Науковедческие исследования. 2017

Аннотация. Развитие общества, основанного на знаниях, привело к преобразованию структуры науки. Она стала коллективной, коммерциализированной, подверженной фальсификациям и мошенничеству, открытой к СМИ и зависящей от СМИ. Сомнению подвергается даже такое основополагающее понятие, как научный эксперимент. Насколько успешно сможет наука справиться с подобными вызовами, настолько успешным будет и дальнейшее развитие общества.

Abstract. Society based on knowledge leads to reformation of the structure of science. The science has become collective, commercialized, inclined to frauds and falsifications, open to mass press and depended on it. Even such fundamental notion as scientific experiment is doubted. As successful the science could manage with these challenges as successful would be its further development.

Ключевые слова: общество знаний; наука; теория; эксперимент; коллективность; коммерциализация; мошенничество; фальсификация; СМИ.

Keywords: knowledge society; science; theory; experiment; command work; commercialization; fraud; falsification; mass-media in science; grants in science.

Информационное общество в том виде, в каком оно существует сегодня, будет в обозримом будущем создавать все новые направления для расширения и углубления противоречий глобального, регионального и локального масштабов, и более того – консервировать их как в традиционном, так и в модернизированном виде. Возможно, что определяющими тенденциями мирового развития будут не только противоречия между богатыми и бедными, восточными и западными, северными и южными странами, но в первую очередь – между странами с высоким и низким уровнем образования, способными и неспособными в гигантских и опережающих масштабах развивать и поддерживать науку и наукоемкие технологии, генерировать новую и консервировать старую культуру. Наконец, будут нарастать противоречия между странами, способными на основе внутреннего импульса и развития общественного самосознания вступить на путь радикального самореформирования и обновления и не способными это сделать в обозримом будущем.

В силу этого и ряда других обстоятельств можно, пожалуй, сказать, что развитие информационной экономики и информационного общества в целом позволит хотя бы частично решить некоторые наиболее сложные проблемы развитых стран мира, но вряд ли решит эти проблемы в глобальном масштабе. Более того, ослабление этих противоречий в одних развитых странах, возможно, усилит их в других, например в ресурсодобывающих. Страны с информационной экономикой и высоким общим уровнем информатизации будут все сильнее отрываться по уровню образованности, а следовательно – и по качеству жизни, от других стран мира, в интересах бизнеса, социального и финансового благополучия поддерживая научное и техническое творчество, но преимущественно такое, которое рано или поздно приводит к получению суммарных прибылей и к повышению их объемов.

Во многих работах авторами отмечалось, что термины «информационное общество» и «общество, построенное на знаниях» почти синонимы. Почти, но не полностью. Первый термин как бы подчеркивает технологическую составляющую. И она очень важна, ибо информационные технологии – это единственный вид технологий, культурогенный по своей природе. Другие технологии производят вещи, но не могут продуцировать, поддерживать и развивать культуру, и особенно знания. Если знания не современны, если они не удовлетворительны по количеству и качеству, если подаются в формате, трудном для их усвоения, или недоступны для большинства членов общества, то создать общество, построенное на знаниях, не удастся. Поэтому главное – научиться учиться и производить новые, современные научные и практически полезные знания. И так как главным производителем таких знаний является наука, то центр тяжести всех общественных усилий должен быть перемещен именно туда. Конструктивное развитие требует и диктует необходимость переноса всех усилий государственной политики и стратегии в сферу науки и образования, развития общественного, ориентированного на знания самосознания, и в конечном счете – трансформации и адаптации российской культуры к современным реалиям. Опыт развитых в информационно-технологическом отношении стран мира показывает, что «земные блага» напрямую зависят от уровня образования, квалификации населения и опережающих темпов развития науки и научно-фундированных технологий. Также совершенно очевидна прямая зависимость производства знаний от развития информационных технологий. Для знаний границы давно стали прозрачными. Более того, знания перемещаются с невиданной ранее скоростью по земле, независимо от того, где, кем и как они были произведены. И основным поставщиком новых знаний, дающих импульс дальнейшему развитию, является наука. Следовательно, роль науки в обществе, построенном на знаниях, первостепенна.

Любая наука в развитом виде представляет собой систему особым образом организованных и упорядоченных знаний, отвечающих критериям научности и относящихся к фиксированной предметной области, за пределами которой данные знания часто лишаются смысла и значения и утрачивают свой познавательный статус. Эти знания строятся согласно принятым в данном сообществе ученых правилам, методам, эталонам и образцам – критериям научности. Общепризнанными критериями научности являются точность, определенность, доказательность, объективность, эмпирическая и экспериментальная подтверждаемость и опровержимость, т.е. соответствие принципу верификационизма, постулированному в работах М. Шлика, Р. Карнапа, К. Гемпеля, и принципу фальсификационизма К. Поппера (10). В идеальном варианте при стремлении к некоторому эпистемологическому образцу научные знания должны быть предельно формализованы и выражены в строго построенном языке науки, которым как наиболее абстрагированный от чувственно воспринимаемых вещей является язык математики.

