – Алексей сделал пару шагов назад, пока не упёрся затылком в дуло.
Из тени вышел человек. Лицо закрывал капюшон, а тело было покрыто мантией.
– Зачем вы здесь? – голос его был похож на беспорядочный крик тысячи людей.
– Я здесь, чтобы принести жертву на твоем алтаре в надежде, что ты выполнишь взамен мою скромную просьбу.
Человек в капюшоне стоял, не подавая виду, будто не слышал ни слова. Не увидев реакции, старик решил продолжить.
– Многоликий… тысячеголосый… посланник бездны! Меня зовут…
– Мне плевать, как тебя зовут! – перебил его Куото. – Делай то, зачем пришел!
Старик выстрелил в спутника. Пуля прошла сквозь его череп, как камень сквозь воду. На пол упал совсем не тот человек. Это было нечто безликое. Ни впадин для глаз, ни рельефа скул.
– Жертва принята, – Куото снял капюшон. Старик даже не удивился, увидев лицо своего пленного. – Назови своё желание.
Старик снова закашлял. Казалось, он вот-вот выкашляет лёгкие.
– Уверен, ты знаешь. Я очень, очень болен.
Куото криво улыбнулся.
– Я могу это исправить. Этого ты хочешь?
– Что есть здоровье, в сравнении со страхом… страхом смерти? Нет, я хочу большего, – он выпрямился и убрал пистолет. – Я… – откуда-то появился ветер, – хочу… – тени на стенах наклонились к старику, – бессмертия.
– Твоё желание, – зрачки Алексея увеличились и заполнили всю глазницу, – будет исполнено! – Черты лица начали грубеть. – Ты будешь жить… – одна часть лица стала улыбающейся маской, другая будто съехала вниз, – ВЕЧНО!
Тусклый свет становился ярче, пока не заполнил собой комнату. Откуда он светил? На это старик не обратил внимания. И что бы это изменило?
– Почти пришли, – он пнул сгорбленного парня в спину. – Ускорься.
Пещера казалась небольшой, но эхо от шагов напоминало барабанный оркестр. По связанным запястьям стекали маленькие капельки. В тусклом свете было непонятно, пот это или кровь. Руки были связаны так туго, что любое движение могло протереть их до кости. Затылок оставался под наблюдением дула пистолета какого-то старика.
Помолчим?
Автор: Генрих Шварц
Некто в предвкушении нажал металлическую кнопку лифта. Всё в нём возилось на месте и места не находило. Туфля по кафелю отбивала нервный такт. Он не смог снести клокот чувств и дактилем ринулся по лестнице. Ноздри жадно впускали и выпускали мощные струи воздуха. Номера этажей добродушно приветствовали, но в ответ – взгляд из тёмных кругов. Улыбка с оттенком маниакальности скривила его обычно сдержанные губы. Минуем невпопад этажи, рвёмся ввысь – ради цели, ради этой цели не жаль ни этажей, ни сил, ни туфель.
Достигнув своей двери, побив все рекорды, он судорожно пытался вставить ключ в замочную скважину; его потуги сопровождались прерывистым, сбивчивым дыханием. Без лишних сезамов отворилась дверь, и из квартиры хлынул густой мрак.
«Она, верно, спит», – подумал он.
Резкими движениями Некто сорвал с себя обувь – помним, что ради этой цели никаких туфель не жалко. Отсчитав с упоением девять шагов, он рысью прокрался в спальню. Женщина неподвижно лежала на кровати, отвёрнутая к стене. Мужчиной завладела неистовая дрожь. Улыбка искривила пространство, время и, конечно, губы. Сбросив одежды, сбросив балласт, оковы, путы, он бросился к ней. Он бросился к ней, сомкнув сонм рук вокруг её талии. Он исступлённо клевал её поцелуями, содрогался от каждого прикосновения к её коже, к её нежной и холодной коже.
«Я люблю тебя», – с оголенным трепетом прошептал он.
Вскоре Некто стих и обрёл покой, обнимая свою любовь. Он заснул, несмотря на дрожь – уже не от чувств, а от холода. А бойкий запах формалина опоясал воцарившуюся в комнате тишину.