Судьба кочевых обществ в индустриальном и постиндустриальном мире

Судьбы народов, до сегодняшнего дня сохранивших кочевой образ жизни, привлекают внимание огромного количества исследователей по разным причинам. На одном полюсе мнений стоят ученые, идеализирующие традиционный образ жизни и восхваляющие приверженность скотоводов своему древнему образу жизни, их способность адаптироваться к новым условиям, на другом – сторонники точки зрения на кочевое хозяйство как на рудимент мировой экономики, каким-то чудом еще удивляющий современного человека. Между этими полюсами находится бескрайнее пространство степей, аридных зон, лесотундры и тундры, по которым скотоводы XXI-го века гонят свои стада. Все эти кочевые народы имеют много общего в социальной организации, традиционном хозяйстве, в духовной сфере и в материальной культуре, и об этом написаны сотни книг. В этой статье речь пойдет лишь об одном народе, часть которого ведет кочевой образ жизни, выпасая стада оленей – о чукчах.

Полевая работа проводилась в 1990-е годы в Иультинском и Провиденском районах Чукотского АО, а также в 2016 и 2017 гг. в Провиденском, Чукотском районах и на территории городского округа Эгвекинот, в бывшем Иультинском районе.

Симбиоз двух культур

Уникальность культуры чукчей, кроме других факторов, обусловлена еще и тем, что этот народ по сути разделен на два принципиально различных хозяйственно-культурных типа – присваивающий тип морских зверобоев и производящий тип оленеводов арктической тундры. Уже несколько сотен лет эти два типа находятся в постоянном симбиозе, минимизируя риски друг друга. Во время падежа скота оленеводы ждут помощи у своих береговых братьев, в сезон неудачной охоты зверобои рассчитывают на спасение у тундровиков. Так было заведено издревле, с тех пор, как воинственные чукчи-оленеводы освоили Чукотку, последовательно вытеснив или ассимилировав практически все жившее там население, за исключением эскимосов, у которых и позаимствовали культуру морской охоты. И хотя военные стычки между народами – далеко в прошлом, до сегодняшнего дня чувствуется их соперничество, в котором эскимосы явно проигрывают, уступая в численности чукчам почти в 10 раз. К тому же, мерилом, эталоном успеха среди зверобоев является добытый кит, а лишь одно чукотское село Лорино добывает примерно половину (!) годовой квоты (56 голов в 2017 году из общей квоты 135). Другим селам остаются крохи по 2–5 голов в год.

Сильные позиции береговых чукчей наверняка являются историческим следствием в том числе и «крепкого тыла» – родственников-оленеводов, которые играли важную роль в экономике народов Арктики и позволили им постепенно занять практически всю береговую линию, за исключением трех эскимосских поселков (Сиреники, Уэлькаль, Новое Чаплино). Конечно, здесь мы не забываем и о результатах государственной «политики укрупнения», в процессе которой коренные жители были согнаны со своих родовых мест. Это прежде всего ударило по береговым – чукчам и эскимосам, которые традиционно селились небольшими группами до 100 человек – именно такая группа жителей поселка наиболее приспособлена к выживанию за счет коллективной охоты на крупных млекопитающих.

Но вплоть до 30-х гг. XX-го века, до начала коллективизации, самой мощной экономической единицей Чукотки было крупное оленеводческое хозяйство со стадом в несколько тысяч голов. Самыми влиятельными людьми среди чукчей были владельцы крупных стад. Тундровики же, хранители древних традиций, всегда являлись и референтной группой, которая выступала арбитром в вопросах обычного права и духовных практик. До сих пор во всех вопросах, касающихся традиционной культуры, чукчи говорят: «Это нужно у тундровиков спросить. Они это лучше знают!»

Именно симбиоз оленеводов и морских охотников, на мой взгляд, и является основой культурной синергетики чукотского этноса. Ведь иначе этим узкоспециализированным способам хозяйства было бы гораздо труднее обеспечивать себя продуктами, необходимым для выживания в суровых условиях севера.