В действительности же этот математический идеал, как и вообще большинство идеалов, труднодостижим, хотя большинство современных наук стремятся к его осуществлению. Несколько гипертрофированным проявлением этой тенденции является ставший банальностью афоризм: «Только то научно, что может быть выражено числом!» Это достаточно утрированное высказывание о математическом выражении как основном признаке научности тем не менее подводит к пониманию наиболее фундаментальной особенности науки и ее главного, системообразующего принципа. Он состоит в том, что ядром науки, отличающим ее от всех других знаний, и особенно знаний бессистемных, является наличие теории или знаний теоретического уровня. Именно это отличает современную науку от всех других донаучных, протонаучных, преднаучных форм знания. В этих знаниях также нет ничего уничижительного. Просто речь идет о фундаментальной специфичности науки, и именно той науки, которая лежит в основе современных так называемых наукоемких технологий, являющихся фундаментом для построения общества знаний.

Теперь несколько слов о том, почему так важна и почему так нужна фундаментальная научная теория как форма организации и главный двигатель научного познания. Она обеспечивает гигантскую объяснительную, предсказательную и аппликативную мощь современной науки. Именно поэтому даже в современной коммерциализированной науке часто решаются на затраты, окупаемость которых проявится не скоро. Дело в том, что теория в ее чисто модельном представлении, которое реализуется лишь в некоторых разделах современной науки – физике, аксиоматически построенной математике, например, – представляет цепочку высказываний или формул, связанных друг с другом отношением выводимости. Высказывание или формула В выводится из высказывания или формулы А лишь с помощью законов, в основе которых лежат законы логики и правила вывода. Можно построить длинную цепочку, например A, B, С… M, N, где каждое последующее высказывание (формула) выводится из предыдущего лишь на основе формальных правил и учета входящих в эти формулы или правила символов.

Теория, таким образом, позволяет получать эмпирические знания, относящиеся к окружающему нас миру и нашей собственной деятельности, а также инструментам и приборам, формальным образом, не обращаясь до поры и времени к конкретным чувственно воспринимаемым фактам, явлениям или процессам. Исходные и последующие формулы или теоретические высказывания при этом рассматриваются как законы данной предметной области. Хрестоматийный пример – законы классической ньютоновской динамики и закон всемирного тяготения, согласно которым выводятся закономерности движения планет или тел вблизи поверхности земли. Мы получаем возможность описать траекторию их движения и вычислить точку, в которой они находятся в любой момент времени, указать скорость, с которой они будут двигаться, если нам известны начальные условия движения. И, следовательно, это избавляет нас от необходимости проводить сотни тысяч наблюдений и экспериментов, что на протяжении столетий делали до Ньютона астрологи. Не будем умножать примеры подобного рода. Главное ясно – теория колоссально экономит интеллектуальную энергию и использует эмпирические наблюдения не как единственный источник знания, но как эмпирическую базу для обобщения и построения теории, а также механизмов ее проверки, интерпретации и оценки на достоверность, что в конкретных предметных областях позволяет давать объяснения, делать предсказания и прогнозы. Все это приводит к практической реализации фундаментальных теоретических знаний в создании технических систем и аппаратно-инструментальных средств. Именно поэтому теория чрезвычайно ускоряет развитие познания и, соответственно, основанный на научных знаниях прогресс.

Но как раз в этом пункте возникает следующий вопрос. Дело в том, что впервые теоретические знания и зачатки теории появляются в античной Греции. Но почему же тогда не было создано полноценной теории и науки? Да потому что теория является научной, если она создается на базе определенным образом поставленных экспериментов и ими же подтверждается и опровергается. При этом эксперименты планируются на основе теории, корректируются ею и, в свою очередь, корректируют теорию. Единство теории и эксперимента – сердце и главный двигатель не только современного естествознания, но и современных социальных, гуманитарных и инженерно-технологических наук. Для язычников-политеистов изменение природы, т.е. эксперимент, предполагающий некоторое преобразование и своего рода насилие над природой, был просто немыслим, более того, кощунственен, ибо означал преобразование богов или богоподобных сущностей. Поэтому, отличаясь высокой наблюдательностью и страстью к созерцанию, греки в тоже время были чужды духа экспериментаторства.

До середины XIX в. нововременная наука и технология, приведшая к возникновению индустриального общества, развивались параллельно, почти не имея точек соприкосновения. Первые проявления взаимодействия науки и технологии относятся к середине XIX в. Они заключались в использовании научных, прежде всего химических знаний для решения производственно-технологических задач. Но далее таких точек взаимодействия становится все больше, они сгущаются и, наконец, сливаются в одну линию к 70-м годам XX в. В 90-е годы и до XXI в. наука, с ее опорой на теорию, становится главным инструментом и механизмом современных инноваций и технологий, а технология пронизывает научные исследования не только в естественных, но и в социальных и гуманитарных науках.

