Основы российской государственности: государство, общество, человек в истории русской мысли

Русская философия в XIX в. Общая характеристика и основные представители

Философская мысль в России существовала уже много веков, но никогда прежде XIX в. (за исключением, быть может, некоторых ярких событий русского средневековья, имевших правда вид кратковременных вспышек) не имела столь продолжительного и богатого периода внутреннего развития, которому мы обязаны образованием национальной философской школы во многом современного образца.

Говоря о первых двух третях XIX в., сосредоточим внимание на идеях мыслителей четырех групп, появившихся после публикации Первого философического письма Петра Яковлевича Чаадаева (1794–1856) в 1836 г. в литературно-общественном журнале Николая Ивановича Надеждина (1804–1856) «Телескоп». Письмо спровоцировало серьезную волну философских дискуссий. Это было интеллектуально значимое и в общественной плоскости скандальное событие. За эту публикацию «Телескоп» был закрыт правительством, а его издателя Надеждина отправили в ссылку в Усть-Сысольск (с 1930 г. Сыктывкар). По существу, новая русская философия XIX в. начинается как осмысленный ответ на тот вызов, что был брошен Чадаевым. В рамках отечественной мысли формируется два лагеря, позднее названных славянофилами и западниками. Следует различать ранних славянофилов, мыслителей 1830–1850-х гг., и славянофилов поздних. К подробностям мы обратимся чуть позже, – в частности обсудим, насколько корректно всех их именовать «славянофилами», ведь это не было самоназванием.

Русская общественная мысль в начале XIX в. тяготела к философии, молодые люди собирались в кружки для обсуждения самых передовых философских учений и, в ходе мыслительных упражнений и дискуссий, они не просто заимствовали проблематику французов рационалистов, христианских социалистов, иных политических философов и немецких идеалистов, но шли дальше, развивая мотивы философии в духе и ландшафте русской жизни. Массовое увлечение философией зародилось в недрах литературно-поэтических салонов, в самом сердце действительной творческой жизни «золотого века нашей словесности». Около 1822 г. московским литератором и педагогом Семеном Егорьевичем Раичем (1792–1855) было создано «Общество товарищей» (также известное как «Кружок Раича»). В Кружок входили преподаватели и студенты Московского университета, других училищ и пансионов, их друзья и знакомые, объединенные интересом к вопросам культуры, эстетики, литературы и теории искусства. Годом позже от Общества Товарищей отделяется группа любителей философии (в частности, немецкого идеализма), представители которой формируют «Кружок любомудрия» (славянизированный перевод слова «философия»). Владимир Федорович Одоевский (1804–1869), председатель общества, объяснял его название желанием дистанцироваться от рационалистической философии французских просветителей в пользу немецкого идеализма. Сейчас, вероятно, сложно представить, но тогда это было модное и революционное направление мысли, стремившееся научить философию говорить по-новому и свободно мыслить. Общество собиралось тайно, и на этих встречах читали Спинозу, Канта, Фихте, Шеллинга, менее известных сегодня натурфилософов Окена, Герреса и других, изредка участники кружка приносили для обсуждения собственные произведения. Среди собравшихся бывали помимо Одоевского поэт и мыслитель Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805–1827), уже упомянутый религиозный мыслитель И. В. Киреевский, славянофил Александр Иванович Кошелев (1806–1883), писатель и дипломат Владимир Павлович Титов (1807–1891), декан Московского университета Степан Петрович Шевырев (1806–1864), музыкальный критик Николай Александрович Мельгунов (1804–1867) и другие. После восстания декабристов члены общества приняли решение о его самороспуске, опасаясь репрессий, которые могли быть направлены на любое тайное общество. К тому же, ближе к 1825 г. в кружке бывали и политические дискуссии. «Общество любомудрия» представляло собой выражение философских, культурных и эстетических поисков русской интеллигенции, которые, не будучи объединены вокруг некоторой конкретной проблемы, не смогли построить ни какого-либо оригинального учения, ни философской школы (хотя деятельность кружка получит определенное развитие). Однако вскоре появится человек, который бросит вызов русской философской публике и парадоксальным образом продуктивно объединит ее вокруг нескольких больших лагерей.

