Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

Выборы 1930/31 г. не вызвали серьезных нареканий со стороны центральных властей и привлекли внимание лишь ВЦИК[111 - Зайцев П. Итоги перевыборов Советов // Сов. строительство. 1931. № 3. С. 105–114.]. После их завершения в основном рассматривались недостатки в работе по учету «лишенцев» и контролю их передвижения[112 - ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 106. Д. 235. Л. 146.]. Казалось бы, проблемы, связанные с передачей функции по выявлению и учету «лишенцев» адмотделам НКВД, должны были отойти на второй план. Так бы, наверное, и случилось, но осенью 1930 г. в результате межведомственной борьбы между ОГПУ и НКВД республиканские НКВД были расформированы, а их обязанности оказались рассредоточены между различными наркоматами.

По постановлению ВЦИК от 8 июня 1931 г. ведение учета «лишенцев» вновь возлагалось в сельской местности – на сельские, в городах – на городские советы, в городах, имеющих районы, – на районные. Руководить учетом «лишенцев» должны были президиумы ЦИК автономных республик, краевых и областных исполнительных комитетов[113 - ГАНО. Ф. Р-1347. Oп. 1. Д. 2425. Л. 161.]. На практике контроль учета, а также рассмотрение жалоб «лишенцев» были возложены на орготделы край- и облисполкомов[114 - Там же. Л. 162.]. Эти новации негативно повлияли на состояние учета и делопроизводства. В сводках, поступивших во ВЦИК в 1931–1933 гг., сообщалось, что на местах вновь стали накапливаться «залежи» жалоб «лишенцев»[115 - ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 112. Д. 23. Л. 2–15.].

В первой половине 1930-х гг. для властей оставались актуальными две проблемы, связанные с «лишенцами»: их учет и восстановление в правах. 30 октября 1931 г. ВЦИК издал постановление «О запрещении государственным учреждениям и организациям требовать от граждан предоставления справок о наличии избирательных прав», в котором, с одной стороны, пресекалась практика центральных учреждений и местных органов власти «требовать с граждан предоставления соответствующих справок»[116 - СУ РСФСР. 1931. № 69. Ст. 491.], с другой – предполагалось возбуждать уголовные дела в отношении лиц, «давших ложные сведения о наличии у них избирательных прав и пользующихся в связи с этим правами, им не принадлежащими»[117 - Там же. П. 3.].

К этому же периоду относятся документы, касающиеся восстановления в избирательных правах «кулаков», их детей и тылоополченцев. Постановлением Президиума ЦИК СССР от 3 июля 1931 г. определялись условия восстановления в избирательных правах «выселенных кулаков»[118 - Собрание законов СССР (СЗ СССР). 1931. № 44. Ст. 298.]. Принятое 17 марта 1933 г. постановление ЦИК СССР разрешало досрочно восстанавливать в избирательных правах детей «кулаков», находившихся как в местах ссылки, так и вне их, и достигших совершеннолетия, при условии, что они занимались общественно полезным трудом и добросовестно работали[119 - Там жe. 1933. № 21. Ст. 117.]. Постановление ЦИК СССР от 27 мая 1934 г. определяло порядок восстановления в гражданских правах «кулаков»[120 - Там же. 1934. № 33. Ст. 257.].

Инструкция, утвержденная Президиумом ВЦИК 27 сентября 1934 г. перед выборами 1934/35 г., подводила итог изменений законодательства о «лишенцах». Она мало отличалась от инструкции 1930 г., коррективы коснулись терминологии и содержания главы о ведении учета «лишенцев». В инструкции 1930 г. отсутствовало понятие «кулак», но приводились основные экономические характеристики крестьянского хозяйства, владелец которого мог быть лишен избирательных прав. В инструкции 1934 г. все было названо своими именами: пункты инструкции 1930 г. о «земледельцах, скотоводах, имеющих промысловые и промышленные заведения с механическими двигателями»[121 - СУ РСФСР. 1930. № 54. Ст. 654. Гл. II, ст. 15, п. «б», «в».], заменены пунктом о «кулаках», к которым уже применены дискриминационные меры, – «кулаки, выселенные за противосоветские и противоколхозные выступления из пределов сел и поселков, в которых они ранее проживали»[122 - Там же. 1934. № 36. Ст. 226. Гл. II, ст. 15, п. «к».]. Глава о ведении учета и составлении списков «лишенцев» была изменена в соответствии с решением о передаче функций учета Советам (сельским, городским или районным)[123 - Там же. Гл. III, ст. 18.]. В главе о порядке восстановления в избирательных правах были учтены постановления ЦИК СССР, вышедшие с 1931 по 1934 г.