Симбиоз этот складывается из нескольких важных уровней: 1) обмен продуктами жизнеобеспечения – пищей и материалами для производства одежды и жилища, 2) заключение браков между береговыми и оленными, 3) проведение совместных мероприятий (ярмарок, свадеб, похорон, праздников). Раньше заключались также и военные союзы. Идея обмена, симбиоза, бартера, настолько укоренилась в сознании чукчей, что ей пропитан и фольклор этого народа (сказки), и повседневная жизнь. Поразителен факт, что до сих пор в тундре существует обычай обмениваться продуктами даже с животными. Женщины раскапывают нору евражки, забирают у этого зверька собранные им за лето съедобные корешки, взамен кладут ему другие лакомства – зерно, хлеб, печенье, и закапывают это.

Роль традиционного обмена товарами

Мы знаем, что вплоть до середины XX века, до тех пор, пока государство не стало играть ключевую роль в снабжении населения Чукотки, традиционные общины обменивались разнообразными товарами, многие из которых до сих пор используются в этом бартере.

Из морских поселков вплоть до сегодняшнего дня идут на обмен: 1) мясо морских млекопитающих – кит, морж, нерпа. Особенно ценится итильхин – лакомство из кожи и сала кита, велькопальхен – ферментизированное мясо моржа с душком, мясо нерпы.

Несмотря на то, что оленина является самым любимым видом мяса, все-таки люди ценят разнообразие; 2) жир морских животных – (раньше шел на освещение, сейчас – как приправа в пищу, как лекарство и витамины); 3) шкуры – лахтака для производства ножен, подошв торбазов, ремней для изготовления нарт и арканов, нерпы – для изготовления непромокаемой одежды; 4) кишки моржа для производства непромокаемых камлеек (изготавливается уже редко); 5) маленькие байдары из шкуры моржа для переправы через реки; 6) моржовый клык (раньше – в основном для изготовления полозьев и копыльев нарт, сегодня – скорее как дорогостоящий материал для изготовления сувениров, как денежная единица).

Из тундры отправляется на море: 1) прежде всего оленина – свеже- забитый олень, вяленая оленина; 2) сырые или выделанные оленьи шкуры для использования как коврики и одеяла в дороге, 3) сшитая традиционная одежда из оленьих шкур – кухлянки, кэркэры, малахаи, торбаза, рукавицы; 4) шкуры волков и росомах; 5) ягоды, грибы, травы (щавель, мать-и-мачеха, используемые как приправа).

Но бартер не ограничивается только лишь продукцией традиционных промыслов. Если говорить о культуре как о динамично развивающейся бинарной оппозиции традиция-новация, то для чукотского этноса характерна четкая корреляция: традиция-тундровики, новация-береговые охотники. Внешнее влияние, все заимствования и чужие языки, новые товары проникают в тундру с побережья. В наше время традиционные общества в той или иной степени зависят от снабжения определенными продуктами питания и промышленными товарами. Так, любая поездка в тундру предполагает закупку в магазине гостинцев для работников оленеводческой бригады. Как правило, обязательными в списке закупаемых товаров являются: 1) чай (обязательно черный, без ароматизированных добавок – таковы вкусовые пристрастия), 2) сахар (чай пьется в основном с сахаром), 3) сгущенка, 4) мука (для приготовления традиционных лепешек кау-кау), 5) подсолнечное масло, 6) сигареты, 7) сладости – (возможны печенья и конфеты), 8) картофель или макароны – это не обязательный пункт программы (как вариант – быстрорастворимая вермишель типа «Доширак»), 9) спички, мыло, соль, батарейки, туалетная бумага и, конечно 10) топливо для снегоходов и электрогенераторов.

Интересно отметить, что консервированная пища, в том числе рыбные консервы и тушенка, не очень популярны среди чукчей. Причин этому несколько: 1) рационализм – «Зачем покупать в магазине мясо и рыбу, если у нас есть свое бесплатное?», 2) вкусовые пристрастия – «Что может быть вкуснее оленя или нерпы? Зачем есть свинину или говядину?», 3) представления о здоровой пище – «В нашей национальной пище – живые витамины. В консервах – вредные консерванты».