Его имя уже упоминалось, это Петр Яковлевич Чаадаев. Философ, публицист, офицер, ветеран Отечественной войны 1812 г., друг молодости Пушкина, сыгравший в судьбе и творчестве поэта немалую роль. Петр Яковлевич отличался изысканными манерами, одевался как лондонский денди и был вхож в высокое общество Петербурга. Ему пророчили славную карьеру, на стороне Чаадаева была личная симпатия императора Александра I, но в 1821 г. двадцатишестилетний мыслитель подает в отставку и покидает службу. Обстоятельства этого жеста до сих пор не ясны, существует письмо, в котором Петр Яковлевич объясняет свой поступок так: «Мне было приятно выказать пренебрежение людям, пренебрегающим всеми…»[60]. Так или иначе, его здоровье ухудшается, и в 1823 г. Чаадаев отправляется лечиться в Европу, по которой путешествует следующие три года. Спустя некоторое время после возвращения в Россию, в 1829 г., он начинает работу над своими знаменитыми философическими письмами.

Письма были написаны на французском языке и, по всей видимости, не предполагались для публикации, хотя сам автор спокойно делился их содержанием с друзьями и знакомыми на светских вечерах и не препятствовал их распространению. Тем не менее в 1836 г. будет опубликовано первое из восьми писем Чаадаева. Позднее в 60-е гг. XIX в. будут опубликованы шестое и восьмое письма. Остальные будут обнаружены родственниками мыслителя в 1930-е гг., публикация на французском произойдет в 1960-е гг., а полное русское издание писем увидит свет только в 1991 г. Сейчас письма оцениваются многими историками философии как единый трактат, в котором Чаадаев разрабатывает собственную философскую систему, включающую вопросы онтологии, гносеологии, этики, религии и философии истории. В области онтологии взгляды Чаадаева основаны на принципах объективности и единства, манифестирующихся в виде двух концептуальных миров – физического и духовного. Представления о физическом мире основаны на ньютонианской физике в ее атомистической версии. Духовный мир мыслится как совокупность духовных элементов – идей. И принцип объективности, и принцип единства получают в трактате теистическое истолкование. В области построения философии истории Чаадаев пытается помыслить человечество в его динамике, как сюжет, ведущий к гармоничному развитию наций. Нации существуют согласно единому объективному правилу, имеют свои исторические цели и роли, которые тем не менее в конце концов должны привести к общей утопической картине. В основе общего плана философии Чаадаева лежат идеи христианского социализма Ламенне, раннего Шеллинга и французской религиозной философии де Местра и Бональда. Однако общее содержание философской системы Чаадаева оставалось неизвестным более ста лет и по этой причине не имело никакого влияния на философскую дискуссию в России. Исключением является только опубликованное при жизни автора первое письмо.

Первое письмо было принято с огромным скандалом. На первый взгляд, его содержание может показаться обычной условно западнической критикой российской истории, которая на фоне других историй европейских государств выглядит аномально: это заимствованная подражательная культура. Среди претензий автора, в частности, значится принятие Россией христианства из Византии, – что в современной оптике выглядит антиисторично, ведь на момент конца X в. у Древней Руси точно не было задачи «оевропеиться». Возможно, однако, что Чаадаев здесь просто следует моде: критика Византии была популярна среди многих его интеллектуалов-современников. Другая претензия связана с тем, что православие не смогло избавить Россию от рабства. Однако здесь тоже все далеко не однозначно: по всей видимости, православие и католицизм в равной степени имеют низкое влияние на отмену рабства в тех государствах, где они распространены, в отличие от, допустим, технологического и административно-организационного способа ведения хозяйственной деятельности.