Конституция СССР, принятая 5 декабря 1936 г., провозгласила полную победу социализма в стране и ликвидацию эксплуататорских классов. Согласно ст. 135, вводилось всеобщее избирательное право: «Все граждане, достигшие 18-ти лет, независимо от расовой и национальной принадлежности, вероисповедания, образовательного ценза и оседлости, социального происхождения, имущественного положения и прошлой деятельности, имеют право участвовать в выборах и быть избранными, за исключением умалишенных и лиц, осужденных судом с лишением избирательных прав»[124 - Конституция СССР, утвержденная постановлением VIII Чрезвычайного Съезда СССР от 5 декабря 1936 г. Ст. 135.]. Почему лишение избирательных прав было отменено в 1936 г.? Отвечая на этот вопрос, современные исследователи обращают внимание на то, что эта мера выполнила свои функции – общество стало управляемым и подконтрольным. Как образно выразились В.И. Тихонов, В.С. Тяжельникова и И.Ф. Юшин, лишение избирательных прав являлось «инструментом преобразования советского общества», который стал ненужным, как только работа по преобразованию была завершена[125 - Тихонов В.И., Тяжельникова В.С., Юшин И.Ф. Лишение избирательных прав в Москве в 1920–1930-е годы. М., 1998. С. 49.]. Лишение избирательных прав исчерпало себя и по другим причинам: оно являлось относительно мягкой дискриминационной мерой, применение которой не означало лишения человека свободы. К 1936 г. необходимость в подобного рода действиях отпала, поскольку государством были отработаны куда более жесткие репрессивные меры. Неслучайно, что в середине 1930-х гг. лишение избирательных прав как конституционная мера было отменено и начались широкомасштабные репрессии. С экономической точки зрения «лишенцы» ничего не приносили стране (в отличие от спецпереселенцев и заключенных). Однако можно ли сказать, что феномен «лишенчества» канул в лету в 1936 г. и власти забыли о бывших «лишенцах»? До середины 1950-х гг. анкеты, которые люди были обязаны заполнять при устройстве на работу, поступлении в вуз и т. д., содержали вопросы: «Были ли вы или ваши родители лишены избирательных прав, в каком году и по каким причинам? Были ли вы или ваши родители восстановлены в избирательных правах и в каком году?»[126 - Голицын С. Записки уцелевшего // Дружба народов. 1990. № 3. С. 165.] Таким образом, даже прежний правовой статус человека играл важную роль в сталинском обществе и после отмены самого института «лишенчества» влиял на его судьбу.

Практика применения избирательного законодательства в отношении «лишенцев» в Западной Сибири с начала 1920-х гг. по 1936 г

В начале 1920-х гг. сибирские власти, согласно предписаниям сверху, издавали собственные инструкции, в которых учитывались местные особенности. В 1921 г. Сибревком выпустил «Временную инструкцию по выборам в советы». В ее главе об избирательном праве в оговоренный в Конституции 1918 г. список категорий граждан, которые должны были лишаться избирательных прав, дополнительно были включены: «д) комсостав Колчаковской милиции и все сотрудники Колчаковской контрразведки… з) состоящие менее года на службе в Советских учреждениях и в Красной армии, бывшие офицеры и чиновники Колчаковской армии, а также служащие и чиновники учреждений Колчаковского правительства»[127 - ГАНО Ф. П-1. Oп. 1. Д. 169. Л. 12.]. Это новшество оправдывалось условиями только что закончившейся Гражданской войны. Впрочем, уже в 1922 г. в циркуляре о проведении выборов «колчаковские» категории были исключены из списка подлежащих лишению избирательных прав[128 - Там же. Ф. Р-1960. Oп. 1. Д. 645. Л. 12.]. В отличие от других регионов, власти которых весьма произвольно трактовали Конституцию и заметно расширяли круг лишаемых избирательных прав[129 - Лепешкин А.И. Советы… С. 187.], в Сибири особых нарушений не было. Процедурные вопросы, связанные с составлением и оглашением списков, восстановлением в правах, в местных инструкциях начала 1920-х гг. вообще не оговаривались.

По инструкциям 1922, 1924 и 1925 г. составление списков «лишенцев» возлагалось на членов сель-, вол- или горизбиркомов. Однако в Сибири этим занимались члены избирательных комиссий, как правило, в городах, да и то не во всех. В деревнях же вопрос о составе списков зачастую решался либо непосредственно на перевыборных собраниях, либо на общих сельских сходах. «Списки лишенных избирательного права повсеместно рассматривались на общих сельских собраниях, где таковые и составлялись по каждому сельсовету отдельно», – сообщал 12 ноября 1924 г. в своем докладе «о перевыборах сельсоветов и райисполкома в Анжеро-Судженском районе» секретарь райкома РКП(б) Муравник[130 - ГАНО. Ф. П-2. Oп. 1. Д. 156. Л. 160.]. Типичное явление первой половины 1920-х гг. – отсутствие в отдельных селах категории «лишенцев»[131 - Там же. Д. 134. Л. 104–105 об.].

В первой половине 1920-х гг. местные власти, не располагая подробными инструкциями и не имея опыта, по своему усмотрению определяли круг «лишенцев», не всегда в соответствии с официальными документами и Конституцией. Местные органы лишали избирательных прав «прибывших в деревню недавно», а также пожилых людей[132 - Там же. Л. 7.]. В сводках нередко встречаются сведения о причислении к «лишенцам» глухонемых, слепых, инвалидов, «замеченных в самогонокурении, а иногда и просто в пьянстве»[133 - ГАНО. Ф. Р-1228. Oп. 1. Д. 67. Л. 15.], приводятся также данные о сохранении прав тем, кому, согласно закону, они не должны были предоставляться[134 - Там же. Ф. П-2. Oп. 1. Д. 431. Л. 7.].

