Философия женского рода. Разговоры

Вся эта виртуальная реальность, как раз наоборот – антидом. Дом по своей сути, это место, которое создаётся сообща, семьёй, коллективом. В виртуальной реальности человек всегда один. Он может создать огромный дом, но он останется один. Дом – это общность. А современный человек всё дальше уходит от коллективизма.

Реплика из зала:

То есть важна архитектура?

Н. П. Рябчун:

Символическая наполненность архитектуры, общность моей семьи – вот, что важно.

Реплика из зала:

Правильно ли я понимаю, что именно «дома» сейчас в принципе и нет?

Н. П. Рябчун:

У отдельных людей есть, но у большинства – нет. Есть проблема в том, что дом можно создать только с другими, а другие этого не очень хотят. Вот поэтому и надо искать «сродных людей», которые создадут с тобой дом.

Реплика из зала:

Дом предстаёт как точка опоры.

Н. П. Рябчун:

Естественно, если ты живёшь с близкими, то имеешь поддержку и опору. Друзья, но ведь у нас же тут сидит большинство бездомных людей. Мы все бездомные люди. Мы живём в современном мире. Современный мир это мир бездомных людей. И современная культура создана такими людьми. Надо стиснуть зубы, ну нет дом, значит, терпи. Понимай, что это плохо. Если можешь что-то сделать в этом направлении, то делай, чтобы создать дом.

И если дом – фундаментальнейшее основание нашей жизни, а женщина – это устроительница и хранительница дома и быта. Она сама по себе уже его часть, неотъемлемое звено. И, очевидно, у мужчины и женщины отношение к быту разное. И фактически выстраивается еще один аспект различенности, эта различенность не только биологическая, но и социокультурная.

И если весь предыдущий разговор был связан с абсолютизацией различения мужского и женского, то Анастасия Григорьевна Гачева, отвечая на вопрос бо этой дихотомии, предлагает говорить о любви, причем таким образом и в таком понимании этого слова, когда мужское и женское нераздельно. И можно было бы подумать, что любовь – это то состояние, которое нивелирует различие мужского и женского, делает его не существенным. Но действительно ли это так?

А. Г. Гачева:

Важно, что, когда мы сталкиваемся с хаотическим проявлением матьмы, мы, конечно, понимаем силу и ценность мужского начала, которое, в отличие от пассивного и готового погрязнуть в этом всём женского начала, вырывается и консолидирует мир. Но если мужское будет только само в себе активно двигаться, то в мире оно приходит к дуализму, рацио и орудийно-технической цивилизации. А женский принцип – это «органический процесс» у Фёдорова, то есть эмпатия, душевность. Она даёт уже другой вектор. Орудийная цивилизация требует взять в руку палку или какое-то орудие с тем, чтобы воздействовать на мир. Женщина не изобретает, она занимается собирательством, шьёт, варит и прочее. Это нащупал ещё Соловьёв. В конце «Смысла любви» у него появляется образ сизигии. Вместо бесконечной двойной непроницаемости заступает принцип сизигии, то есть связи, соединенности. Как этого достичь? Он говорит об эротических токах организма, которые будут, как бы истекая от него, проникать во внешнюю среду и преобразовывать её не при помощи орудия, а при помощи просветлённой энергетики эроса. Согласно Горскому, это есть принцип женской эротики. Мужская эротика как бы точечная, а женская охватывает весь организм. Не случайно образ музы – это прекрасная девушка, светящаяся в облаке. Горский опирался на Фрейда, которого очень трансформировал. По Фрейду либидо исключительно мужское, поэтому женщина неполноценна. А Горский это преодолевает, женская эротика оказывается более продуктивной. Это другой принцип действия. Если эту эротику развивать, то в конечном итоге она нам даёт другую перспективу воздействия на мир. Горский анализирует сюжет дачи кожаных одежд Адаму и Еве после грехопадения. Помните? В раю они были наги и не стыдились, ведь это было другое взаимодействие с миром и соединение. Поэтому в любовном акте стремятся к абсолютной полноте соединения существ, но это только миг. То же и дружба, общая работа и дело. Горский полагал, что эта эротика «магнитно-облачная» рисует совершенно иную перспективу единения всех живых существ.

Такая была у него интуиция. Это ещё соединялось с умным деланием и молитвенной практикой. Но это уже особый разговор. Для него также важным является сам девственный образ, ещё не затронутый этой страстно-половой изнанкой, которая и превращает женщину в блудницу, во что-то такое… А Образ чистоты и цельности.