Чаадаев как прежде всего религиозный и, в частности, православный философ, с симпатией относился к католицизму, но его трактат (в данном случае первое письмо) следует воспринимать как интеллектуальную провокацию, вызов, брошенный отечественной мысли. На это указывает и чрезвычайно пессимистический тон автора относительно той роли в истории, которую России предначертано сыграть: «Мы жили и сейчас еще живем для того, чтобы преподать какой-то великий урок отдаленным потомкам»[61]. Письмо вызвало ярость у императора Николая I, который объявил автора сумасшедшим. Через год Чаадаев примется за свою последнюю работу «Апология сумасшедшего», в которой попытается мягче разъяснить свои взгляды, однако эта работа так и не будет закончена.

В Москве этого времени возникают все новые философские кружки, часто без названий, четкой структуры и идейной основы. Кружки эти составляли люди хорошо знакомые, общавшиеся друг с другом на ежедневной основе, соседи, разделяющие приблизительно схожий быт и культурный опыт. Это стало необходимым основанием для зарождения философской мысли, которую можно назвать в действительности русской, продиктованной опытом существования в России, а не попыткой применения импортной мысли к отечественной проблематике. Собственно, именно из этих философских гостиных выйдут позднее славянофилы и западники. Для раннего славянофильства ключевыми фигурами становятся братья Иван и Петр Киреевские, Алексей Хомяков, а также Юрий Самарин и братья Аксаковы, сыновья писателя Сергея Аксакова, Константин и Иван.

Братья Киреевские приходились близкими родственниками поэту Василию Жуковскому, недолгое время воспитывавшего их после смерти отца. Вкупе с событиями Отечественной войны 1812 г., пришедшейся на детство Киреевских, воспитание Жуковского во многом повлияло на патриотический характер мысли братьев и ее литературоцентричность. Иван Киреевский учился в Германии, где слушал лекции Гегеля и даже был удостоен чести оказаться у него в гостях. Его брат Петр, впрочем, тоже обучался в Германии, в Мюнхене, где слушал лекции Шеллинга.

Александр Степанович Хомяков (1804–1860) родился в дворянской семье, был набожным человеком, военным, ветераном русско-турецкой войны 1828–1829 гг., живописцем и хорошим поэтом, получил отличное образование, в 1822 г. сдал экзамены на степень кандидата математических наук. Хомяков известен прежде всего своей философией соборности. Для него истина не может быть познана одним лишь разумом, для нее требуется опыт веры и общения с другими людьми: «Познание Божественных истин дано во взаимной любви христиан и не имеет другого блюстителя, кроме этой любви»[62]. Так христианская любовь становится в его философии необходимым источником познания, и так сама инстанция истины становится соборной, как и Церковь. Соборность мыслится им не только лишь как некоторое метафизическое единство верующих людей, но как прежде всего личный опыт, экзистенциальное единство идентичностей части и целого. Церковь должна быть единой, Вселенской, а все расколы и ответвления являются результатом нарушения соборного единства и гармонии. В случае с католицизмом происходит отход от принципа свободы, в случае протестантизма примат свободы подрывает единство, и лишь православие позволяет гармонично сосуществовать свободе и единству как метафизическим началам церковной общины.

В историософской работе «Записки о всемирной истории» Хомяков подробно разъясняет характер вероучительных отклонений. Сама история (в весьма западноцентричном ключе) представляется ареной противостояния двух начал: иранского и кушитского[63]. Впрочем, с древнейших времен в чистом виде эти силы не проявлялись ни в одном народе и силы, движущие народами, представляются комбинациями определенных пропорций обоих сакральных начал. Наибольшее свое выражение иранство обнаруживает в православной версии христианства, в то время как в западной Европе христианская вера «склонена» в сторону кушитского полюса. Этот уклон проявляется в общей наклонности к рационализму, католической политизированности, буржуазности и эгалитаризме протестантизма. Как и многие историософские работы, «Записки о всемирной истории» Хомякова содержат свою версию «конца истории» (или Европы) – в данном случае предвещается наступление новой эпохи, в которой именно славянский православный соборный мир сменит дряхлеющий европейский уклад.