В целом же в этот период нарушения при лишении избирательных прав не носили массового характера. Это подтверждается, в частности, малочисленностью жалоб со стороны неправильно лишенных. Как отмечалось в отчете Славгородского уездного комитета РКП(б), за 1925 г. «количество жалоб, по сравнению с прошлой кампанией, значительно увеличилось, если в прошлый раз с города поступило одно заявление, а с уезда ни одного, то в эти перевыборы пришлось разбирать поступивших с города 14 и с уезда 17»[135 - Там же. Д. 134. Л. 159.]. Конечно, эти показатели несопоставимы с теми, которые станут характерными для будущего: в кампанию 1926/27 г. поток жалоб увеличится в десятки раз, а в 1928/29 г. – достигнет 1,5–2 тыс. на каждый округ.

В первой половине 1920-х гг. ввиду малочисленности самих «лишенцев» и поступавших от них заявлений о неправильном лишении жалобы разбирались практически сразу. Возможно, из-за отсутствия отработанных норм каждый избирком представлял себе процедуру восстановления в правах по-своему и поступал сообразно обстоятельствам. В 1925 г., когда в инструкции уже оговаривался порядок восстановления, в деревнях в нарушение норм продолжали восстанавливать в правах не после подачи заявления в избирком, а непосредственно на перевыборном собрании или сельском сходе[136 - ГАНО. Ф. П-2. Oп. 1. Д. 156. Л. 160.].

Отсутствие в начале 1920-х гг. пристального интереса самих граждан к лишению их избирательных прав объяснялось тем, что первоначально эта мера не подразумевала особых ограничений, помимо невозможности служить в Красной армии и принимать участие в выборах в советы. Кроме того, «лишенцы» не испытывали жесткого прессинга, поэтому сами и окружающие относились к подобному ограничению относительно спокойно. По крайней мере борьба за восстановление в правах не доходила до угроз, террористических актов по отношению к членам избиркомов, как это будет позже.

С появлением новой инструкции ВЦИК от 4 ноября 1926 г. вопросу лишения избирательных прав местные власти стали уделять значительно больше внимания. Их заботило прежде всего то, как толковать некоторые пункты инструкции. Наибольшее количество вопросов породило введение в круг категорий, которые лишались избирательных прав, бывших белых офицеров. Ранее, в 1925 г., возникал вопрос о лишении избирательных прав министров и товарищей министров в правительстве Колчака, занимавших ответственные должности при Сибревкоме. Но тогда речь шла всего о нескольких, хотя и ценных сотрудниках[137 - Там же. Ф. Р-47. Oп. 1. Д. 233. Л. 73.]. Инструкция 1926 г. ставила сибирские власти перед необходимостью лишать избирательных прав бывших белых офицеров, давно работавших в советском аппарате. На местах полагали, что поскольку бывшие белые офицеры и военные чиновники в связи с амнистией к десятой годовщине Октябрьской революции были сняты с особого учета ОГПУ, то они автоматически восстанавливались в правах[138 - ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 105. Д. 174. Л. 255, 270.]. Однако, как следовало из разъяснений ВЦИК, амнистия бывших белых офицеров не означала выведения их из круга «лишенцев»[139 - Там же. Л. 265.]. Более того, на просьбу Сибкрайисполкома о предоставлении избирательных прав бывшим белым офицерам, не служившим в Красной армии, но являющимся ценными работниками, ВЦИК ответил отказом, сославшись «на большие политические затруднения и осложнения в профсоюзах»[140 - РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 85. Д. 5. Л. 147.]. Однако Сибкрайисполком проявил настойчивость в своем нежелании причислять к «лишенцам» бывших белых офицеров, а также увольнять их с работы и исключать из профсоюзов. Получив разъяснение, он подключил к решению вопроса Сибкрайком. Уже на следующий день секретарь Сибкрайкома С.И. Сырцов направил телеграмму в ЦК ВКП(б) на имя С.В. Косиора, в которой просил сделать исключение для 1608 бывших белых офицеров и военных чиновников белых армий, не служивших в Красной армии, но работавших «учителями, врачами, агрономами и другими активными работниками в советском аппарате», и указал, что их «огульное лишение избирательных прав нарушает нормальную работу аппарата Края»[141 - Там же.]. Решительное отстаивание своих сотрудников властями края возымело действие, и ЦК ВКП(б) дал указание ВЦИК разрешить в отдельных случаях предоставлять избирательные права бывшим белым офицерам, не служившим в Красной армии, при условии их лояльного отношения к советской власти, членства в профсоюзах и наличия пятилетнего трудового стажа[142 - Там же. Л. 148.]. Вероятно, особая заинтересованность краевых руководителей в положительном решении данного вопроса объясняется тем, что в Сибири, в отличие от многих других регионов, очень остро всегда стояли проблемы с квалифицированными специалистами. И найти быстро замену бывшим белым офицерам просто не представлялось возможным. В сохранении этих кадров были заинтересованы и сами руководители, и коллективы, писавшие об этом в многочисленных ходатайствах.