Кстати, администрация района строго следит за наличием продуктов первой необходимости в поселковых магазинах. В магазине висит «Список социально значимых продуктов» с указанием фиксированных цен, выше которых магазин не имеет права продавать. Глава поселения еженедельно отчитывается в район о том, как соблюдается это правило. Если магазин не держит на складе необходимое количество товара, то его владелец штрафуется. Список состоит из основных товаров (куриные окорочка, сливочное масло, растительное масло, мука, рис, гречка, молоко, мороженная рыба, макароны и свежие овощи и фрукты – картофель, свекла, лук, капуста, морковь, яблоки) и товаров-заменителей (сушеные овощи – картофель, лук, морковь, свекла, молочный порошок, яичный порошок, сухофрукты, квашеная капуста).

Несмотря на то, что речь идет о бартере, в подготовке гостинцев важную роль играет не коммерческая сторона вопроса, а забота о братьях-соседях. Сборы сопровождаются комментариями: «Этого в тундре нет», «Это им понравится!», «Тундровики это любят». На вопрос, в каком соотношении происходит обмен, точного ответа тоже нет. Если и есть такса, то только касательно туши животных – один к одному – одного оленя на одну нерпу, например. И это не зависит от веса туши мяса. Все остальное идет как компенсация за гостеприимство тундровиков, особенно если в гости едут «чужие» – туристы, но об этом речь ниже.

В свою очередь, тундровики и сами могут озвучить те товары, нужду в которых они испытывают, так как снабжение бригад своими головными организациями оставляет желать лучшего. Не раз мне приходилось слышать, что пастухам необходимы палатки (на летний период), болотные сапоги, непромокаемые куртки, электрофонарики (особенно налобные), ножи, зажигалки, термосы.

Алкоголь в тундре

Возможность выбора у человека есть: кто не хочет оставаться в тундре, уезжают в поселки или в города. Там есть два пути – или успешная интеграция в современную жизнь и овладение новой полезной профессией, или люмпенизация и деградация, что тоже нередко происходит с людьми, оторвавшимися от своих корней. Особенно этому способствует алкоголизм, который до сих пор является серьезной проблемой на Севере. И обойти эту тему в нашей статье никак нельзя.

Алкоголь играет важную роль в традиционной культуре, являясь сакральным напитком, без которого не проходит ни одно ритуальное мероприятие – ни похороны, ни кормление духов. Вместе с тем, на протяжении всего опыта его употребления коренные народы Севера не могут не осознавать, какое зло он несет, ломая судьбы попавших к нему в зависимость. В советское время чрезмерное употребление алкоголя было распространено повсеместно, хотя государство и пыталось его ограничить разного рода мерами, иногда приносившими положительный результат, иногда нет. В наше время отрадно видеть, что многие индивидуумы и даже целые семьи находят в себе мудрость и силы совсем отказаться от употребления алкоголя – ведь без таких крайних мер и невозможно искоренить этот порок. Большинство охотников – или совсем непьющие, или «в завязке». Оленеводы тоже четко делятся на пьющие и не пьющие бригады. Люди знают это и ставят непьющих в пример. В некоторых поселках непьющие семьи задают тон, являясь референтными группами, как например, в поселке Ванкарем, где непьющей является семья главы администрации Лады Анатольевны Горячих. Однако по негласной традиции в тундру без бутылки приезжать неприлично. Такая существует моральная дилемма – и спаивать нельзя, и не поставить неудобно. Поэтому в данном случае обычно соблюдается строгая иерархия: местный проводник «ставит» бригадиру, а он уж потом решает, как использовать.

Администрация пытается ограничить продажу спиртного – его продают в строго установленное время, но к сожалению повышенный спрос на зелье частично удовлетворяется нелегальной продажей, которую трудно выявить, так как жертвы неохотно выдают своих «благодетелей». Стоимость бутылки водки с рук в поселке может доходить до 1000 рублей, тогда как ее цена в магазине – всего 150–200. При этом есть опасность, что водка некачественная, «паленая». Кроме того, в употребление идет самодельная брага, которую производят с помощью дрожжей и сахара даже в тундре, в ярангах. Брагу могут как перегонять в самогон (в поселках), так и употреблять в чистом виде.