Константин Сергеевич Аксаков (1817–1860) – публицист, поэт, литературный критик, историк и лингвист, учился с 1832 по 1835 г. на словесном отделении Московского университета, где участвовал в деятельности литературно-философского кружка Николая Владимировича Станкевича

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Маслин М. А. Многообразие русской философии // Философский журнал. 2023. Т. 16. № 3. С. 24–33.

2

Лурье С. В. Психологическая антропология: история, современное состояние, перспективы: учебное пособие для вузов. 2-е изд. М.: Академический проект: Альма Матер, 2005. 624 с.

3

Стефаненко Т. Г. Этнопсихология: учебник для студентов вузов. 5-е изд. М.: Аспект Пресс, 2014. 352 с.

4

Из «Шестоднева» Иоанна экзарха болгарского // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 2: XI–XII века. СПб.: Наука, 1999. С. 127.

5

Из «Шестоднева» Иоанна экзарха болгарского // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 2: XI–XII века. СПб.: Наука, 1999. С. 129.

6

Там же. С. 135.

7

Из Изборника 1073 года // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 2: XI–XII века. СПб.: Наука, 1999. С. 141.

8

Там же. С. 137.

9

Там же.

10

Из Изборника 1076 года // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 2: XI–XII века. СПб.: Наука, 1999. С. 408–409.

11

Слово о законе и благодати митрополита Илариона // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 1: XI–XII век. СПб.: Наука, 1997. С. 27.

12

Там же. С. 31.

13

Там же. С. 33.

14

Там же. С. 39

15

Там же. С. 41.

16

Слово о законе и благодати митрополита Илариона // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 1: XI–XII век. СПб.: Наука, 1997. С. 49.

17

Слова и поучения Кирилла Туровского. Притча о человеческой душе и теле // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 4. СПб.: Наука, 1997. С. 145.

18

Там же. С. 145–147.

19

Слова и поучения Кирилла Туровского. Притча о человеческой душе и теле // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 4. СПб.: Наука, 1997. С. 149.

20

Там же. С. 153–159.

21

Слово Даниила Заточника // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 4: XII в. СПб.: Наука, 1997. С. 277.

22

Слово Даниила Заточника // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 4: XII в. СПб.: Наука, 1997. С. 275–277.

23

Там же. С. 273.

24

Повесть о разорении Рязани Батыем // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 5: XIII век. СПб.: Наука, 1997. С. 143–149.

25

Там же. С. 147.

26

Слова и поучения Серапиона Владимирского // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 5: XIII век. СПб.: Наука, 1997. С. 373.

27

Там же. С. 375.

28

Слова и поучения Серапиона Владимирского // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 5: XIII век. СПб.: Наука, 1997. С. 379.

29

Там же. С. 383.

30

Легенда о граде Китеже // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 5: XIII век. СПб.: Наука, 1997. С. 181.

31

Там же. С. 179.

32

Житие Александра Невского. Повесть о житии и о храбрости благоверного и великого князя Александра // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 5: XIII век. СПб.: Наука, 1997. С. 359.

33

Пчела // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 5: XIII век. СПб.: Наука, 1997. С. 415–417.

34

Задонщина // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 6: XIV – середина XV века. СПб.: Наука, 1999. С. 107.

35

Поучение Владимира Мономаха // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 1: XI–XII век. СПб.: Наука, 1997. С. 473, 475.

36

Послания старца Филофея // Библиотека литературы Древней Руси: в 20 т. Т. 9: Конец XV – первая половина XVI века. СПб.: Наука, 2000. С. 298.