С принятием новой инструкции у избиркомов всех уровней возникали трудности в связи с определением круга «лишенцев». В первую очередь это касалось категорий крестьян, использующих наемный труд, и торговцев. Можно было изначально предположить, что с изменением инструкции ошибки при лишении будут допускать сельизбиркомы и горизбиркомы, но, к сожалению, их не избежали даже окризбиркомы. Как указывал 20 февраля 1927 г. в докладе о результатах обследования работ по подготовке перевыборов по Кузнецкому округу ответственный инструктор Сибкрайисполкома И. Хамармер, «в части лишения избирательных прав во всех округах дело обстоит не совсем благополучно. Кузнецкий окризбирком этой частью недостаточно твердо руководил, что видно хотя бы из того, что в своем постановлении от 24 января 1927 г. окризбирком признает, что для нее (комиссии) не ясны отдельные пункты инструкции по части лишения избирательных прав, и это рассылается в районы и райизбирком. Читая, что сам окризбирком не в состоянии хорошо разобраться в инструкции, усыпили свою внимательность к этому вопросу, мол, округ не знает кого лишать, ну, а мы люди маленькие, с нас и не спросится»[143 - ГАНО. Ф. П-2. Oп. 1. Д. 1392. Л. 43.].

Что же в таком случае можно было ожидать от нижестоящих избиркомов? Нам остается только догадываться об истинных масштабах нарушений при лишении избирательных прав. Если окризбиркомы, которые были обязаны давать разъяснения нижестоящим избиркомам, разбирать на них жалобы и контролировать их деятельность, сами с трудом разбирались в инструкции, то что следовало ожидать от всех остальных? Не случайно на заседании Сибкрайизбиркома 14 февраля 1927 г. отмечалось, что «районные избирательные комиссии с трудом разбираются в 15–16 статьях [статьи об определении круга «лишенцев». – М. С.] инструкции ВЦИК»[144 - Там же. Д. 1775. Л. 35.]. Председатели отдельных сельизбиркомов даже выражали несогласие с необходимостью лишать избирательных прав крестьян[145 - Там же. Д. 1882. Л. 43.].

Общая некомпетентность членов избиркомов всех уровней создавала массу проблем. Чтобы ориентироваться в постоянно изменяющемся избирательном законодательстве и знать все тонкости инструкций, были необходимы квалифицированные, образованные работники, но таковые имелись в основном лишь в ряде окризбиркомов и крайизбиркоме.

В кампанию 1926/27 г. сибирские власти впервые стали уделять серьезное внимание технической стороне выборов – составлению списков «лишенцев», разбору жалоб, ведению учета. При составлении списков избиркомы, как правило, не укладывались в срок и не могли собрать документальных подтверждений для лишения[146 - Там же. Ф. Р-47. Oп. 1. Д. 499. Л. 62 об.].

Новой в эту кампанию для избиркомов была задача по ведению учета «лишенцев». Вышестоящие избиркомы и партийные органы отмечали недостатки в этой области, но никаких особых мер пока не предпринимали. Например, на заседании пленума Омского окружкома ВКП(б) 12 января 1927 г. отмечалось, что «учет лиц, лишенных избирательных прав в Омске, имеет бессистемный, случайный характер»[147 - Там же. Ф. П-2. Oп. 1. Д. 1381. Л. 245.]. Работники партаппарата недоумевали, как можно вести учет «лишенцев», если количество избирателей «имеет значительные расхождения в материалах ЦСУ, по сведениям Статбюро количество взрослого населения г. Омска – 70 923 чел., по сведениям городской избирательной комиссии – 47 111 чел., и по сведениям райизбиркомов – 43 726 чел.»[148 - Там жe.].

Важнейшей стороной деятельности избиркомов всех уровней, связанной с «лишенцами», был разбор жалоб на неправильное лишение и ходатайств о восстановлении в избирательных правах. В кампанию 1926/27 г. количество подаваемых жалоб резко возросло по сравнению с предыдущей. В среднем опротестовывали свое лишение около 20–25 % лишенных прав (имеется в виду подача заявлений в окризбиркомы)[149 - Там же. Д. 1803. Л. 242.]. По данным из 15 округов, окризбиркомами было удовлетворено 2338 жалоб, доля восстановленных составила 10–63 %[150 - Там же.]. Что касается райизбиркомов, то по ним имеются только отрывочные сведения о количестве поданных жалоб. Проверявший работу райизбиркомов в Кузнецком округе И. Хамармер, в то время ответственный инструктор Сибкрайисполкома, в докладе от 20 февраля 1927 г. отмечал, что в разных районах было восстановлено от 28,3 до 39,3 %[151 - Там же. Д. 1390. Л. 44.].

Деятельность избиркомов по лишению избирательных прав в кампанию 1926/27 г. точно охарактеризована в обзоре Сибкрайкома ВКП(б) от 20 марта 1927 г. – «на местах существовала полная неразбериха»[152 - Там же. Д. 1803. Л. 241.]. И с этим определением трудно не согласиться. Местные власти по сути оказались не готовы к реализации положений инструкции 1926 г. ни в определении круга «лишенцев», ни в техническом обеспечении этой работы.

Определение круга «лишенцев» создавало едва ли не главную проблему для избиркомов всех уровней при подготовке к проведению выборов в 1928/29 г. Хотя теперь инструктирование работников сель-, рай- и горизбиркомов вышестоящими избиркомами проводилось гораздо тщательнее, чем раньше, ошибок избежать не удавалось. Как и до этого, встречаются в равной мере ошибки и курьезные, и от непонимания инструкции и вполне сознательные нарушения[153 - Там же. Д. 2582. Л. 8; Д. 2790. Л. 50; Д. 2583. Л. 6.].