Трансформация жилища и одежды

Ввиду уменьшения численности семей, постоянно проживающих в тундре, отпала необходимость в таком большом полноценном жилище как яранга. Это идеальный вариант для выживания в тундре большой патриархальной семьи, но сегодня бригада состоит из двух – трех малых семей. В этих условиях ставить, обслуживать и перевозить ярангу стало нецелесообразным – она слишком громоздка для семьи из 2–5 человек. Поэтому в летнее время оленеводы используют туристические палатки для смены, дежурящей у стада, и яранги с брезентовым покрытием на стойбище. Кроме того, получили распространение так называемые меховые палатки, используемые зимой. Их двускатная конструкция напоминает классическую геологическую палатку, а материал, используемый для их изготовления – оленьи шкуры. В такой палатке зимой тепло, как и в яранге, так как в ней ставится такой же меховой полог. Но вся конструкция меньше, компактнее, удобнее в установке и транспортировке. Одна мастерица изготавливает такую палатку вручную в течение недели, а устанавливается палатка за 20 минут.

Традиционная меховая одежда тоже используется оленеводами только в морозы. В другое время они ее берегут – просушивают и складывают на длительное хранение. В межсезонье и летом используется современная синтетическая одежда. Особенно подвержены износу торбаза с подошвами из шкуры лахтака.

Для изготовления чаатов – арканов – сегодня используются не только ремни лахтака, но и синтетичские веревки, обладающие похожими свойствами.

Ножи предпочитают самодельные, изготовленные из высокоуглеродистой инструментальной стали (использованное полотно дисковой и ленточной пилы по металлу). В качестве рукоятки используется или рог оленя, или накладки из фанеры. По-прежнему также распространены женские ножи – пекули.

Внешние проявления традиционной обрядности

Береговые охотники регулярно приезжают к тундровикам на праздник оленя осенью. Во время этого мероприятия происходит духовное единение двух частичек одного народа. Тундровики вытаскивают запрятанные святыни – дощечки для добывания огня, выбивалки для шкур из рога оленя – все это имеет сакральное значение. В тундре проводится ритуал заклания оленя, дух которого задабривается – на тело оленя льется вода и рядом кладется пучок ивы – «чтоб ему было что есть и пить там». Сейчас чукчи более свободно, чем в советское время, делятся рассказами о своих древних верованиях. Это становится модным, хотя людей, хорошо знающих ритуалы, остается все меньше и меньше. По-прежнему возможны похороны в соответствии с древними традициями, когда тело не предается земле, а оставляется в тундре на съедение хищникам. При этом сухожилия покойника должны быть надрезаны, так же, как и вся его одежда. А предметы, сопровождающие его – испорчены, чтобы служить в загробном мире (где все наоборот – поломанное будет целым, целое поломанным). Нож должен быть сломан, котелок пробит, и т. д. Часто вместе с покойником кладут и его любимую собаку. Но иногда все эти предметы и собака заменяются изображением, вырезанным из кости или слепленным из глины или мякоти и сока ивы. Но подобные случаи все же редки и зависят от воли покойника. Чаще всего все-таки выбирается погребение.

Нельзя не упомянуть распространенный повсеместно среди народов Чукотки обряд «кормления духов», который уже проник в среду всех местных жителей независимо от их национальной принадлежности. Этот обряд совершают и чукчи, и эскимосы, и русские, и украинцы, и калмыки. Прибывая на новое место, необходимо покормить духов этого места – положить им угощение в виде первых капель из вновь открытой бутылки, и чуть отщипнуть от каждого вида закуски. Похожий обряд совершается у моря, чтоб задобрить его духов.

Перед началом первой в сезоне охоты на кита совершается обряд задабривания его духа. После добычи охотники благодарят животное (и кита, и моржа, и нерпу) за то, что оно дало им мяса для того, чтоб прокормить семью. Существует также масса примет и обрядов, связанных с погодой.

Родной язык

Ситуация с национальным языком неоднозначна. С одной стороны, ушли старики, которые говорили только на родном языке. Большинство молодежи говорит исключительно на русском. Но вместе с тем чукотский язык преподается в школах, колледжах, многие понимают язык, но не говорят на нем. Как правило, по-чукотски говорят все тундровики. Оленеводческая отрасль полностью обслуживается им, ведь по-русски зачастую даже невозможно выразить многих реалий кочевой жизни.