Обнаучивание технологии и технологизация науки становится реальным фактором социального развития. В настоящее время различные политические силы мира взяли на вооружение это явление, разложив перед человечеством пасьянс из самых разнообразных способов достижения «хорошей жизни для всех» с помощью науки и технологии. Странным образом это привело к нарастанию противоречий и конфликтов самого разного свойства, вплоть до военных. И это опять подвергло науку критике со стороны общества, людей с улицы, обывателей.

Наука – это творчество, но основанное не на божественном всемогуществе, а на труде по получению знаний, способности создать нечто новое и переделать старое, изменить мир в соответствии с представлениями человека о должном, добре, хорошей жизни. Таким образом, творчество – это нечто ценностное, субъективное, а научные знания в их классическом понимании – объективны. То есть в настоящее время на данном этапе общественного развития мы пытаемся совместить несовместимое. Именно здесь и проходит грань между классической и современной наукой. Современная наука ориентирована на глобальное распространение и внедрение разнообразных и многочисленных научно-фундированных технологий, в то время как целью классической науки было абстрактное познание мира и постижение «чистой» истины. Она уходила корнями в античную протонауку, очарованную гармонией мира, но отнюдь не озабоченную его усовершенствованием.

С этой точки зрения чрезвычайно важна концепция общества знаний и ее более глубокого понимания. Американский экономист Бурга даже называет информационную экономику экономикой мысли, что подчеркивает не просто важность знаний, но их фундаментальную значимость как основы развития и функционирования современного общества. Именно знания являются фундаментом технологического прогресса, реструктуризации экономики, модернизации социальных институтов, внутренних и внешних взаимоотношений стран.

С появлением Интернета знания оказались в открытом доступе. Интернет представляет собой материализованное воплощение общества знаний. Возникла ситуация не только производства знаний, но и доступности его любому человеку. Последний отраслевой доклад о ситуации с Интернетом в РФ показывает это достаточно четко.

Так, на вопрос: «Для каких целей вы чаще всего используете Интернет?» – 65% респондентов ответили: «Для общения», а 46% – «Для образования» (3, с. 61). На вопрос: «Что приходилось делать в Интернете за последний месяц?» – 80% респондентов ответили: «Искать информацию» (3, с. 60). На вопрос: «Новости на какие темы вызывают у вас наибольший интерес?» – респонденты ответили следующим образом: события в мире (40%), политика РФ (36%), деятельность властей РФ (35%), международные отношения (32%), семья, дом, дети (26%), криминальные происшествия (22%), образование, здравоохранение, соцзащита (22%), наука, техника (22%), боеспособность вооруженных сил РФ (21%), культура, искусство (19%), спорт (19%), природные катаклизмы (17%), мода (16%), путешествия (14%), экономика, бизнес, финансы (14%), шоу-бизнес (13%), другое (1,5%) (3, с. 69).

Как видим из данных опроса, поиск информации и знаний в целом превалирует, а если говорить об интересе к определенным предметным областям общественной жизни, интерес к науке и технологии занимает заметное место. Если учесть, что в РФ сейчас 5,2 млн студентов (3, с. 80), 732,3 тыс. научных работников (2, с. 7), т.е. приблизительно 6 млн специалистов, то количество людей, интересующихся наукой и техникой и понимающих направления их развития, оказывается в 2,5 раза больше. Эти данные говорят о массовом интересе, поиске и использовании знаний в повседневной жизни. Таким образом, можно констатировать, что общество знаний стало реальностью.

Казалось бы, информационная экономика и соответствующее ей общество знаний – панацея от всех бед и верный надежный путь к высокому качеству жизни для всех и, следовательно, по замыслу его апологетов, к бесконфликтному существованию. В ней и в нем как будто бы находят место идеалы, сложившиеся в рамках различных культур и традиций. Как будто бы стало возможным всех расположить на одной сцене, которой является наша планета, в рамках общества знаний, основанного на информационной экономике. Возможно, если каждому актеру на этой сцене было бы можно приказать приуменьшить свои амбиции и доброжелательно отнестись к притязаниям других, но этого-то как раз и не происходит. Общество знаний в реальности привело к опасной эскалации конфликтов разного уровня.

Более того, наука в обществе знаний столкнулась с, казалось бы, невообразимым: начали подвергаться сомнению ее основополагающие принципы.

Эксперимент со времен Ф. Бэкона, теоретического и философского основателя новой науки, был основой для получения новых знаний и подтверждения теорий. Со времен Ф. Бэкона, т.е. с начала XVII в. и по конец XX в. значимость его не подвергалась сомнению, а положение в качестве столпа фундаментальной науки было незыблемым.