Особенностью перевыборной кампании 1928/29 г. стала настоящая охота за «недолишенными» «кулаками», открытая при выявлении «лишенцев». Если ранее в сводках примерно в равных долях была представлена информация о «недолишении» и «перелишении», то теперь преобладала информация о «нелишенных кулаках». Донесения акцентировали внимание на фактах «недолишения», об этом писали даже особые отчеты. Инструкторы СКИК, исходя из статистических данных, высчитали, что в Новосибирском, Бийском, Барнаульском, Омском, Рубцовском, Славгородском округах число лишенных избирательных прав «кулаков» не совпадает с количеством зажиточных хозяйств. В Новосибирском округе, по мнению функционеров, было «недовыявлено примерно 2000 кулаков»[154 - ГАНО. Ф. П-2. Oп. 1. Д. 2577. Л. 226.], в Бийском округе «по приблизительным подсчетам недовыявлено, недолишено около 7000 кулаков»[155 - Там же. Л. 228.].

В ходе рассматриваемой кампании ВЦИК и крайизбирком при лишении избирательных прав стали придавать большее значение составлению списков, учету «лишенцев» и разбору их жалоб. Включение в списки людей без необходимого документального подтверждения было массовым и основным нарушением. Как отмечалось в сводке Барнаульского окружкома от 26 декабря 1928 г., «особо распространенным явлением является лишение без документов, подтверждающих необходимость лишения права голоса того или иного гражданина, в одном из районов из числа лишенных (87 человек), только на 6 человек имеются соответствующие документы»[156 - Там же. Д. 2582. Л. 7.]. Особенно много нарушений допускали сельизбиркомы. В сводке о перевыборах Сибкрайизбиркома от 9 февраля 1929 г. как типичный пример называлось «составление списков… путем опроса населе

[157 - Там же. Д. 2483. Л. 6.]. Впрочем, и в городах ситуация была далека от нормальной. Там также часто лишали прав по «заявлениям граждан» (фактически по доносам соседей, сослуживцев, знакомых и т. д.). Но для городов главную проблему создавали организации, которые, будучи обязаны предоставлять необходимые документы, не спешили этого делать. Из окружных и краевых сводок следует, что организации либо вообще не подавали списки, либо задерживали их[158 - Там же. Д. 2577. Л. 107.].

В условиях неуклонного роста численности «лишенцев» и количества нарушений при лишении прав увеличивался и поток жалоб.

Упорство, с которым многие «лишенцы» боролись за свои права в кампанию 1928/29 г., объяснялось, в частности, тем, что условия их существования становились невыносимыми из-за дополнительного ограничения прав во всех социальных сферах. К тому времени стремление некоторых представителей власти урезать права «лишенцев» достигло своего апогея. Сибирское руководство пыталось даже несколько умерить пыл особо ретивых местных работников. Так, Сибкрайисполком распоряжением от 8 марта 1929 г. запретил исключать детей «лишенцев» из школ 1-й и 2-й ступеней и рекомендовал вернуть к учебе всех исключенных ранее, а «в отношении лиц, лишенных избирательных прав, и их детей, обучающихся в ВУЗах и техникумах, установить индивидуальный подход»[159 - ГАНО. Ф. Р-47. Оп. 1. Д. 694. Л. 73.].

В ходе данной кампании, как и предыдущей, общекраевая статистика о поступлении и рассмотрении жалоб не велась. По данным Сибкрайизбиркома, за первую половину 1929 г. по 312 из 785 рассмотренных им жалоб было принято положительное решение. Среди заявителей преобладали представители «применявших наемный труд», но лишь 24 % из них были восстановлены в правах; за ними следовала группа бывших белых офицеров, из которых было восстановлено почти 60 %; наименьшая доля восстановленных приходилась на категорию «служащих религиозных культов» (всего 4 %)[160 - Шеблецов Л. Лишение избирательных прав и учет лишенцев в РСФСР // Сов. строительство. 1930. № 3. С. 91.]. Окризбиркомы, стремясь занизить цифры, часто предоставляли недостоверную информацию о количестве поступивших жалоб, в них скапливалось много заявлений (от нескольких сотен в Омском до 1,5 тыс. в Ачинском), которые не рассматривались по нескольку месяцев[161 - ГАНО. Ф. П-2. Oп. 1. Д. 2577. Л. 8, 54.].

Проблемами, связанными с «лишенцами», власти целенаправленно занялись между избирательными кампаниями 1928/29 г. и 1930 г. Сибкрайадмотдел подробно объяснил всем нижестоящим административным отделам их обязанности, а также задачи и объем учета «лишенцев». При передаче делопроизводства из гор- и райсоветов в соответствующие административные органы выяснилось реальное положение с учетом и жалобами. По единодушному мнению представителей адморганов всех уровней, делопроизводство, касающееся «лишенцев», находилось в удручающем состоянии. Начальник Барнаульского окрадмотдела отмечал: «Фактически и дел-то никаких не существовало, а были официальные и неофициальные бумажки о лишении избирательных прав такого-то»[162 - ГАНО. Ф. П-3. Оп. 3. Д. 183. Л. 117.]. Адморганы еще не успели принять каких-либо мер по улучшению ситуации с учетом, списками, жалобами, когда вышло постановление ЦИК от 22 марта 1930 г. Создание комиссий по пересмотру списков ускорило работу в этом направлении.