Система образования, предлагая классы по изучению языка, в целом пагубно влияет на общую ситуацию, не компенсируя редкими уроками результатов отрыва детей от родителей. Интернаты необходимы – а как иначе научить детей грамоте, но, несомненно, они подрывают устои национальной культуры, вырывая детей из традиционной среды общения. В советское время дети находились в интернате с сентября по июнь, 9 месяцев. Сегодня этот период пытаются сократить с октября по май, до 7 месяцев, что, по мнению оленеводов, уже лучше. За летний период активной работы в тундре дети успевают многому научиться. По возвращении в поселок все замечают разницу между «тундровыми» и «поселковыми» детьми. Тундровики менее инфантильны, более уверены в себе, обладают большим чувством ответственности. Конечно, вместе с тундровыми навыками, они впитывают и родной язык.

Что примечательно, несмотря на то, что в больших поселках люди в основном общаются по-русски, во время коллективных работ они незаметно переходят на чукотский, как бы переносясь в другую реальность и тем самым отделяя сферы использования языка: русский – для магазинов и разговоров на улице, чукотский – для охоты, установки яранги и т. п. Например, во время охоты все китобои разом переходят на команды по-чукотски (полный вперед, направо, тихий ход, гарпунь!).

Вывод очень простой – пока будет существовать традиционное хозяйство – оленеводство и морская охота, будет существовать и чукотский язык, и доля его распространения будет коррелироваться с количеством жителей, вовлеченных в традиционные производство и промысел.

Влияние туризма на трансформацию сознания коренных жителей

В самых разных регионах и климатических зонах планеты при контактах аборигенного населения с прибывающими туристами мы можем наблюдать закономерное сходство стадиального развития отношений. В странах Латинской Америки, Юго-Восточной Азии, Китае и в Сибири можно выделить несколько основных стадий отношения жителей к туристам:

• Стадия первая – условно можно ее назвать «бескорыстная» – когда пришедшим гостям оказывается радушное гостеприимство, предоставляется кров и пища, ничего не требуется взамен. Так было долгое время на Чукотке (конечно, после периода войн, колонизации, коллективизации) на этом строится кодекс чести местных жителей: «Люди должны помогать друг другу. Иначе не выжить». Мне посчастливилось застать старые времена, когда почти все люди на Чукотке были такими. Сейчас их осталось не очень много, но до сих пор живы старики, которые учат молодежь, что «на таких традициях Север только и держится». Но жизнь не стоит на месте, и все меняется, в том числе и отношение к гостям.

• Стадия вторая – «хищническая» – начинается она с появления индивидов, которых можно условно назвать «продвинутыми». Это маргиналы, понахватавшиеся модных теорий о жестокостях колонизации и пытающихся настроить своих соплеменников против пришельцев, но делают они это исключительно ради своей выгоды. Они советуют максимально задирать вверх цены на все услуги, мотивируя это тем, что «Мы – хозяева на этой земле, а их никто не звал», «Хотят ходить по нашей земле – пусть платят по полной», «Если они нашли деньги на билет сюда, то пусть и нам платят», «Они на нас зарабатывают миллионы, показывая наши фотографии, пусть за каждую фотографию платят». Таким отношениям к гостям они разочаровывают туристов и подрывают турпоток в долгосрочной перспективе, лишая себя этой дополнительной статьи дохода. Парадокс кроется в том, что именно эта категория людей, как правило, больше всех заинтересована в притоке этих денег и лицемерно пытается просто узурпировать контакты с туристами, устраняя своих наивных родственников от общения с ними. У нас произошел курьезный случай в Венесуэльской Амазонии среди народа Яномамо. Один молодой человек из «продвинутых», сын вождя, вдруг запретил своим соплеменникам отдавать нам луки и стрелы в обмен на сувениры. Он расторг все сделки, чем сильно расстроил своих родственников. Когда же конфликт был закончен, он украл лук своего отца-вождя и прибежал к нам, чтоб обменять его на шорты. Кроме того, он науськивал, чтоб его родственники требовали с нас деньги. Эти деньги были нужны только ему, так как к тому времени он уже проживал в католической миссии. Такую «хищническую» стадию проходят на данный момент некоторые оленеводческие бригады Амгуэмской тундры и поселки береговых охотников на побережье Ледовитого океана. Здесь складывается очевидный конфликт лидеров бригад со своими сотрудниками, который приводит к дальнейшему расслоению общества и переходу к капиталистическим отношениям от родственно-соседских.