Однако, в начале 80-х годов К. Кнорр-Цетина (16) выступила с неожиданной концепцией, подвергающей сомнению обоснованность, объективность и доказательность лабораторных исследований и экспериментов в науке. И, как это ни парадоксально, у нее нашлись последователи, а выдвинутые ею аргументы против экспериментальной науки до сих пор активно обсуждаются. Так, Пинч в своей работе «Эпистемическая культура: как наука делает знания» (17) даже называет Кнорр-Цетину создателем нового актуального направления, пионером социологии лабораторных исследований. Возражения Кнорр-Цетиной против объективности современной экспериментальной науки таковы (4).

1. Научные законы имеют трансфактическую природу, а установленные причинно-следственные связи есть не более чем результат искусственно созданных, заданных, сконструированных условий лабораторного эксперимента. Подтверждением этому, по мнению автора, является даже этимология слова «факт». «Factus» в латыни означает «искусственный, искусственно приготовленный», и, следовательно, в самом понятии «факт» заложен конструктивизм, создание некоей реальности, а не отражение реально существующего мира. Искусственное построение лабораторного эксперимента с последующим утверждением о его соответствии реальности скорее фальсифицирует, а не подтверждает реальность, так как лаборатория – это место, из которого природа, реальный мир скорее исключены, изъяты. Лабораторный эксперимент конструируется с определенной заданной целью для получения этих самых фактов, т.е. чего-то искусственно приготовленного, а затем интерпретированного для феноменов реального мира.

2. В современных лабораторных исследованиях существует такое понятие, как политика лаборатории, что априорно отвергает классические представления об объективности и универсальности стандартов научного исследования. Критерии научности трансформируются в соответствии с поставленными целями и решаемыми задачами. Современные лабораторные исследования зависят от доступности средств, аппаратуры, лабораторного материала, наконец, от персонала, как исследовательского, так и технического.

3. Современные исследовательские лаборатории давно перестали быть закрытыми научными сообществами, не подверженными в своей деятельности влиянию извне. Скорее они превратились в активных участников общественного процесса, использующих свои профессиональные знания для достижения не только научных, но и экономических, по существу, рыночных, целей. Ученый перестал быть незаинтересованным, не ангажированным субъектом общественного процесса, занятым только поиском объективной истины. С точки зрения ролевой социологической теории, у ученого появились и другие, не менее привлекательные роли – активного пользователя социальных сетей, финансиста, менеджера, инвестора, игрока на бирже.

4. Исследователи вынуждены постоянно рефлексировать по поводу социального и познавательного в своей работе. Внесение социального в познавательный процесс размывает рамки естественно-научного.

5. Фундаментальная наука вовлечена в социальные процессы из-за необходимости привлекать ресурсы разного рода, т.е. брать их у общества и отчитываться перед ним. Поэтому многие принимаемые решения базируются не на научных основаниях. Ученые и до этого привлекали ресурсы, но раньше эти средства брались большей частью у монархов или меценатов и отчитывались ученые за потраченные средства только перед ними. Но отчет перед обществом – это нечто иное, в силу необходимости совместить часто несовместимые общественные интересы.

6. Даже современный научный дискурс, наименее финансово емкий пункт научного исследования, подвергается воздействию общества. Так, Кнорр-Цетина, на основе проведенного ею исследования обсуждения международной группой физиков теории струн, выявила, что участники обсуждения использовали три вида языков – язык участников проекта в зависимости от национальности, язык наблюдений и язык объяснений. Насколько такое многоязычие способствует точности и объективности? Таким образом, социальные факторы все более пронизывают фундаментальную науку.

Таковы претензии Кнорр-Цетиной к современной экспериментальной науке. Скорее всего, самим экспериментаторам все эти рассуждения неведомы. Экспериментаторы продолжают работать и ставить, конструировать эксперименты, потому что существуют эксперименты, которые заканчивают одну эпоху и начинают другую. Изобретение персонального компьютера тоже было экспериментом. Можно даже сказать, что произведен он был в закрытом помещении, следовательно, в искусственных условиях, с целью получения цепочки достоверных знаний в виде импульсов, выстроенных в соответствии с заданными целями исследователя.

Тем не менее вышеизложенные постулаты Кнорр-Цетиной обозначают некую проблему, с которой столкнулась фундаментальная наука, а главное, ее руководители и инвесторы. Проблему, достаточно серьезную для существа фундаментальной науки. И возникла эта проблема как раз в обществе знаний, которое на протяжении тысячелетий являлось, казалось, недостижимым идеалом ученых, но материализация идеала обескуражила ученых и поставила перед ними ряд проблем. Оспаривание роли и значения эксперимента – только одна из них.