31 марта 1930 г. по решению Сибкрайисполкома была организована краевая комиссия «для быстрейшей проверки списков лиц, лишенных избирательных прав и рассмотрения жалоб на неправильное лишение прав»[163 - Там же. Ф. Р-1347. Oп. 1. Д. 2425. Л. 6.]. Тем же решением предписывалось не позднее 10 апреля 1930 г. создать аналогичные окружные, городские и районные комиссии. Всю работу в крае предполагалось завершить к 1 июня.

При пересмотре списков специально созданными комиссиями выяснилось, что значительная часть «лишенцев» отсутствует на месте. Городские и районные комиссии, столкнувшись с этой проблемой, не знали, что делать с этими «мертвыми душами». Председатель краевой комиссии по пересмотру списков «лишенцев» дал указание всем окрисполкомам «списки лиц, лишенных избирательных прав, но выехавших из пределов города и о которых никаких материалов кроме списка нет, пересмотру не подвергать. Выделить эти списки с той целью, что возможны случаи, когда отдельные из них могут выявиться»[164 - Там же. Л. 39.]. Комиссии обнаружили также отсутствие документов, являющихся основанием для лишения избирательных прав. В информационном отчете о выполнении директивы о полном пересмотре списков лиц, лишенных избирательных прав в Сибирском крае от 20 июня 1930 г., отмечалось, что в делах нет справок административных, налоговых, судебных органов, личные дела «лишенцев» в сельской местности зачастую представляют собой «только выписку из постановлений бедняцких собраний и заявления отдельных граждан, непроверенные сельсоветами»[165 - Там же. Л. 28.].

Каковы были итоги работы комиссий по пересмотру списков и дел «лишенцев» и как ее оценивали вышестоящие органы власти? Комиссии по пересмотру списков и дел не уложились в отведенные им три месяца; сроки продлевались неоднократно, сначала до 15 июля, затем до 1 сентября 1930 г. Но и к сентябрю, к моменту реорганизации округов, работа была далека от завершения. Как сообщал 10 сентября 1930 г. начальник ЗСКАУ, «к моменту ликвидации округов в районах имеется большое количество нерассмотренных дел. Дела рассматриваются безобразно медленно, в работе допускается волокита, жалобщики своевременно не уведомляются о рассмотрении дела, крайне плохо поставлено оформление дел»[166 - Там же. Л. 63.].

Сибкрайком дал невысокую оценку работе краевой комиссии по проверке списков «лишенцев» и отметил целый ряд серьезных недостатков. Однако в целом краевой комиссией было сделано очень много: с 1 апреля по 20 сентября 1930 г. она рассмотрела 4333 жалобы, по ним 29 % «лишенцев» были восстановлены в правах. Нерассмотренными остались 8774 жалобы[167 - ГАНО. Ф. П-3. Оп. 3. Д. 107. Л. 50.].

Объем проделанной работы районными комиссиями по пересмотру списков и жалоб «лишенцев» оказался весьма значительным. По сведениям инструкторов ЦИК СССР, проверявших работу комиссий по пересмотру списков «лишенцев», на 1 июля «райкомиссиями было рассмотрено 61 755 лишенцев, из них исключено из списков 15 414 лишенцев, или 24,9 % от общего числа рассмотренных, городскими комиссиями рассмотрено 10 413 лишенцев, исключено из списков – восстановлено 4089, или 39,3 %»[168 - ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 108. Д. 659. Л. 49.].

Результаты проверки в некоторых городах и районах стали откровением даже для краевого руководства. Например, выяснилось, что из 5057 «лишенцев», значившихся по списку Новосибирска, «2715 человек не проживают в городе и местожительство неизвестно; 617 человек – восстановлено; 343 человека – оказались одни и те же лица занесенными в списки по несколько раз и выявлено неправильностей в порядке нумерации списков; осталось реально в списках лишенцев – 1382 человека»[169 - ГАНО. Ф. Р-1347. Oп. 1. Д. 2425. Л. 142.].

К началу выборной кампании 1930 г. комиссии по пересмотру списков «лишенцев» закончили работу. Они рассмотрели огромное количество списков, жалоб, заявлений и тем самым помогли избирательным комиссиям. Главной особенностью этой кампании явилось то, что она совпала с началом широкомасштабной акции по «раскулачиванию» крестьян.

В кампанию 1930 г. после многочисленных проверок и работы комиссий по пересмотру списков лиц, лишенных избирательных прав, у избиркомов не должны были возникать проблемы, связанные с «лишенцами». В городах составлением списков занимались горадмотделы, и дела обстояли неплохо и со сроками составления, и с документальным обоснованием лишения. Горадмотделы весь 1930 г. вели тщательную проверку и к началу выборной кампании опубликовали списки. В деревне положение с составлением списков было гораздо сложнее. Как отмечается в докладной записке инструктора ЗСКИК от 28 ноября 1930 г., сельсоветы с опаской приступали к составлению списков «лишенцев» и направляли в райадмотделы старые списки (т. е. списки, проверенные комиссией)[170 - ГАНО. Ф. Р-1347. Oп. 1. Д. 248. Л. 131 об.]. Но от сельизбиркомов требовали, чтобы они выявляли новых «лишенцев». Райкомы ВКП(б) возмущались, что «РАО предлагают при пересмотре дел лишенцев считать лишенцами тех, на кого достаточно документов… поэтому сельизбиркомы вместо организации работы по выявлению новых эксплуататоров сели за подбор материалов на тех, кто уже сосланы или распроданы»[171 - Там же. Д. 227. Л. 36.]. Райадмотделы и райизбиркомы, в свою очередь, недоумевали и с трудом понимали «требования момента». Найти новых «лишенцев» было трудно, т. к. всех, кого можно было отнести к ним, уже выявили и лишили прав еще в начале 1930 г., а позже часть из них восстановили. Чтобы выйти из трудного положения, сель- и райизбиркомы включали в списки крестьян, уже восстановленных в правах краевыми или окружными комиссиями, считая, что в их отношении было принято неправильное решение[172 - Там же. Д. 108. Л. 141.].