• Третья стадия – «капиталистическая» – представляет собой разумную реакцию на перегибы второй стадии, когда предприимчивые жители начинают понимать, что для того, чтобы что-то получить от туриста, нужно оказать какой-то достойный сервис: покормить, разместить на ночлег, удивить, рассмешить, в общем создать комфортную доброжелательную среду. В такой атмосфере возникает доверительное взаимовыгодное сотрудничество, которое может стать для представителей традиционной культуры очень важным способом интеграции в современное постиндустриальное общество «без отрыва от производства». В национальных парках КНР очень активно эксплуатируется эта идея – государство субсидирует общины национальных меньшинств, чтобы они сохраняли свой уклад и не разбегались с мест проживания, а мощный турпоток создает дополнительный немалый источник их существования. Конечно, критики такого подхода называют подобные нацпарки «этнозоопарком». Так или иначе, а это лишь один из путей решения проблемы интеграции малых народов. На Чукотке в Чукотском районе некоторые единицы самоуправления, а именно ТСО – территориально-соседские общины – дозрели до понимания того, что туризм для них является дополнительным побочным источником дохода и способом сохранения своего традиционного уклада. Конечно, в этом процессе тоже важна помощь со стороны государства. Очень важно сохранить правильный баланс в таком деликатном деле. С одной стороны, плохо «недодать» – недостаточно поддержать местные общины и не помочь им развиться в новом для них деле. С другой стороны, опасно и «передать» – это может привести к консервации иждивенческих настроений, которые итак очень сложно искоренить из местного менталитета.

Для разумного развития турбизнеса и вовлечения в него местных общин прежде всего необходим точный анализ потребностей на местах. Все, что дается сверху, должно быть выстрадано, иначе это все будет разбазарено, как это и было уже не раз. Общины должны учиться самостоятельности и чувствовать экономическую выгоду от туризма, лишь только тогда поступательный процесс будет необратимым. Нужно или нет это местному населению? По-моему, лучше участвовать в процессе и получать от него пользу, нежели быть просто пассивным заложником ситуации. Мир не стоит на месте, и люди будут путешествовать. Чукотка больше не будет находиться в полной изоляции. И, действительно, это выбор самих жителей Чукотки – какими им быть и как им общаться со своими гостями.

Технические нововведения и их влияние на жизнь кочевника

Конечно, сегодня появилась потребность и в современных электронных устройствах. Здесь ситуация напоминает описанную в ненецкой тундре[12 - Головнев А. В., Лёзова С. В., Абрамов И. В., Белоруссова С. Ю., Бабенкова Н. А. Этноэкспертиза на Ямале: ненецкие кочевья и газовые месторождения. Екатеринбург: изд-во АМБ. 2014. С. 89–92.]. Несмотря на то, что в тундре, как правило, нет мобильной связи, и пастухи выходят в эфир несколько раз в день в условленное время по допотопной рации, работающей от динамо-машины, вся молодежь уже пользуется мобильными телефонами, хотя бы и в ограниченном режиме, только когда попадает в поселки. Тем не менее, в бригаде смартфон используется для фотографирования, записи и просмотра видеосюжетов.

Каждая бригада делится на два основных производственных района: 1) «яранги» – база, где находятся семьи, проживающие в ярангах или палатках и 2) стадо – где несут вахту 3–5 человек, в основном пастухи-мужчины, но могут быть и 1–2 женщины, в задачу которых входит готовка еды и ремонт одежды. На базе в ярангах можно увидеть ноутбуки и планшеты, которые используются для просмотра фильмов и фотографий. В поселках молодое поколение общается в социальных сетях со своими сверстниками из других районов. Учитывая огромные дистанции Чукотки и суровый климат, интернет является очень важным средством развития внутри-культурной коммуникации, которая необходима для сплочения этноса. Но эра интернета еще не пришла на Чукотку. В столице и крупных городах кое-как можно подсоединиться к сети, в некоторые поселки только что провели вай-фай, но есть еще много сел, в которых нет ни мобильной связи, ни интернета. Что уж говорить о бескрайней тундре, откуда можно связаться лишь по спутниковому телефону. Но такая связь очень дорогая и не по карману рядовым работникам.