37

Максим Грек. Сочинения. Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра собственная типография, 1910. Часть первая. С. 43–44.

38

Хачаянц А. Г. Прочтение средневековой покаянной поэзии в хоровом цикле Альфреда Шнитке «Стихи покаянные» // Музыкальная академия. 2020. № 4 (772). С. 132–151.

39

Оксенов А. В. Народная поэзия. Былины, песни, сказки, пословицы, духовные песни, повести. С очерками главнейших отделов русской народной поэзии, объяснительным словарем и нотными образцами напевов народных песен. СПб.: Синодальная типография, 1908. 399 + IV c.

40

Татищев В. Н. Избранные произведения. Л.: Наука, 1979. 464 с.

41

Сковорода Г. С. Сочинения: в 2 т. М.: Мысль, 1973.

42

Русская мысль в век Просвещения. М.: Наука, 1991. С. 11–18.

43

Смирнов С. История Московской славяно-греко-латинской академии. М.: Тип. В. Готье, 1855. 428 с.

44

Русская мысль в век Просвещения. С. 26–30.

45

Екатерина II. Сочинения императрицы Екатерины II: на основании подлинных рукописей и с объяснительными примечаниями академика А. Н. Пыпина: в 12 т. Т. 8: Труды исторические. Записки касательно Российской истории. СПб.: Императорская Академия наук, 1901. С. 17–20.

46

Похилько Л. В. Зарождение идей педагогической антропологии в трудах М. В. Ломоносова, Н. И. Новикова, А. Н. Радищева // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2013. № 7–2. С. 176–183.

47

Ломоносов М. В. Elementa chimiae mathematicae. 1741. [Элементы математической химии. 1741] // Полное собрание сочинений. Т. 1: Труды по физике и химии. 1738–1746 гг. М.; Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1950. С. 79.

48

Философия: учебник / под ред. В. В. Миронова. М.: Норма: ИНФРА-М, 2021. C. 353.

49

История русской философии: учебник для студентов высших учебных заведений / под общ. ред. М. А. Маслина. М.: ИНФРА-М, 2013. С. 102–103.

50

Пушкин А. С. Статьи и заметки, предназначавшиеся для «Современника»: Александр Радищев // Критика и публицистика. М.: Директ-Медиа, 2015. С. 266.

51

Дидро Д. Дидро и Екатерина II: их беседы, напечатанные по собственноручным запискам Дидро / с пояснительным очерком и примечаниями Мориса Турне; в переводе К. К. Толстого. СПб.: издание редакции «Нового журнала иностранной литературы», 1902 (Тип. А. С. Суворина). 155 с.

52

Акимова Т. И. Литературный диалог Екатерины II и Г. Р. Державина об отношениях монархии и дворянства («Сказка о царевиче Хлоре» и державинский цикл стихотворений о Фелице) // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. 2010. № 5 (49). С. 134–138.

53

Аверин Н. М. Лирик-философ: этико-философские мотивы в поэзии Г. Р. Державина // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2004. № 3 (35). С. 5–12.

54

Державин Г. Р. Стихотворения / редакция и примечания Г. Р. Гуковского; вступительная статья И. А. Виноградова; вступительная статья о «Библиотеке поэта» М. Горького. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1933. С. 105.

55

Державин Г. Р. Объяснения на сочинения Державина, им самим диктованные родной его племяннице, Елисавете Николаевне Львовой, в 1809 году, изданные Ф. П. Львовым в четырех частях / [предисл.: Федор Львов]. СПб., 1834. С. 3.

56

Клейн Й. Религия и Просвещение в XVIII веке: ода Державина «Бог» // XVIII век. 2004. Т. 23. С. 126–133.

57

Державин Г. Р. Стихотворения. С. 105.

58

Есаулов И. А. Ода Г. Р. Державина «Богъ»: новое понимание // Проблемы исторической поэтики. 2016. № 14. С. 45–67.