В 1931 г. ведение учета «лишенцев» вновь передавалось сельсоветам в сельской местности, райсоветам в городах, имевших районы, и горсоветам в городах, не имевших их. Руководство по учету в Западной Сибири возлагалось на Президиум ЗСКИК. На практике контроль ведения учета, а также рассмотрение жалоб лиц, лишенных избирательных прав, осуществлял орготдел крайисполкома. Ведение учета в 1930-е гг. стало более упорядоченным (по крайней мере, в городах), чем в 1920-е гг.

Перевыборная кампания 1934 г. проходила в условиях дефицита информации о ее ходе. Ранее в вышестоящие комиссии каждая окружная, районная, городская комиссия направляла подробные отчеты, а проверяющие инструкторы, уполномоченные – докладные записки. Крайисполком отмечал: «…чтобы судить достоверно о ситуации[,] информации с мест недостаточно»[173 - Там же. Ф. П-3. Оп. 7. Д. 583. Л. 116 об.]. Сложившееся положение, как нам представляется, было результатом потери интереса власти к проблемам «лишенцев».

Следует признать, что эта кампания 1934 г., последняя перед ликвидацией самого института «лишенчества», прошла без особых нарушений в сфере лишения избирательных прав. Возникали лишь отдельные проблемы с определением круга «лишенцев», рассмотрением жалоб и заявлений от них. Власть, имея 15-летний опыт, смогла наладить систему выявления лиц, подлежащих лишению избирательных прав, и их учет. Можно считать, что кампания 1934 г. завершила оформление практики лишения различных групп населения избирательных прав.

По завершении выборной кампании 1934 г. единственной проблемой, связанной с «лишенцами», оставалось содержание в порядке делопроизводства по ним. Как и ранее, ситуация была непростая. Крайисполком пытался навести соответствующий порядок. Была создана даже специальная картотека по прохождению дел через краевую комиссию. Постановлением ЗСКИК от 20 января 1935 г. орготдел последнего обязан был к «1 января 1936 г. тщательно проверить картотеку по прохождению дел, установив окончательную задолженность РИК и горсоветов как по жалобам, направленным на непосредственное их рассмотрение, так и по делам, запрошенным для рассмотрения в крайисполкоме»[174 - ГАНО. Ф. Р-1347. Oп. 1. Д. 2425. Л. 159.].

Орготдел крайисполкома, в свою очередь, дал указания райисполкомам и горсоветам привести делопроизводство в порядок. Отмечалось, что некоторые решения по ходатайствам горсоветами и РИК приняты неверно (в 1934 г. крайисполкомом было отменено 24 % решений, в 1935 г. – 16 %)[175 - Там же.].

Судя по тому, что в 1936 г. выходили абсолютно аналогичные распоряжения орготдела ЗСКИК, ситуация в этом секторе делопроизводства в лучшую сторону не изменилась. Современные историки могут судить об этом и по состоянию хранящихся в архиве самих личных дел «лишенцев». До конца существования института «лишенчества» не был наведен порядок в делопроизводстве «лишенцев» и работе по рассмотрению жалоб. В 1936 г., как и ранее, фиксировались факты, когда ходатайства лежали без движения по нескольку лет[176 - Там же. Ф. П-3. Оп. 10. Д. 899. Л. 411.].

Численность, состав и структура «лишенцев»

Данные о численности «лишенцев» публиковались в официальных сборниках с материалами перевыборных кампаний. Однако это не означало, что статистика была достоверной. В начале 1920-х гг.

«лишенцам» не уделяли пристального внимания по причине незаинтересованности в этом властей, и сведения собирались выборочно, для иллюстрации общих тенденций. Данные о трех избирательных кампаниях (1925, 1926/27 и 1928/29 г.) считаются наиболее полными и относительно достоверными, в сборниках о выборах в советы приводились и сведения по «лишенцам» отдельных категорий и регионов. В этот период властям было важно знать подлинную численность «лишенцев», но поскольку те скрывались, а избирательные комиссии вели списки крайне небрежно (в них не включались вновь лишенные и не исключались восстановленные в избирательных правах), в полной достоверности официальной информации приходится сомневаться. В 1930-е гг. власти сознательно начали фальсифицировать данные о подлинной численности «лишенцев».

В начале 1920-х гг. публичная избирательная статистика практически не уделяла «лишенцам» внимания. В сводках о выборах содержались какие угодно сведения (о депутатах, участии в выборах населения, съездах и т. п.), но только не об интересующей нас категории. Не было разработано единых статистических форм по учету категорий «лишенцев», и данные о численности в архивных и опубликованных материалах значительно разнятся. Согласно официальной статистике, доля «лишенцев» в сельской местности составила в 1922 г. 1,4 %, в 1923 г. – 1,3 % (около 7 % в городах). В 1924 г. в РСФСР не имело избирательных прав 843 217 чел. Среди них преобладали торговцы, предприниматели и лица, живущие на нетрудовой доход, – 76,9 % в городах и 37,6 % в сельской местности. За ними следовали лишенные прав по политическим мотивам – 11,7 и 30,1 % соответственно. Духовенство составляло 5,2 % в городах и 20,5 % в сельской местности. На категории лишенных по суду и душевнобольных 4,7 % приходилось в городах, в сельской местности – 9,4 %[177 - Бродович С.М. Советское избирательное право. Л., 1925. С. 53.].