Кроме того, из технических новшеств используются GPS навигаторы. Но, к счастью, оленеводы никогда не полагаются только на технические средства, так как они могут подвести в самый ответственный момент. В тундру можно пойти без навигатора, но никогда – без опытного местного проводника. Гаджеты на данный момент не заменяют людей, они лишь в чем-то облегчают решение некоторых задач. То же касается и транспортных средств. По-прежнему в бригадах используются старые гусеничные вездеходы советского производства (ГТТ и др.). Их несомненным преимуществом является проходимость – они оправдывают свое название. Их главный минус- огромный расход топлива, около 100 литров на 100 км, а также вред, наносимый тундре – гусеничный след уничтожает тонкое покрытие почвы и не проходит много лет. Отсутствие комфорта в расчет не берется – в суровых условиях Севера это ничтожный фактор. К тому же, эта техника уже изрядно изношена и постоянно требует ремонта и запчастей. Хорошей альтернативой гусеничным вездеходам был бы завоевывающий популярность на Чукотке колесный «Трэкол» или «Странник», но на такую технику у совхозов нет денег.

Особое слово нужно сказать о снегоходах, которые сильно повлияли на бытовые условия тундровиков. Когда-то давно, четверть века назад, в советское время, в распоряжении чукчей был лишь «Буран» отечественного производства. В то время тундровики предпочитали ненадежной технике оленьи или собачьи упряжки. Сегодня ситуация изменилась. Наряду с устаревшим снегоходом «Бураном» появились японский «Yamaha», финский «Ski-doo» и пока самый престижный канадский «Arctic Cat». По техническим показателям они значительно превосходят первые модели и поэтому реально меняют мир кочевника, делая более доступными удаленные поселки и перекраивая режим его работы. На современной внедорожной мототехнике можно преодолеть до 200 км на одном бензобаке без дозаправки при нормальном снежном покрытии часа за 4. Но распространение снегоходов вовлекает коллективы бригад в большую зависимость от поставок топлива, этот вопрос возникает постоянно. Получается, чем интенсивнее эксплуатируется техника, тем чаще необходимо заглядывать в поселок. Эта необходимость постепенно становится неким оправданием для пастухов, которые хотят сделать перерыв в своей тяжелой работе. Сегодня многие работают именно в таком режиме – «вахтовым методом». Две недели дежурства в стаде – отдых в поселке (ротация как на фронте: передовая – тыл). Несмотря на популярность снегохода, он не вытесняет оленей, а помогает в выпасе стада (подобную ситуацию можно наблюдать в Монголии на примере мотоцикла и лошади). И здесь можно поспорить с мнением А. М. Хазанова о выборе народа и о целесообразности сохранения оленеводческого типа хозяйства[13 - Хазанов А. М. После социализма: судьбы скотоводства в центральной Азии, Монголии и России // Вестник антропологии, 2017, № 2, с. 45–85.]. Сколько бы раз при мне ни спрашивали тундровиков, зачем они продолжают вести такую нелегкую жизнь и не хотели бы они уехать в город, ответ был одинаков, и звучал он примерно так: «Нам есть куда уехать. Но что тогда будет с оленями? И что будет с нашим народом? В кого мы превратимся? Мы будем тогда не чукчи. Нет, наше место и наша жизнь здесь!» В этом ответе чувствуется и гордость за свою древнюю культуру, и ответственность за культурное наследие и экологию. Примерно то же самое можно услышать и среди охотников. Когда мы спрашивали их о том, каким они видят будущее своей общины, останутся ли охотники через 20 лет, то ответы были очень интересными: «Мы хотим сохранить себя, свою культуру. Нам показывают на Аляску – вот, мол, ваше будущее. А нам не нравится. Ну были мы там, встречались с теми, кто называет себя охотниками. Они толстые, очкастые и на джипах. Как они могут стрелять и прыгать через торосы? От гамбургеров и другой вредной пищи они толстеют, от компьютера теряют зрение. Они не смогут прокормить себя охотой. Если мы хотим себя сохранить, мы должны жить так, как живем. Нам созданы все условия – государство дает патроны и топливо, уголь для нас – 600 рублей за тонну, на зиму нам 5 тонн хватает. Если такая жизнь не по тебе – можешь уехать в другое место, никто не держит. А мы будем жить здесь!»