Мы можем поговорить про любовь, но выйдя за пределы только женской темы. Любовь, если мы обратимся к Новому Завету, лежащему в основании европейской цивилизации и философии, то найдём в нём знаменитый гимн апостола Павла о любви, что, не имея любви, я «медь звенящая и кимвал бряцающий» (1 Кор. 13:1). Даже говоря о нашем празднике 8 марта, мы его сопрягаем с темой любви. Хотя понятно, что любовь – это то, что соединяет людей разных двух полов. Мы имеем в мировой культуре очень много гимнов любви, написанных мужчинами. Но именно в этот день эта тема особенно проступает. Апостол Павел буквально этот гимн произносит в Первом послании коринфянам. Апостол Иоанн, которого называют апостолом любви, говорит: «Возлюбленные! Будем любить друг друга, потому что любовь от Бога» (1 Ин. 4:7). Здесь же рядом знаменитые слова апостола Павла о том, что «любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит» (1 Кор. 13:4–7). «Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1 Кор. 13:8), – следует далее. Любовь раскрывается как универсальный принцип бытия. Любовь и в античной философии занимала большое место, например, у Эмпедокла. В его философии он представлял связующий принцип бытия. Любовь – это ещё и образ совершенного бытия. Все, наверное, читали классический текст Владимира Соловьёва «Смысл любви», где он определяет принцип нынешнего мира, пребывающего в состоянии розни и смерти, вытеснения и так далее. Это принцип двойной непроницаемости вещей и существ, когда две вещи не могут занимать одну точку пространства. Мы должны толкать друг друга локтем, не находя места друг другу в одном пространстве. Это принцип войны, вражды между государствами. Везде борьба. Это принцип бытия на всех его уровнях. Принцип любви носит уже обратный характер, это принцип влечения всего ко всему, людей друг к другу, людей к вещам. Это оличевание мира и стремление к Богу. Это соединяющая сила, позволяющая соединять субъекты без ущерба для них, при этом лицо не теряется, не теряется идентичность. Поэтому русские религиозные философы, например, Николай Фёдоров, который близок Соловьёву, говорят о высшем образе любви, который является в Троице. Бог-Отец, Бог-Сын и Бог Святой Дух как божественное Семейство, в котором все Лица соединены неслиянно и нераздельно. Персонализм и единство не противоречат друг другу. Здесь не обособляющего индивидуализма-эгоизма, здесь нет места превознесения над другим, что, кстати, является мужским принципом. За этим следует принцип отталкивания, когда бунтари бегут от всех.

С. Варава:

Тогда женщина предстаёт в роли миротворицы.

А. Г. Гачева:

Да, вы правы. Не случайно принцип любви так связан с женским началом. Женщина наоборот пытается быть умиротворительницей и примирительницей. Она рождает и выкармливает дитя, являя абсолютную любовь к младенцу. В женщине больше эмпатии и сердечности. Здесь происходит сопряжение с жертвенной любовью. Можно вспомнить Богородицу у креста. Вспоминается масса удивительных образов мировой культуры. Вспоминаем и знаменитую притчу Соломона, когда настоящая мать и приёмная мать не могут поделить одного ребёнка. Приёмная мать согласна разделить ребёнка, а настоящая отказывается. Тогда Соломон и отдаёт ребёнка последней. Можно говорить об особом типе женской мудрости. Не случайно ведь это есть и образ Софии.

Разговор 2

София и женский логос

Разговор об онтологической различенности женского и мужского начала, о принципиальной необходимости этого различения заставляет нас искать те формы, в которых женская и женственная специфика явным образом обнаруживает себя, искать своеобразный эталон женственности, и многие писатели и философы находили этот эталон в Софии, в которой, как они полагают, женственность присутствует максимальным образом.

Тема природы и смысла Софии и софийности возникла очень давно. Она оформились в «осевое время» и тогда же оказалась связана с философским знанием. Софию и софийность изначально связывали с божественным творчеством. Удачное подражание божественному творчеству также называли мудростью, а творцов – мудрецами. Но скоро поняли, что мудрость пристала лишь богам, а люди, способны в лучшем случае лишь любить мудрость.

Тема Софии и софийности разрабатывалась позднее Платоном и его последователями. Именно благодаря неоплатоникам, в частности, Проклу, черты Софии и софийности были окончательно определены. Такими чертами были признаны творчество и интенсификация. Говорили и об автономии Софии (хотя Софос или Мудрость понимался эллинами в те века как мужское начало), так в своем творении София опирается лишь на себя и на свое самопознание, таким образом, она созидает сама себя. Именно самосовершенствование дает совершенство в бытии. Поэтому любое самообнаружение, интенсификация и углубление, порождение себя в совершенной форме рассматривалось как божественная черта. В этой концепции всеобщего самоуглубления мира София представлялась сразу и как основа всякого творения, то есть мировая душа, и как творящее, и как субстрат, творящее семя, живая материя, тело мира, сотворенное. Это двойственность творящего и сотворенного в их единстве надолго закрепилась в образах Софии и софийности.

Со времен гностиков первых веков к языческому образу Софии был добавлен еще и христианский образ Премудрости Божьей, то есть предвечного знания и умения творить, художественно устроить все сущее. Со временем языческий образ Софоса, как мужского начала, в христианстве сменился образом женского начала. Еще Тертуллиан говорил, что любая душа – это христианка. Со времен гностиков и немецких мистиков, в рамках христианской культуры образ Софии стал толковаться как Премудрость вечной женственности. Благодаря поддержке со стороны немецкой средневековой мистики темы Софии и софийности не потерялись в истории и вошли в состав уже новоевропейской мысли. Разработку этих тем взяли на себя современные гностики – масоны, а также, представители немецкого романтизма. Именно в тот момент эти темы заинтересовали русских мыслителей, чему имелись весомые исторические обстоятельства.