Впервые подробная статистика по «лишенцам» в целом и их отдельным категориям по всем регионам и стране появилась лишь в ходе кампании 1925/26 г. В эту кампанию в СССР насчитывалось 1 млн 40 тыс. «лишенцев» (1,63 % от числа избирателей). Самую многочисленную категорию по-прежнему составляли «торговцы и посредники» (43,3 %); доля «живущих на нетрудовые доходы» достигала 14 %, лишенных за применение наемного труда – 3,8 %, духовенства – более 15 %; лишенных по политическим мотивам – 9 %. Введенная в 1925 г. категория членов семей «лишенцев» пока была немногочисленной – 6,5 % от общей численности[178 - ГА РФ. Ф. 3316. Оп. 20. Д. 918. Л. 60.]. В сельской местности удельный вес «лишенцев» равнялся 1,18 %, тогда как в городах – 5,1 %[179 - Там же. Л. 61, 62.]. По РСФСР показатели были чуть ниже общесоюзных: 1,0 % в деревне и 4,8 % в городах, или в целом 700 621 чел.; пропорции по категориям в целом совпадали с общесоюзными[180 - Выборы в Советы в диаграммах. М., 1927. С. 12, диаграммы 1, 5, 6.]. В Сибирском крае лишенными избирательных прав оказались 32 931 чел. (0,9 % от взрослого населения), при этом на селе лишили прав всего 0,52 %, а в городах – 3,5 %; эти показатели оказались существенно ниже, чем в РСФСР и СССР. Пропорции по категориям не отличались от общероссийских[181 - Итоги выборов в Советы РСФСР в 1925–1926 гг. М., 1926. С. 17.].

Итоги выборов 1926/27 г. и по стране, и по РСФСР продемонстрировали значительное увеличение численности «лишенцев». Если в городах РСФСР в 1925 г. было лишено избирательных прав 4,8 %, то в 1927 г. – 6,9 % (590 тыс. чел.), в сельской местности доля «лишенцев» возросла соответственно с 1,0 до 3,3 % (1 млн 390 тыс. чел.)[182 - ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 104. Д. 23. Л. 334.]. Общая же численность «лишенцев» по стране достигла 3 млн чел., тогда как в предыдущую кампанию она составляла 1 млн 40 тыс. чел.[183 - Там же. Ф. 3316. Оп. 20. Д. 918. Л. 60.] Динамика отчетливо прослеживается в численности всех, без исключения, категорий. Наиболее заметно увеличилась категория членов семей «лишенцев», в РСФСР в деревнях ее доля составляла 39,5 %, а в городе – 32,9 % от всех «лишенцев». В городах самой многочисленной продолжала оставаться категория «торговцев и посредников» – 43,6 %[184 - Выборы в Советы… С. 5.]. В Сибирском крае численность «лишенцев» выросла более значительно, чем в среднем по стране, – с 32 тыс. до 141 тыс. чел., или в 4 раза; среди взрослого населения доля этой группы достигала 3,48 %. Пропорции категорий в регионе и стране в целом совпадали, исключение составляла категория бывших белых офицеров и полицейских – в стране она равнялась 6,5 %, в Сибири – 9,5 %, при этом в городах достигала 17,5 %[185 - Итоги выборов в Советы в 1927 г. М., 1927. С. 44.].

В 1928 г. общая численность «лишенцев» в стране увеличилась с 3 млн 38 тыс. до 3 млн 716 тыс., или на 22 %. В городах их доля возросла на 17 %, в сельской местности – на 24 %[186 - ГА РФ. Ф. 3316. Оп. 20. Д. 918. Л. 60–62.]. В РСФСР «лишенцев» стало почти на 500 тыс. чел. больше (по сравнению с 1927 г.), всего их насчитывалось 2 млн 433 тыс.[187 - Итоги выборов в Советы РСФСР в 1929 г. М., 1930. Вып. 1. С. 93.] В Сибирском крае численность «лишенцев» возросла более значительно, чем в целом по стране, – со 141 тыс. до 218 тыс. чел., или на 54,5 %[188 - Там же. С. 35–37.]. Самой многочисленной в стране оставалась категория членов семей «лишенцев»: в городах – 35 %, в деревне – 49,1 %, в сибирской деревне доля членов семей составляла 55,9 % и превышала общероссийские показатели. Остальные категории увеличились в абсолютном выражении, но соотношение между ними не изменилось[189 - Там же. С. 94; Вып. 2. С. 43.]. Значительный рост численности «лишенцев» в кампанию 1928/29 г. происходил в условиях действия прежней инструкции и, следовательно, относительной стабильности круга категорий, подлежащих лишению избирательных прав. И хотя изменения в инструкции в сторону расширительного толкования пунктов все-таки произошли, увеличение численности «лишенцев» объясняется большей тщательностью в выявлении «лишенцев» местными властями.