И солнце по-венски.
Что же касается кофе… Увы…
С ним решено потерпеть до Москвы.
* * *
Мы в карантине: ты и я.
Я на балконе, ты на фото.
Не изменилась жизнь моя
С момента твоего ухода.
И ощущенье, как в кино:
Сижу, смотрю и жду финала.
А ты ушёл давным-давно,
По руслам высохших каналов,
Свободен, дерзок – и один,
Ты вырвался из группы риска,
Туда, где вечный карантин,
Откуда только к солнцу близко.
Карантинное
Июнь пронёсся, радостно стуча
Копытами по клавишам надежды.
С утра до ночи слышу: «Где ж ты, где ж ты?»
И пустота свободного плеча,
Коль нечего уже держать Атланту,
Хранит прикосновение одно…
Весь мир – как в школьной физике «дано»,
Но вдребезги разбиты Гегель с Кантом.
Здесь кто-то перепутал верх и низ…
Июль пришёл – а я оттуда родом.
Что ж я могу, не вылезая из
Норы своей трусливо год за годом?
Ты говорил, что мир накроет тьма,
Когда был жив и он, и ты… в реале…
Давай поставим пушкинское: «vale!»
В конце никем не вскрытого письма…
Чтоб только Бог не дал сойти с ума.
* * *
Билеты продаются в том окне —
Куда-то. А вернее, для чего-то.
И запертые наглухо ворота
Становятся податливее мне.
Там чей-то голос (только голоса
У нас ещё не заперты покуда) …
Он спрашивает, что я делать буду
В ближайшие два с четвертью часа.
Дышать. Бежать за солнцем, вдоль реки,
Постукивая термосом глинтвейна,
И трогать по пути благоговейно
Массивные висячие замки…
Приснится же такая чепуха!
Год двадцать первый. Третий день суровый.
Наощупь я бреду. И держит снова